Натюрморт из Кардингтон-кресент - Энн Перри

— Четыре или пять, — пробормотала она, — точно не помню. И еще мы поймали убийцу. Спросите тетушку Веспасию, если у вас хватит смелости. Она в курсе этого дела.[6]

— Могу и спросить.

Эмили с некоторой неохотой высвободилась из его рук — все оказалось приятнее, чем следовало, — и мимо цветов и лиан направилась к выходу.

Миссис Марч рассуждала о рыцарственном творчестве художников-прерафаэлитов, их тщательной проработке деталей и изысканности цветов. Уильям слушал ее с болезненной гримасой. И дело не в том, что он не одобрял ее взглядов, а в том, что миссис Марч абсолютно не понимала того, в чем, по его мнению, заключалась истинная суть этого течения в искусстве. Лавиния Марч не чувствовала главной страсти этих художников, замечая в их живописных работах одну лишь сентиментальность.

Тэсси и Сибилла сидели так, что были вынуждены либо слушать, либо открыто проявлять невежливость, однако воспитание препятствовало последнему. Со своей стороны, Юстас был хозяином дома, и от него требовалось проявление показной благовоспитанности. Повернувшись спиной к женщинам, он рассуждал о моральных обязательствах положения в обществе. На лице Джорджа было написано выражение вежливого интереса, за которым на самом деле пряталось полное отсутствие такового. Зато он то и дело поглядывал в сторону двери, ведущей в оранжерею. Должно быть, от него не ускользнуло, как в ней скрылись Эмили и Джек Рэдли.

Эмили ощутила пугающий прилив возбуждения. Похоже, что задуманная цель все-таки достигнута. Она шла на шаг впереди Джека, по-прежнему ощущая его близость, тепло и нежность его прикосновений.

Войдя в гостиную, Эмили села рядом с Веспасией и сделала вид, будто слушает Юстаса. Остаток вечера прошел в том же духе. Эмили обратила внимание, что уже поздно, лишь когда часы показывали без двадцати пяти минут полночь.

Возвращаясь в гостиную из ванной комнаты наверху, она прошла мимо двери утренней комнаты, из которой донеслись приглушенные голоса.

— …вы трус! — Это был голос Сибиллы, чуть охрипший от гнева и презрения.

— Не говорите мне…

— Вы можете верить во что угодно!

Ответ заставил ее замолчать.

Эмили остановилась как вкопанная. В ней боролись надежда и страх, она почувствовала, что вся дрожит. Это был Джордж. И он был вне себя от ярости. Этот тон был хорошо ей знаком — помнится, ее муж был точно так же зол, когда во время скачек его жокей проиграл заезд. Тогда это была наполовину и его вина, и он отлично это знал. Теперь его гнев предназначался Сибилле. Впрочем, и ее голос также был полон ярости. Дверь будуара распахнулась, и на пороге возник Юстас. В любое мгновение он мог обернуться и увидеть, что Эмили тайком подслушивает разговор мужа. Гордо вскинув подбородок, она пошла дальше, стараясь, однако, уловить конец разговора в утренней комнате. Увы, резкие голоса накладывались друг на друга, и было невозможно разобрать слова.

— А-а-а… это вы, Эмили, — обернулся Юстас. — По-моему, пора спать. Вы наверняка устали.

Это было утверждение, а не вопрос. Юстас считал себя вправе определять, кому когда полагается идти спать, и неизменно выступал в этой роли, как делал всегда, когда вся его семья собиралась вместе под одной крышей. Он привык раздавать указания направо и налево, вечно кого-то поучал, поскольку считал это своим долгом и прерогативой. Оливия Марч, покуда была жива, делала вид, что во всем его слушается, а потом все равно поступала по-своему, однако делала это столь тонко и умело, что Юстас ничего не замечал. Многие его лучшие идеи на самом деле были ее идеями, но она подавала их таким образом, что муж наивно считал их своими собственными, упрямо отстаивал их и старательно воплощал в жизнь.

У Эмили не было ни малейшего желания вступать с Юстасом в спор. Она вернулась в гостиную, пожелала всем спокойной ночи и направилась к себе в спальню. Здесь она разделась, отдав распоряжения на следующее утро, отпустила горничную и уже собралась лечь в постель, когда неожиданно раздался стук в дверь.

Эмили застыла на месте. Это мог быть только Джордж. Может, притвориться спящей и не отзываться? Она не сводила взгляда с дверной ручки, как будто та могла повернуться сама и впустить внутрь ее мужа.

Стук повторился снова, на этот раз громче прежнего. Возможно, это ее единственный шанс. Если она сейчас оттолкнет Джорджа, то потеряет его навсегда.

— Войдите!

