Вокруг Света 1996 №07 - Журнал «Вокруг Света»

Опустилась ночь. На мачтах австрийцев суетно мигали клотиковые огни. «Переговариваются, — думал Маньковский, — советуются, как бы и невинность соблюсти, и капитал приобрести... Да, кашка заварилась крутенькая. Доведись до драки — исход ясен. Все пропорции куда как не в нашу пользу. Но иначе-то ведь нельзя. Никак нельзя. Не Маньковского обидели — Андреевскому флагу поношение учинили. А этакое прощать никак невозможно. Честь флага — честь державы российской. И тут никакой бухгалтерии не место. Делай что надлежит, и будь что будет... Помню, как шесть лет назад, в русско-японскую войну, командуя «Кубанью», с большой радостью пустился в рейдерство, чиня препоны всем судам мира, что могли везти японцам снаряжение и боеприпасы. Тоже жизнь свою на страх отваживал... И сегодня не дрогну. И люди наши — не дрогнут. Ибо честь — превыше жизни. А уж честь державы — и того выше».

Ужин в кают-компании протекал как всегда: тот же длинный, устланный крахмальной скатертью стол, тот же фарфоровый кузнецовский столовый сервиз — гордость кают-компании «Цесаревича», специально заказанный офицерами на деньги из своего жалованья, те же вышколенные вестовые в белых голландках и белых перчатках. Однако в поведении офицеров явно чувствовалось готовое разрядиться от малейшей искры напряжение.

Главной темой разговоров был, разумеется, инцидент с салютом наций.

— Это же явное небрежение и морская невоспитанность! — петушился молоденький мичман Гордеев. — И крепость, и эскадра...

— Больше двадцати вымпелов пришло... — подхватил его круглолицый сосед.

— Вы бы, господа, подсчетами этими поменьше занимались. О супостате важно знать, где он, а сколько его — дело десятое, — солидно изрек не одну кампанию с Маньковским проделавший минный офицер.

— Вспоминайте Казарского и бриг «Меркурий». Тоже баланс был не в его пользу, но флага российского не посрамили. Не посрамим, Бог даст, и мы! Наш адмирал, Николай Степанович, тоже моряк отменный, — завершил беседу старший офицер. — А теперь — по своим постам, господа, команды ждут вас, люди решимости полны. «Отважим на страх жизнь свою», как любит говорить наш адмирал.

Прислуга всю ночь дежурила у орудий. Дважды являлся на «Цесаревич» флаг-капитан князя Монтекуккули, уговаривал избежать конфликта, доказывал, что австрийская эскадра должна уйти до рассвета. Русский адмирал твердо стоял на своем.

Перед рассветом, около четырех утра, австрийцы развели пары, из корабельных труб клубами повалил дым. Двинься эскадра, и заговорят русские пушки.

— Гардемаринов Черкашина и князя Мещерского ко мне на мостик, — приказал адмирал.

— Ну, вот, господа гардемарины, рад вас снова видеть.

Побудьте со мной рядом, полюбуйтесь, как мы жизнь свою на страх отважим и австрияка прихватим. Посмотрим, чьи нервы крепче.

Шинель накиньте, ваше превосходительство, — поднялся на мостик адмиральский вестовой с шинелью в руках. — Не ровен час, застудитесь.

Адмирал недовольно засопел, однако шинель на плечи все же накинул. Светало. Легкая рябь побежала по маслянисто-гладкой воде.

Адмирал достал из грудного кармана часы-луковицу — императорский подарок за отличные стрельбы. Время приближалось к восьми. Корабли готовились к подъему флага. Отсалютуют или нет? — не давала покоя тревожная мысль.

— На флаг и гюйс. Смирно! — раздался звонкий голос командира корабля. — Флаг и гюйс — поднять!

Команда замерла на своих местах, радостно и торжественно запели горны, флаг и гюйс пошли вверх.

И в ту же секунду бастионы крепости громыхнули салютом русскому флагу. Салютовали русским и корабли австрийской эскадры. Адмирал Маньковский считал залпы. Все честь по чести — двадцать один! Ну, теперь пусть уходят восвояси.

Австрийцы и впрямь не заставили себя ждать. Сразу вслед за салютом эскадра пошла в море. — Всему отряду! Команды — во фронт. Оркестрам — играть австрийский гимн! — скомандовал адмирал Маньковский.

Оркестр грянул медью. С австрийского флагмана в ответ полились молитвенные звуки Российского гимна. Адмирал Маньковский стоял, приложив руку к фуражке, пока мимо «Цесаревича» не прошел последний австрийский корабль.

— Так-то вот, юноши, — сказал он гардемаринам. — Миссия наша выполнена, и флаг наш не посрамлен, и делать нам здесь больше нечего, и на берег сходить в Фиуме мы не будем. Домой пора, в Россию. У нее же, у нашей матушки, как говаривал блаженной памяти государь-император Александр III, только двое на свете союзников — армия ее да флот. Пусть же стоит неколебимо наша держава. А флагу Андреевскому — реять над морями во веки веков!

