Искатель следов - Густав Эмар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На эту речь шайка отвечала приветственными криками.
— Кабальеро, — продолжал Красный Кедр. — Вот этот достойный монах хочет призвать благословение небес на наше предприятие: станьте все на колени, преподобный отец даст вам отпущение грехов.
Бандиты сейчас же спрыгнули с лошадей, сняли свои шляпы и преклонили колени на песок.
Брат Амбросио прочитал длинную молитву, которую они выслушали с примерным терпением, а в заключение монах дал им отпущение грехов.
Рейнджеры поднялись, радуясь, что таким образом отделались от тяжкого бремени своих грехов, и снова сели на лошадей.
Тогда Красный Кедр прошептал несколько слов на ухо брата Амбросио, который утвердительно кивнул головой и тотчас же удалился по направлению к асиенде де-ла-Нориа в сопровождении Андреса Гарота.
Скваттер повернулся к рейнджерам, ожидавшим его приказаний.
— Я вам говорил, куда мы идем, кабальеро, — сказал он, — Итак, с Богом, в путь… Старайтесь соблюдать тишину, если хотите захватить дичь в логовище; вы знаете, что проклятые индейцы хитры, как опоссумы39.
Отряд понесся галопом. Красный Кедр и его сыновья ехали во главе.
Была одна из тех тихих ночей, которые располагают душу к мечтательности; такие ночи бывают в одной только Америке.
Темно-синее небо было усеяно бесчисленным множеством звезд, среди которых блистал величественный Южный Крест, сиявший точно царская мантия; прозрачная атмосфера позволяла различать предметы на большом расстоянии; полная луна лила свои серебристые лучи, придававшие пейзажу фантастический вид; таинственный ветерок пробегал по волновавшимся вершинам больших деревьев, и по временам смутный шум рассекал пространство и терялся вдали.
Рейнджеры все еще продолжали скакать, молчаливые и угрюмые, подобно призракам старинных легенд, и не более чем через час они уже достигли ранчерии.
В деревне все покоилось сном, ни одного огня не светилось в хакалях; индейцы, утомленные тяжелыми дневными работами, отдыхали в своих хижинах, считая себя в полной безопасности под покровительством мексиканских законов и не боясь никакого предательства.
Красный Кедр остановился в двадцати шагах от ранчерии.
Он расставил своих всадников таким образом, чтобы окружить деревню со всех сторон.
Когда все заняли свои места и зажгли факелы, Красный Кедр издал страшный клич апачей, и рейнджеры помчались с громкими криками во весь опор в деревню, размахивая факелами, которые они бросали на крыши хакалей.
Затем началась резня, описать которую бессильно человеческое перо.
Несчастные индейцы, врасплох застигнутые во время сна, в испуге выбегали из своих жилищ и беспощадно убивались и скальпировались рейнджерами, которые потрясали с сатанинским смехом дымящимися и окровавленными волосами.
Женщины, дети, старики — все одинаково избивались беспощадными врагами.
Деревня, подожженная факелами рейнджеров, вскоре представляла из себя огромный костер, где вперемешку метались жертвы и палачи.
Несмотря на это, небольшому числу индейцев все-таки удалось пробиться сквозь ряды нападавших, и они, образовав тесную группу из двадцати человек, отчаянно сопротивлялись своим убийцам, до крайности опьяненным запахом крови.
Во главе этой группы сражался высокого роста полуголый индеец с умными чертами лица; вооружившись сошником от плуга, которым он действовал с чрезвычайной силой и ловкостью, он убивал нападающих, как только те осмеливались приблизиться к нему.
Это был касик племени корасов. У ног его валялись с распоротыми животами его мать, его жена и двое его детей; несчастный боролся с энергией отчаяния; он не думал о спасении своей жизни, а только хотел ее продать как можно дороже.
Сколько ни стреляли в него рейнджеры, касик казался неуязвимым; из всех пуль ни одна не попала в цель.
Он все еще продолжал сражаться, и тяжесть его оружия, по-видимому, не утомляла его руки.
Рейнджеры подстрекали друг друга покончить с ним, а между тем ни один не осмеливался к нему приблизиться.
Но этот бой не мог продолжаться долго; из двадцати человек, окружавших касика, когда он начал битву, в живых оставалось двое или трое, а все остальные были уже убиты.
Пора было кончать. Кольцо врагов, окружавшее храброго индейца, сужалось все более и более, и смерть была для него только вопросом времени.
Рейнджеры, сознавая невозможность победить этого человека с львиным сердцем, изменили тактику.
Они перестали на него нападать и удовольствовались тем, что образовали вокруг него непроходимый круг, выжидая, пока его силы совершенно истощатся, для того, чтобы кинуться на эту добычу, которая не могла от них ускользнуть.
Корас понял намерение своих врагов; презрительная улыбка скривила его губы, и он сам смело кинулся на этих людей, отступавших перед ним.
Вдруг, движением быстрее мысли, он бросил сошником в рейнджеров, а затем, прыгнув как пантера, вскочил на ближайшую лошадь и с силой сжал в своих могучих руках сидевшего на ней всадника.
Прежде чем рейнджеры пришли в себя от удивления, индеец, все так же продолжавший душить всадника, вытащил из-за пояса кинжал с острым и длинным лезвием и воткнул его по самую рукоятку в бок лошади, которая заржала от боли и, ринувшись как сумасшедшая в самую середину свалки, проложила себе путь сквозь толпу нападающих и понеслась с головокружительной быстротой.
Рейнджеры, приведенные в ярость внезапным исчезновением опасного врага, похитившего к тому же одного из их шайки, с громкими криками бросились за ним вдогонку.
Вместе со свободой мужественный корас вернул себе и всю свою энергию, — теперь он был спасен.
Несмотря на все старания рейнджеров догнать убегающего врага, это им не удалось, и последний скоро исчез во мраке.
Касик продолжал скакать до тех пор, пока изнемогшая от усталости лошадь не свалилась совсем.
Индеец все еще не выпускал полу задушенного всадника, и они вместе с лошадью свалились на землю.
Судя по костюму пленника кораса, его можно было принять за индейца-апача.
Корас с минуту внимательно рассматривал лежавшего на земле человека, а потом презрительная улыбка скривила его губы.
— Ты не краснокожий, — сказал он ему хриплым голосом, — ты бледнолицая собака. Зачем надел ты львиную шкуру, когда ты всего лишь только трусливый койот?
Рейнджер, оглушенный падением и полузадушенный руками индейца, сжимавшего его во время скачки, как тисками, не отвечал ни слова.
— Я мог бы убить тебя, — продолжал индеец, — но этого для тебя слишком мало. Я хочу, чтобы ты и твои друзья заплатили за пролитую вами сегодня ночью кровь… Я наложу теперь на тебя метку, чтобы потом узнать тебя.