Дверь медленно отворилась. В дверном проеме возник Джордж. Вид у него был взвинченный. Еще бы, ведь Сибилла только что закатила ему сцену, а Джордж терпеть не может сцен. Эмили сразу поняла, как ей следует поступить. С ее стороны было бы верхом неблагоразумия в данный момент выяснять отношения. Очередной скандал ему ни к чему.

— Здравствуй, — произнесла она с едва заметной улыбкой, делая вид, что происходящее — совершеннейший пустяк, неспособный перевернуть их жизни, отнять все самое дорогое, что у нее есть.

Джордж осторожно вошел в комнату. За ним по пятам увязался спаниель миссис Марч, который, к неудовольствию своей хозяйки, проникся к нему нежной привязанностью. Джордж явно не знал, что сказать, опасаясь, что Эмили лишь ждет благоприятного случая высказать обвинения в его адрес, причем обвинения оправданные, оспаривать которые он был не вправе.

Эмили отвернулась, дабы облегчить мужу возможность раскаяния, как будто случившееся было в порядке вещей. Сама она отчаянно пыталась найти правильные слова. Ей меньше всего хотелось обидеть мужа, усугубить возникшее между ними отчуждение.

— Мне очень понравилось, как мы с Тэсси провели этот день, — начала она небрежным тоном. — Викарий ужасно скучен, так же, как и его супруга. Теперь мне понятно, почему их так любит Юстас. У них много общего, вроде взглядов на простоту добродетели, — Эмили состроила забавную гримаску, — и добродетели простоты. Особенно в женщинах и детях, между которыми, по их мнению, практически нет никакой разницы. Что же касается помощника викария, то он очарователен.

Джордж опустился на пуф, стоявший перед трюмо. Эмили не без симпатии наблюдала за ним; похоже, ее обида на мужа пошла на убыль. Джордж, судя по всему, задержится здесь всего на несколько минут, но и это уже неплохо.

— Я рад, — произнес он с неловкой улыбкой, пытаясь поддержать разговор. Нет, это просто смешно. Всего месяц назад они разговаривали, как старые друзья, и наверняка посмеялись бы вместе над занудством викария. Теперь же Джордж лишь посмотрел на нее испытующим взглядом, пусть даже взгляд этот длился всего лишь мгновение.

Он поспешил отвести глаза, не осмеливаясь давить на Эмили, как будто опасался отпора с ее стороны.

— Мне всегда нравилась Тэсси, — произнес он. — Она — типичная представительница ветви Камминг-Гульдов в семействе Марчей. Мне кажется, у них с Уильямом много общего.

— Оно и к лучшему, — искренне призналась Эмили.

— Тебе понравилась бы тетушка Оливия, будь она жива, — продолжал Джордж. — Ей было всего тридцать восемь, когда она умерла. Дядя Юстас был безутешен в своем горе.

— После того, как она за пятнадцать лет произвела на свет одиннадцать детей, в этом нет ничего удивительного. Бесконечные роды подорвали ее здоровье, — с сарказмом заметила Эмили. — Впрочем, дядя Юстас вряд задумывался об этом.

— Мне тоже так кажется.

Эмили с улыбкой повернулась к мужу, обрадованная тем, что Джордж произнес слова, которых она от него никак не ожидала. На короткий миг ей показалось, что к ним вернулась былая сердечность и теплота их отношений. Тем не менее она поспешила отвести взгляд: было бы больно обмануться в своих надеждах.

— Я всегда полагала, что приходить в дома бедняков куда более оскорбительно для них, чем просто закрывать глаза на их страдания, — вновь заговорила она. — Но теперь мне кажется, что Тэсси права. Ведь она делает это от чистого сердца.

— Да, она такая, — согласился Джордж и прикусил губу. — Хотя, слава богу, она пока что не пошла по стопам Шарлотты. Хотя, возможно, это лишь вопрос времени. — С этими словами Джордж встал, опасаясь, что, если задержится на секунду дольше, вернувшаяся теплота их отношений исчезнет. Тем не менее у двери он замешкался, как будто передумал. Может, стоит поцеловать Эмили или это все-таки преждевременно? Да, да, не стоит торопиться. Вместо поцелуя Джордж протянул руку и легонько коснулся плеча жены.

— Спокойной ночи, Эмили, — произнес он и убрал руку.

Она серьезно посмотрела на него. Если Джордж вернется, то только на ее условиях, иного она просто не допустит.

— Спокойной ночи, Джордж, — негромко ответила она. — Приятных сновидений.

Джордж вместе со спаниелем медленно вышел из комнаты и плотно закрыл за собой дверь. Эмили легла на постель и, свернувшись калачиком, обняла колени. В следующую секунду слезы облегчения уже щипали ей глаза. Ей не было необходимости сдерживать себя, слезы свободно скатывались по щекам. Нет, конец этой истории еще не наступил, однако чувство беспомощности исчезло. Она знает, что ей делать. Эмили потянулась за носовым платком и высморкалась, громко, совсем не по-женски. Этакий трубный звук триумфа.