Забытый брак - Мелани Милберн

Рот Хавьера покинул губы Эмелии, спустился вниз по ее шее, обнаружил и исследовал деликатные косточки ключиц.

— У твоей кожи вкус ванили, — доложил испанец, пощекотав ее дыханием, как перышком.

Электрические разряды возбуждения, пронзавшие Эмелию, добрались до ее ног. Секретная ложбинка набухла, желая и ожидая соития. Молодая женщина обнимала голову мужа, его черные волосы шелком скользили между пальцами.

— Я хочу тебя, — прошептал испанец. — Господи, как же я хочу тебя.

— Но… мы… не можем… — пискнула Эмелия.

— А что нас останавливает? Мы женаты, разве нет? Эмелия была слишком пьяна его поцелуями, чтобы ответить. Губы Хавьера вернулись к ее губам, языки снова начали свое эротическое танго. Муж целовал ее требовательно, жадно, не оставляя сомнений в том, что поцелуи — не что-нибудь, а прелюдия к жаркому сексу, оргии обладания и подчинения.

Руки испанца проникли под ее кофточку, уверенные пальцы собственника распластались по животу и ребрам. Эмелия подумала, что умрет, если он сейчас же не прикоснется к ее ноющей груди, и подалась вперед, беззвучно умоляя Хавьера доставить ей это удовольствие.

Он покачал грудь жены в ладони, и она застонала. Даже через кружево бюстгальтера его ласка дарила Эмелии восхитительные ощущения.

— Ты хочешь еще, querida? — Кончиками пальцев Хавьер сдвинул бюстгальтер вверх, склонил голову и облизал готовые взорваться от напряжения соски. — Ты хочешь так?

— О господи… — заскулила Эмелия, еще сильнее цепляясь за его волосы, чтобы цунами плотского наслаждения не оторвало ее от земли.

— Тебе нравилось это. — Он очертил языком округлость ее груди, словно играющий с добычей дикий кот. — И это тоже…

Эмелия оказалась прижатой спиной и ягодицами к столу. С первобытной откровенностью Хавьер попытался нажатием бедра раздвинуть ей ноги. Помутневшие от страсти глаза молодой женщины распахнулись, она протестующе уперлась кулачком в его грудь.

— Н-нет… — Голос не слушался, и ей пришлось повторить: — Н-нет. Я не могу.

— Нет? — Все еще прижимаясь к жене, испанец недоверчиво изогнул бровь.

Когда Эмелия отрицательно покачала головой, Хавьер театрально вздохнул и выпрямился, держа ее за талию, — мощный, раззадоренный, опасный.

— Подумать только. А ведь это было одно из твоих любимых мест для быстрого…

Эмелия поспешно прижала два пальца к его губам, чтобы не дать ему произнести скабрезное слово, которое, она была уверена, он намеревался употребить.

— Пожалуйста, не надо.

Хавьер отвел ее руку, поцеловав кончик каждого пальчика.

— Не хочешь, чтобы я напоминал тебе, какой сексуальной авантюристкой ты была?

— Нет. Не хочу.

На сей раз его горячий язык ткнулся в сердцевинку ее ладони.

— Я научил тебя всему, что ты умеешь в постели, Эмелия. Твоя жажда знаний была неутолима, ты схватывала все на лету. Ты у меня просто отличница.

— Перестань! — Эмелия вырвалась из рук мужа с силой, которую сама в себе не подозревала.

Она отошла на несколько шагов, скрестила руки на груди и попыталась отдышаться. Ей нужно было вернуть себе хотя бы часть самообладания и самоуважения, которые чуть не вылетели в трубу несколько минут назад.

— Чего ты боишься, mi amor? — насмешливо спросил Хавьер.

— Я тебя не знаю.

— Но хочешь, несмотря ни на что.

— Я сама не своя. Я не знаю, чего я хочу.

— Твое тело помнит меня, Эмелия. Ты не можешь это отрицать.

