Холодный зной - Мейв Бинчи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И конечно же она была права в своих предсказаниях. Мария вышла за человека, который ее не стоил, по мнению ее семьи, но прошло совсем немного времени, и об этом перестали судачить в деревне.
А их второй сын все-таки уехал в Нью-Йорк, и, судя по слухам, у него все было отлично. Он работал в закусочной своего кузена и каждую неделю откладывал деньги, ожидая того дня, когда вернется на Сицилию и купит там свой собственный дом.
Синьора всегда спала с приоткрытым окном, так что одна из первых услышала крики, когда братья Габриелы, теперь уже располневшие и солидные, бежали по площади прямо к ее дому. Она спряталась за ставнями и наблюдала. Должно быть, произошла авария. О боже, неужели кто-то из их детей… У них в семье и без того было полно проблем.
А потом на пороге она увидела плотную фигуру Габриелы, стоявшую в одной ночной рубашке с накинутой на плечи шалью. Закрыв лицо руками, она кричала на всю улицу.
Марио, Марио… Звук ее голоса унесся в горы, а потом покатился вниз по долине.
Этот же крик пронесся по спальне Синьоры, и ее сердце заледенело, когда она увидела, как родственники вытаскивают тело из машины.
Она не знала, сколько времени простояла как статуя. Но потом, когда площадь заполнилась людьми, она тоже оказалась среди них, и слезы хлынули из глаз. В лунном свете она увидела его лицо, все в кровавых подтеках и синяках. Он ехал домой из деревни, находившейся неподалеку. Он не заметил поворота, и машина перевернулась несколько раз.
Ей необходимо было дотронуться до его лица, поцеловать, и никакая сила не могла остановить ее в тот момент, даже несмотря на то что его сестры, жена и дети стояли там. Она сделала шаг вперед, не осознавая, что все смотрят на нее, абсолютно забыв о годах, покрытых тайной.
Когда она уже почти приблизилась к нему, то почувствовала, как чьи-то руки тащат ее назад. Это были Синьора Леонэ, ее друзья Паола и Джанна и, как потом она узнала, двое братьев Габриелы. Они просто утащили ее оттуда, где все могли видеть неприкрытое горе женщины, любившей его.
В ту ночь она была в домах, где никогда не бывала раньше, и люди поили ее крепким бренди, и кто-то гладил ее руку. За стенами этих домов она слышала причитания и вопли и иногда вставала, чтобы пойти туда, где она должна была быть, стоять рядом с его телом, но всегда чьи-то руки мягко удерживали ее.
В день похорон она сидела возле своего окна, бледная и спокойная, а потом уронила голову, когда из отеля вынесли гроб и понесли через площадь к церкви. Колокол издал единственный траурный звук. Никто не поднял головы и не посмотрел на ее окно, и никто не видел слез, стекавших по ее щекам и капавшим на вышитое одеяло, которое лежало у нее на коленях.
И теперь все были уверены, что настало ее время возвращаться домой.
Понемногу и она осознала это. Ее друзья советовали ей уезжать. А Паоло и Джанна подарили большое блюдо.
— Положи на него все фрукты, которые растут в Ирландии, и оно будет напоминать тебе о времени, прожитом в Аннунциате, — говорили они. Им казалось, что она непременно должна так сделать.
Но у Синьоры не было дома, куда она могла бы уехать, да и не хотела она никуда уезжать. Она прожила здесь больше двадцати пяти лет и здесь умрет. Однажды церковный колокол будет звонить по ней, и она уже начала копить деньги, чтобы ее похоронили в — маленьком резном деревянном гробу.
Так она не замечала намеков, которые ей делали все чаще, не замечала до тех пор, пока Габриела не пришла повидаться с ней.
Габриела шла по площади в темной траурной одежде. Она постарела, и глубокие морщины изрезали ее лицо. Раньше она никогда не приходила сюда. А сегодня постучала в дверь, как будто ее здесь ожидали. Синьора пригласила ее войти и предложила сок и пирожные. Затем села и стала ждать.
Габриела обошла обе маленькие комнаты, дотронулась до расшитого одеяла.
— Превосходная работа, Синьора, — произнесла она.
— Вы очень добры, синьора Габриела.
Затем последовало долгое молчание.
— Вы скоро вернетесь в свою страну? — спросила Габриела.
— Никто не может заставить меня уехать отсюда, — просто ответила Синьора.
— Но здесь нет того, ради кого вы хотели бы остаться. Теперь нет. — Габриела говорила прямо.
Синьора кивнула в знак согласия.
— Но в Ирландии, синьора Габриела, вообще никого нет. Я приехала сюда молодой девушкой, теперь я взрослая женщина, скоро начну стареть. Думаю, я останусь здесь. — Их глаза встретились.
