Бестиарий - Сергей «Сид» Гребнев

пустующих машин. Занимало это у него буквально секунды – подойдет к тачке, примерится, свернет крышку бензобака, шланг сунет, несколько подсасывающих движений ртом, и льется в ведро или в банку драгоценная жидкость. Пришел вот так вот как-то днем уже с бензином в банке, под моим контролем помыл руки, успев, правда, выдавить в рот полтюбика зубной пасты, мятной маминой. У нас колеса были, закинулись. Скоро мама должна была прийти с работы. Разлили бензин. Вышли. Ганс в пальто своем ногой дверь открыл. А тут, опа, случайный неспешный патруль в составе двух знакомых ментов.

– О бля, Бензин! – обрадовался один из них.

Кличку Бензин они ему давно дали, когда он раньше приезжал к нам.

– Куда пропал, Бензин? – добродушно спросил второй.

– А вы, кстати, куда, Гребневы? – спросил первый нас с братом, пытавшихся отойти в сторону, как будто мы здесь ни при чем.

– Сюда идите! – приказал второй.

Мы подошли, вздохнув.

– Руки в небо! – почти ласково.

Подняли руки. Второй мент прохлопал карманы, в которых обычно ничего не лежало и не хранилось. Циклодол на всякий случай я носил в носке. А бензин мы с братом уже неделю для конспирации наливали в жестяные банки из-под кока-колы. Это брат придумал. Дырочка в боку, и дышать можно даже в метро. Вот и сейчас в задранных наших с братом руках были сжаты жестянки с бензином. Ганс же дышал по старинке из пакета, который он, увидев ментов, успел спрятать в карман. Но маслянистый кончик пакета торчал.

– Это что, бензин? – спросил первый мент, тыкая дубинкой в Ганса.

Вздохнув, Ганс достал пакет.

– Понятно! – сморщился второй.

– Что еще в карманах, руки подними! – Первый мент брезгливо провел руками по плащу.

Во внутреннем верхнем кармане справа что-то топорщилось бугром.

– Что там? – спросил строго первый мент.

– Ничего, – Ганс смущенно отвернулся.

– Доставай, бля! – рыкнул второй и ткнул Ганса дубинкой в живот.

Ганс надулся, уперся взглядом в землю и пробурчал под нос, пытаясь отойти:

– Не буду!

– Стоять, сука! – сказал первый и схватил Ганса за рукав.

Второй, преодолев отвращение, полез Гансу в карман. Тот покраснел. Двумя пальцами мент вытащил что-то скомканное. Развернул. Мы с братом засмеялись.

– Блять! – выпучил глаза первый.

– Идиот, сука! – выругался второй и бросил на асфальт грязный и мятый школьный галстук с пришитой белой резинкой.

Ганс смущенно улыбнулся, разве что ножкой не шаркнул.

– Ладно, Бензин, пойдем, – приказал первый.

И под наш с братом хохот они повели Ганса в опорный пункт. Ганс шел широким шагом посередине тротуара. Руки за спиной, развевающийся плащ. Менты по бокам с метровой дистанцией. Мы смеялись, он обернулся и, улыбаясь, помахал рукой. С тех пор уже два дня о нем ничего не было слышно. Мы уже подумали, что его опять посадили. Сажали его часто, но ненадолго, так, для раскрываемости. То за дело, а то и чужое вешали. И вот он здесь, пред нами, битый и в пижаме.

– Ты откуда такой? – спросил брат, ухмыляясь гансовскому виду.

– Да я у вас тут на Вавилова лежу, в травме, – широко улыбнулся Ганс, и мы увидели, что у него во рту не хватает еще двух зубов.

Почему-то смущаясь, Ганс рассказал, что, придя в опорный пункт, менты часа два его избивали. Выбили зубы, сломали нос и голову несильно пробили в двух местах. Били ногами и ножкой от стула. Потом, правда, сами вызвали скорую помощь.

– Ну ты это, претензий не имеешь? – спросили они. – А то смотри, можешь и задержаться!

– Нет, ну что вы, не имею! – заверил их Ганс, одной рукой зажимая рану на голове, а другой вытирая кровь с разбитых губ.

– Ну и молодец, врачам скажешь, что упал, – напутствовали уже почти по-дружески менты.

– Конечно, упал, – согласился Ганс, морщась от боли.

Приехали врачи.

– У нас тут человек упал, – хитро подмигивая, сообщили милиционеры.

Врачи понимающе рассмеялись и, грубо перевязав Гансовы раны, повезли в больницу.

– Счастливо, Бензин! – сказал на прощание первый, устало потянувшись.

– До свидания, – помахал рукой в ответ Ганс.

– На пол садись! – сказали Гансу врачи в машине.

Брат сморщился и сплюнул:

– Пидорасы!

– Козлы! – согласился Молль, сдвинув брови.

– Суки, – кивнул я.

Ганс развел в стороны руки, да, мол, не поспоришь. Разлили по пакетам бензин из ведра. Мне было немного стыдно перед Гансом, ведь менты во главе с Александром Петровичем хотят взять за жопу брата, но сильно нас не жмут, нельзя. А тут вот оторвались на нашем бесправном друге. Бесправным он стал после того, как его старший брат, нормальный, кстати, парень, выгнал Ганса из дома, разбил ему лицо и отобрал паспорт. Злодеем брат не был, простым честным кооператором. Предпринимателем. Тогда многие из них хранили товар дома, дабы сэкономить на аренде складов. После смерти родителей братья остались в двушке. Старший относился к младшему снисходительно и даже, несмотря на его тунеядский, панковский образ жизни, подкидывал деньжат. Даже когда увидел свастику у Ганса в петлице, лишь покачал головой. Ганс трансформировался в наци-панка, предтечу скинхедов. Такие же раздолбаи, только теперь бьющие черножопых, ну и всякие там «хайль гитлер». Ганс тусил в известном клубе «Там-там» и трахал цивильную неформалку Ирку Баранову с большими сиськами и огромным братом-байкером из тех, у кого уже в то время были настоящие хромированные «харлеи». Ганс был известен и страшен. Увидев на каком-нибудь прыщавом неформале косуху, Ганс подходил и спрашивал:

– Знаешь, кто я?

– Да! – писал кипятком прыщавый.

– Снимай куртку!

Потом неформал с гордостью рассказывал друзьям, как дал самому Гансу куртку поносить, а тот его пивом угостил. И начинающие неформалы уже по-другому смотрели на парня, даже не замечая прыщей. В общем, жил Ганс под тусклым питерским небом вполне себе уютно. И вот в один непрекрасный день то ли по пьяни, то ли с бодуна он с друзьями обнес старшего брата. Вынес из совместной квартиры закупленное накануне барахло: шмотки, сигареты, амаретто с водкой там всякие, в общем – все, чем торговали в ларьках. В коробках и на большую сумму. Гулял недели три, ни в чем себе и друзьям не отказывая. Был желанным гостем в любом доме. Надо отдать должное старшему брату – в ментовку он не заявил, справился, но когда обезденеженный Ганс вернулся с повинной домой, сильно его избил, отнял паспорт («Отдам, сука, когда деньги вернешь!») и спустил с лестницы. Денег у Ганса не предвиделось, потусив (пока пускали) у друзей, перебрался в подвалы и на чердаки. А там, в тепле и дерьме, без родительского крова, люди опускаются быстро. Чем в подвале заняться, если