Время собирать камни - Александр Михайловский

Уже позднее Романовы узнали, что дворец Ай-Тюдор и имение Дюльбер на другой день после их тайного отъезда был разграблен и сожжен.

К парадному входу в Таврический дворец подошел высокий человек в шляпе и костюме явно иностранного покроя, под руку с красивой черноволосой женщиной.

Человек в странной пятнистой военной форме, по всей видимости, старший красногвардейского караула, сделал шаг вперед, и сказал, — Товарищ, будьте добры, предъявите пропуск.

Человек в шляпе сказал с заметным английским акцентом, — У меня нет пропуска, товарищ. Я Джон Рид, американский журналист, член Социалистической Партии Северо-Американских Соединенных Штатов. Пришел взять интервью у вашего нового премьера, товарища Сталина. А это моя жена, товарищ, Луиза Брайант.

Пятнистый достал из сумки блокнот, заглянул в него, а потом спросил, — Джон Рид? Есть такой! Рад с вами познакомиться, товарищ Рид.

— А вы разве, меня знаете? — изумился человек в заграничной шляпе.

— А как же, товарищ Рид, — ответил "пятнистый", захлопывая блокнот, — наслышан про вас, наслышан. Добро пожаловать в Совнарком. Товарищ Сталин вас ждет, мы как раз собирались послать за вами автомобиль.

— За мной? — удивился Джон Рид, глядя на крытый пятнистый легковой автомобиль своими массивными рублеными формами производившего впечатление несокрушимой мощи, — Но, товарищи, я всего лишь журналист, работаю на журнал "The Masses", "Массы" по-русски. Я знаю товарища Сталина, не лично конечно, но по репутации, как редактора главной большевистской газеты. А теперь он стал первым человеком в новом правительстве. Поэтому я хотел бы взять у него интервью. Думаю, что рабочим всего мира будет интересно узнать, кто он — руководитель первого в мире государства рабочих и крестьян.

Человек в пятнистом кивнул, — Заходите, пожалуйста, товарищ Рид, я вас провожу. И вы, мисс Брайант. Или вас лучше называть миссис Рид?

Луиза Брайант гордо вскинула голову, — Мы с товарищем Ридом не верим в условности и конвенции. Поэтому и я оставила свою девичью фамилию. Я не вижу причины, по которой женщина должна менять фамилию только потому, что она вступила в брак. И называйте меня товарищ Брайант.

Человек в пятнистом только пожал плечами, показывая, что каждый сходит с ума по своему, и что милые условности, подобно фиговым листкам, зачастую прикрывают железобетонные законы природы, которые так просто не обойдешь. Не тратя времени на формальности, человек в пятнистом вытащил из нагрудного кармана маленькую черную коробочку, и произнес в нее, — Со мной журналисты Джон Рид и Луиза Брайант, к товарищу Сталину.

Коробочка в ответ прохрипела, — Проведите их, товарищ Сталин ждет.

Товарищ Сталин оказался невысоким рябым человеком с рыжеватыми усами. Он гостеприимно предложил Риду и Брайант присесть, и предложив им чаю, сказал, — Мне сообщили, что вы оба неплохо говорите по-русски. Так что, надеюсь, наша беседа пройдет без недопонимания?

Джон Рид кивнул, — Товарищ Сталин, мы здесь уже с августа. А до того, как мы приехали в Россию, мы учили русский язык у политических эмигрантов. Я уже собирался брать интервью у товарища Керенски, но он так неожиданно ушел в отставку.

Сталин кивнул, и чуть в развалку прошелся по кабинету, — Хорошо, товарищи. О чем мы будем говорить?

— Товарищ Сталин, — сказал Джон Рид, — трудящиеся всего мира хотели бы узнать, что представляет из себя глава нового русского правительства социалистов. Правительства, столь разительно отличающегося от Временного правительства господина Керенски.

Сталин усмехнулся в усы и медленно произнес, — Скажите, а в чем вы лично видите такие уж коренные отличия?

Джон Рид вздохнул, — Товарищ Сталин, еще неделю назад мы продавали привезенную из Америки одежду, чтобы хоть как-то прокормиться. Выходить на улицу ночью было безумием. Выходить на улицу днем было тоже небезопасно. Неделю назад я бы пошел один, взяв с собой револьвер, и оставил бы Луизу на съемной квартире. А теперь вдруг все как по мановению волшебной палочки изменилось. Эти ваши патрули на улицах, появившиеся будто ниоткуда. Грабителей, убийц и насильников они без всякой пощады стреляют на месте. Городские обыватели не очень-то любили большевиков, но сейчас, вздохнув спокойнее, они готовы просто благословлять вас. А сегодня я видел на улице казаков с красными повязками, парный патруль. Они ехали на своих лошадях, никого не трогали, но, видя их, люди думают что скоро, наконец, вернется спокойная жизнь как до войны.