Лемир Маковкин, капитан 1 ранга

На траверзе — на край света

Метеосводки о состоянии погоды в проливе Дрейка начали поступать на борт «Крузенштерна» еще на подходе к Монтевидео. Их по нескольку раз на дню передавала по спутнику чилийская метеостанция. На одной из таких синоптических карт, от 15 декабря, четко вырисовывались очертания южной оконечности латиноамериканского континента и северных берегов Антарктиды, испещренные изогнутыми линиями — изобарами. В четырех местах, близ антарктического побережья, чуть южнее мыса Горн и в юго-восточной части Тихого океана, эти изобары были скручены в плотные кольца неровной, грушевидной формы.

В штурманской рубке мы со вторым помощником капитана Сергеем Тупиковым, склонившись над штурманским столом, внимательно рассматриваем карту.

— В проливе Дрейка сошлись три циклона, — говорит Сергей и указывает пальцем на три «груши», образующие как бы треугольник.

— Что это значит? — спрашиваю.

Сергей еще раз взглянул на карту:

— Судя по всему, там сейчас ураган. Шторм — баллов двенадцать, а скорость ветра порядка 25-30, с порывами до 40 метров в секунду. Два циклона устойчивые, третий перемещается на восток, — обстоятельно пояснил он, и, малость поразмыслив, добавил: — Видишь, движется. Но мы его, вероятно, не зацепим.

Циклон шел со скоростью 20 узлов. В общем, положение было таково. Два циклона, ближайшие к Антарктике, оставались малоподвижными и висели у берегов Антарктиды постоянно. Но прямой угрозы для нас они не представляли. Другое дело — третий, один из тех, что образуются в Тихом океане. Он-то и проносился сейчас мимо мыса Горн со страшной силой.

Дней через пять, когда мы стояли в Монтевидео, эту обстановку подтвердили моряки с российского контейнеровоза «Краснодон». Кто-то из них прямо так и сказал: «Да, ребята, мы вам не завидуем...»

И у этого «краснодонца» были на то все основания: питерское судно недавно обогнуло мыс Горн — только с запада на восток, при попутных ветре и волне, — и ему там пришлось туговато. Нам же предстояло идти под парусами — и, по сути, против ветра. Словом, задача была наитруднейшая. А впереди еще ревущие сороковые и грозные пятидесятые — до неистовых шестидесятых мы, слава Богу, не опустимся.

Тем временем «Крузенштерн» 23 декабря миновал небезызвестную 37-ю параллель — она пролегает через побережье Аргентины, грубо говоря, между мысом Меданос и селением Пинамар. Эта часть берега, в частности, имеет довольно звучное название — Атлантида-Архентина, хотя сам берег уныл и однообразен.

На следующий день мы вошли в сороковые широты, а спустя три дня — в пятидесятые. Но странно... Ни штормов, ни рвущего паруса ветра. Мы двигались вдоль шельфа, к тому же в летнее время. По словам гидролога Александра Ремесло — он из Калининградского института АтлантНиро, — в это время года, да еще в прибрежной зоне, Атлантика, как правило, спокойна. Иное дело Тихий и Индийский океаны. Так что шли мы себе тихо-мирно дальше и дальше на юг. Единственно — с каждым днем становилось все прохладнее. Антарктика была близка.

А обстановка на барке меж тем не отличалась разнообразием — «Крузенштерн» жил по расписанию, предусмотренному хрестоматией плавательной практики. После завтрака, в восемь тридцать, у палубной команды — обычные судовые работы; у курсантов и юнг — вахта и учеба; после обеда — все то же самое. Время от времени парусные авралы... И так каждый день. Ну как тут не вспомнить Джозефа Конрада: «...нет ничего более заманчивого, разочаровывающего и порабощающего, чем жизнь на море...»

Утром 26 декабря «Крузенштерн» лег в дрейф в 360 милях к северу от Фолклендских островов. Мы пришли на рандеву с калининградским траулером «Александр Боголюбов», чтобы принять с его борта рыбу для камбуза. И вот тут-то случилось забавное.

В полдевятого к нам подошел оранжевый вельбот с «Боголюбова». Командовал им второй помощник капитана Андрей Марков — он, как оказалось, учился в Балтийской академии рыбопромыслового флота на одном курсе вместе с нашим «вторым» — Сергеем Тупиковым. Старые друзья-приятели встретились почти на самом краю света. Андрей поднялся к нам на борт. А следом за ним — еще трое «боголюбовцев». Один из них, парень в белом платке вокруг головы, третий электромеханик Валерий Цебенко, как выяснилось, доводился дальним родственником нашему четвертому механику Саше Морозову. Они встретились по-родственному — обнялись, расцеловались. И Сашка повел, скажем так, кузена к себе в «машину» показывать свое хозяйство.