— У вас здесь нет друзей, нет настоящей жизни, Синьора.
— Но я здесь имею больше, чем в Ирландии.
— Вам нужно строить новую жизнь на родине. Там ваши друзья, семья, они будут рады вашему возвращению.
— Вы хотите, чтобы я уехала, синьора Габриела?
— Он всегда говорил, что ты уедешь, только если он умрет. Он сказал, что ты уедешь только тогда, когда я буду носить траур по своему мужу.
Синьора с изумлением посмотрела на нее. Марио пообещал это, не спросив ее мнения.
— Он так и сказал?
— Он сказал, что так и будет. И еще, если я умру, он никогда не женится на тебе, потому что это станет причиной скандала и мое имя будет запятнано. Люди будут думать, что он всегда хотел жениться на тебе.
— И это вас радовало?
— Нет, Синьора, такие вещи не могли меня радовать. Я и думать не могла, что Марио умрет или я умру. Но считаю, он хотел сказать этим, что дорожит мной. Я никогда не боялась тебя. Тебе не нужно оставаться здесь. Это противоречит традициям наших мест.
На площади раздавались голоса людей, торговцы крутились возле отеля, фургон подъехал к мясной лавке, дети возвращались из школы. Лаяли собаки и откуда-то доносилось пение птиц.
Марио рассказывал ей о быте и традициях, и о том, насколько важна для него его семья. Сейчас у нее было ощущение, будто он разговаривает с ней из могилы. Он посылал ей сообщение, просил ее ехать домой.
Она произнесла очень медленно:
— Я думаю, в конце месяца, синьора Габриела. В конце месяца я вернусь в Ирландию.
Глаза женщины, сидевшей напротив, были полны благодарности. Она взяла Синьору за руки и произнесла:
— Я уверена, там тебе будет намного лучше. Там ты будешь счастливее.
— Да, да, — медленно сказала Синьора, и ее слова повисли в теплом полуденном воздухе.
— Si, si… veramente.
У нее не хватало денег на дорогу, и ее друзья откуда-то узнали об этом.
Синьора Леонэ пришла и вложила пачку лир в ее руку:
— Пожалуйста, Синьора, пожалуйста, возьми их. Ты так помогала мне. У меня есть деньги, возьми.
Точно так же поступили Паоло и Джанна. Бизнес в их мясной лавке поначалу не пошел бы без помощи Синьоры.
— Это лишь малая часть того, что мы должны тебе.
А пожилая пара, в чьем доме она прожила большую часть своей взрослой жизни? Они не стали брать с нее арендную плату за последний месяц в благодарность за все, что она сделала для них.
В тот день, когда пришел автобус, чтобы забрать Синьору и отвезти в тот город, где был аэропорт, Габриела вышла на крыльцо своего дома. Они не разговаривали, но кивнули друг другу, как-то торжественно и с уважением. Некоторые из тех, кто наблюдал эту сцену, понимали, что она значила. Они знали, что одна из женщин благодарит другую всем сердцем за то, чего никогда не сможет высказать словами, и желает ей удачи в будущем, которое открывается перед ней.
В городе было многолюдно, в аэропорту стоял шум, толкотня, и люди проносились мимо, не встречаясь взглядом друг с другом. То же самое будет и в Дублине, когда она прилетит туда, но Синьора решила не думать об этом.
Она не строила планов, предполагая поступать по обстоятельствам. Она никому не сообщила, что приезжает, — ни своей семье, ни даже Бренде. Она найдет комнату и сама позаботится о себе, как всегда это делала, а потом придумает, чем заниматься дальше.
В самолете начала разговор с мальчиком. Ему было около десяти лет, примерно такого же возраста младший сын Марио и Габриелы, Энрико. Машинально она заговорила с ним по-итальянски, но он отвернулся от нее.
Синьора посмотрела в окно и погрузилась в свои думы. Она никогда не узнает, как сложится жизнь у Энрико, или у его брата в Нью-Йорке, или у сестры, вышедшей замуж за мальчишку, работавшего на кухне. Ей не узнать, кто поселится в ее комнате. Она будто плыла в открытом море и не представляла, что ее ждет.
В Лондоне она не желала оставаться ни на день. Ей не хотелось возвращаться к воспоминаниям. Ей не хотелось видеться с давно забытыми людьми и ходить по едва узнаваемым местам. Нет, она отправится в Дублин.
Город так изменился. Теперь в аэропорт прибывали самолеты со всего мира. Когда она уезжала, все было по-другому. Раньше автобус петлял между домами, а сейчас на большой скорости мчался по трассе, по обеим сторонам которой были посажены цветы. Боже, как похорошела Ирландия за это время!