Сталин кивнул, — Да, товарищи, первыми нашими шагами было наведения элементарного порядка в городе. Ведь, согласитесь, что честно трудящиеся люди, а к их числу можно отнести и рабочих, и инженеров с профессорами и даже офицеров, а так же их близкие, должны иметь возможность ходить по улицам и переулкам Петрограда без страха быть зарезанными, ограбленными и изнасилованными. А что насчет расстрелянных бандитов, то, как у нас говорят — собакам — собачья смерть. Хотя сами собаки, наверное, обиделись бы от такого сравнения. Ведь они честно помогают людям, охраняя их дома и имущество. По-моему, бандитов лучше сравнивать с шакалами, вот самая достойная для них компания.

Джон Рид, быстро чиркающий карандашом в журналистском блокноте, снова поднял голову, — Товарищ Сталин, а не могли бы вы рассказать нашим читателям о вашей биографии?

Задумавшись, Сталин пересек кабинет из конца в конец, — Значит так, товарищи. Биография у меня самая простая. Я родился в самом конце 1878 года в городе Гори в Тифлисской губернии. Это на Кавказе. Отец мой был простой сапожник, а мать работала прачкой. Семья наша была бедной. Я учился в духовной семинарии за казенный счет, как отличник. Именно в это время я понял, что справедливость не упадет с неба по милости Божьей, а за нее надо бороться на земле. И по велению сердца я ушел в революцию, посвятив все свою жизнь борьбе за построение лучшего мира. Приходилось мне бывать и в ссылке и в тюрьме. В последнее время, вернувшись из ссылки, я работал главным редактором газеты "Правда" и "Рабочий путь". Теперь, когда большевики взяли власть в свои руки, партия поставила меня во главе правительства.

Джон Рид пожал плечами, делая пометки в своем блокноте, — А товарищ Троцкий утверждает, что революция — это его личная заслуга, и что именно он является лидером большевиков.

Сталин усмехнулся в усы, — Товарищ Троцкий — большой фантазер. Он не представляет здесь никого, кроме кучки его сторонников и заокеанских политэмигрантов, которые приехали "цивилизовать Россию". Он мечтает о власти для себя, а не для народа…

— Но ведь именно он призывает к немедленной мировой революции, — возразил Джон Рид.

Сталин внимательно посмотрел на американского журналиста, — Скажите, товарищ Рид, вот вы лично готовы принести Соединенные Штаты в жертву мировой революции? Чтобы в вашей стране снова вспыхнула гражданская война и американцы, как и полвека назад, снова резали глотки друг другу?

Джон Рид вскинул голову, — Я вас не понял, товарищ Сталин. Ведь смысл мировой революции заключается именно в том, чтобы самые широкие народные массы везде жили достойно. И уплаченная за это цена…

— Цена тоже может оказаться чрезмерной, — возразил Сталин, — и кроме того, может получиться так, что массы платили за одно, а на самом деле получили совсем другое. У таких вождей, как Троцкий искусство подмены понятий сидит в крови. И, кроме того, товарищ Троцкий призвал к тому, чтобы морить население Петербурга голодом. — Зачем? Прямых целей связанных с социалистическими идеалами я тут не вижу, а значит, есть какие-то скрытые цели, о которых не говорят вслух.

Мы же первым делом добились того, что продукты, которые раньше не доходили до жителей города, теперь привозятся, и поступают в продуктовые магазины в достаточном количестве. А про мировую революцию… Товарищ Троцкий сказал, что Россия для него — всего лишь охапка хвороста, брошенная в костер мировой революции. Мы же строим новую Россию, где все сословия будут равны, и будут жить достойно. Мы за мир, но за такой мир, в котором Россия ничего не потеряет. Товарищ Троцкий же мечтает о "перманентной революции", когда от зажженного у нас костра полыхнет по всему земному шару. А то, что от России останется лишь горсть золы, его совершенно не волнует.

Джон Рид снова чиркнул карандашом в своем блокноте, — Скажите, что вы думаете по поводу того, что товарищ Троцкий призывает к сотрудничеству с люмпен-пролетариатом, как с самым классово близким элементом.