Эмелия торопливо отступила еще дальше, борясь с подозрением, что ее муж прав. Вкус его поцелуя все еще наполнял ее рот, все еще пьянил. Каждое место на ее теле, к которому прикасался Хавьер, звенело от неутоленного голода, перед мысленным взором как на параде маршировали сценарии их несостоявшегося секса, один непристойнее другого. Она могла бы сейчас лежать на столе, широко раздвинув ноги, сладострастно изогнув спину, с пронзительными криками двигаясь в такт его мощным толчкам все дальше в водоворот экстаза…

— Возможно, я сделал ошибку, когда перебрался в другую комнату, — сказал Хавьер, раздевая взглядом прижавшуюся к книжным полкам жену. — Может быть, мне стоило заставить тебя спать со мной.

Эмелия вздрогнула, как будто полки укусили ее за спину.

— Ты этого не сделаешь.

— Секс мог бы пробудить твою память. Добавить недостающую деталь в головоломку, так сказать.

Близость Хавьера действительно подстегивала в ее теле все что можно, за исключением, пожалуй, мозга. Эмелия положила ладошки на грудь мужа, намереваясь оттолкнуть его на безопасную дистанцию, но тут в ее разгоряченной голове словно бы зажглась маленькая лампочка. Крохотная искорка воспоминания сверкнула среди кромешной темноты. Ради эксперимента Эмелия предоставила рукам действовать по их усмотрению: кончики пальцев обвели жесткие соски Хавьера, поднялись по рельефным грудным мышцам к шее, где под кожей яростно пульсировала жилка, щекотно укололись о щетину на подбородке.

— Почему ты это сделала? Вспомнила что-нибудь?

Она обвела пальчиком контур его губ. Хавьер втянул ее палец в рот, игриво облизнул — интимность жеста всполошила молодую женщину, она поспешно отдернула руку.

— Я ничего не помню.

Когда Хавьер снова заговорил, потаенная злость змеилась под ровным деловым тоном.

— Тебе лучше все-таки отдохнуть перед ужином. Оставь это, — кивнул он на осколки. — Алдана уберет.

Эмелия проводила мужа глазами. Скрип его кожаных сапог был единственным звуком в тишине.

Очнувшись от дремы, Эмелия не сразу поняла, где находится. Ее душила паника, сердце билось о грудную клетку испуганной птицей. В ванной из зеркала на нее посмотрела похожая на нее, но все-таки незнакомая женщина — более умудренная и искушенная, но менее счастливая, чем та, которую она помнила. Уголки губ были опущены вниз, как будто улыбка давно стала всего лишь утомительной обязанностью, от которой наедине с собой хотелось отдохнуть. В глазах пряталось загнанное выражение

Эмелия умылась, с вожделением поглядывая на огромную гидромассажную ванну. До ужина оставался час. Соблазн провести его в горячей воде среди ароматной пены был слишком силен.

Вода расслабила ее постоянно ноющие от стресса мышцы, а запах медуницы напомнил жаркие ленивые летние месяцы ее австралийского детства. Впервые со дня выхода из комы Эмелии стало спокойно и легко.

Но вслед за воспоминаниями об Австралии пришли мысли о Питере. Эмелии было трудно представить его лежащим в холодной могиле, когда всего несколько дней назад — по ее персональному летоисчислению — они пили кофе перед последним концертом сезона в отеле. Полиция сказала, что Питер гнал как сумасшедший, но Эмелии в это не верилось. Он был очень осторожным водителем и ненавидел лихачей с тех пор, как подростком потерял в аварии близкого друга. А теперь и она могла представить, что он пережил. За время их знакомства Питер не раз намекал, что хотел бы выйти за рамки платонических отношений, но Эмелия привыкла воспринимать его как брата, она не чувствовала к нему влечения. В отличие от нее Питер, как мужчина, никогда не сталкивался с проблемой отсутствия искры. Он охотно флиртовал с посетительницами отеля и легко утолял сексуальный голод с незнакомками.