Письмо от русалки - Камилла Лэкберг

— Невероятно, — пробормотала Эрика, и ее сердце переполнилось гордостью. Она как никто знала, сколько труда вложил Кристиан в эту рукопись, и ее безгранично радовало, что усилия оказались небесплодными.

— Согласна, моя дорогая, — прощебетала Габи. — Прости, не могу больше говорить, мне нужно сделать пару срочных звонков.

Что-то в последней реплике Габи испортило Эрике настроение. Наверное, следовало сначала подумать, прежде чем звонить главе издательства. Подумать, успокоиться. Словно в подтверждение этой мысли, один из близнецов сильно пнул ее под ребра.

Это было такое странное чувство — счастье. Поначалу Анна долго привыкала к нему и не сразу научилась жить с ним. Но это было так давно, что теперь уже и не скажешь, было ли это на самом деле.

— Дай сюда! — крикнула Белинда и кинулась вслед за Лисен, младшей дочерью Дана, которая с визгом спряталась за Анной, сжимая в руке зубную щетку старшей сестры. — Я не разрешаю брать мои вещи! Дай сюда!

— Анна! — Голос Лисен звучал умоляюще, но Анна вытащила ее из-за спины и поставила перед собой.

— Если ты взяла зубную щетку Белинды без разрешения, то немедленно верни.

— Вот так тебе! — воскликнула Белинда.

Анна бросила на нее строгий взгляд.

— А тебе, Белинда, совершенно необязательно гонять сестру по всему дому!

Белинда пожала плечами:

— Кто берет мои вещи, пусть пеняет сам на себя.

— Вот скоро родится братик, — сказала Лисен, — он все твои вещи раздерет!

— Я все равно скоро буду жить отдельно, так что портить он будет твои вещи! — ответила Белинда и высунула язык.

— Послушай, тебе сколько лет — восемнадцать или пять? — проговорила Анна, не в силах сдержать улыбку. — Почему вы так уверены, что будет мальчик?

— Мама говорит, что когда у тетеньки становится такая большая попа, как у тебя, — значит, будет мальчик.

— Цыц! — прикрикнула Белинда, сверкнув глазами на Лисен, которая не совсем поняла, что именно сказала не так. — Извини, — добавила она, обращаясь к Анне.

— Да ничего страшного, — проговорила Анна, улыбаясь, но в глубине души все же почувствовала себя задетой.

Стало быть, бывшая жена Дана считает, что у нее толстая задница. Однако даже такие комментарии, которые, впрочем, не лишены были доли истины, не могли испортить ей настроение. Она, без всяких преувеличений, побывала на самом дне, и дети — вместе с ней. Несмотря на все, что им довелось пережить, Эмма и Адриан стали спокойными и уравновешенными ребятами. Иногда ей с трудом верилось, что все это не сон.

~~~

— Ты обещаешь хорошо вести себя при гостях? — спросила мать, глядя на него серьезным взглядом.

Он кивнул. Никогда в жизни ему не пришло бы в голову вести себя плохо — так чтобы матери стало за него стыдно. Единственное, чего бы ему хотелось, — всегда и во всем угождать ей, чтобы она продолжала любить его.

Зазвенел дверной звонок, и мать резко поднялась.

— Они пришли!

В ее голосе ему послышалось радостное возбуждение — новый оттенок, встревоживший его. Иногда мать преображалась до неузнаваемости после этого мелодичного звука, который сейчас отдавался вибрацией в стенах ее спальни. Но ведь необязательно, чтобы и в этот раз все было именно так.

— Давайте повешу ваше пальто, — донесся из холла голос отца, сопровождаемый неразборчивым бормотанием гостей.

— Иди к ним, я сейчас приду.

Мать махнула ему рукой, и он ощутил запах ее духов. Она присела на пуфик перед туалетным столиком и еще раз проверила, в порядке ли прическа и макияж, с удовольствием разглядывая свое отражение в зеркале. Он замер на пороге, с восторгом глядя на нее. Когда их глаза встретились в зеркале, между ее бровей пролегла недовольная морщинка.

— Разве я не сказала тебе, чтобы ты спускался вниз? — спросила она строго, и он почувствовал, как чернота на мгновение снова сжала его в своих объятиях.

Смущенно опустив голову, он стал спускаться в холл, откуда доносилось гудение голосов. Матери не придется за него краснеть.

~~~

При каждом вздохе горло обжигало холодным воздухом. Он обожал это чувство. Все считали, что только сумасшедший может совершать пробежки зимой. Но он предпочитал тренироваться зимой, чем летом в гудящий зной. А в выходные, как сегодня, он пользовался случаем, чтобы пробежать лишний круг.

Кеннет бросил взгляд на свои часы. В них имелись все функции, необходимые для успешной тренировки: измеритель пульса, шагомер, даже память на результаты предыдущей пробежки.

Сейчас его целью было пробежать Стокгольмский марафон. Он уже участвовал в нем дважды, так же как и в Копенгагенском марафоне. Двадцать лет он регулярно бегал, и если бы его спросили, как он хочет умереть, он предпочел бы через двадцать-тридцать лет упасть прямо на бегу. То чувство, которое его охватывало, когда он бежал, когда ноги несли его вперед, отбивая четкий ритм, постепенно сливающийся с биением сердца, — это чувство невозможно было сравнить ни с чем. Даже усталость, тяжесть в ногах, когда выделялась молочная кислота, стала привычной вещью, от которой он с годами научился получать удовольствие. Когда он бежал, то чувствовал, что живет. Лучше он и не мог бы это объяснить.

Приближаясь к дому, он замедлил темп. Прямо перед своим крыльцом некоторое время совершал бег на месте, затем, взявшись за перила, сделал растяжку. Воздух вырывался изо рта белым облаком, и он чувствовал себя чистым и сильным, пробежав в быстром темпе двадцать километров.

— Это ты, Кеннет? — донесся голос Лисбет из гостевой комнаты, когда он хлопнул входной дверью.

— Да, это я, моя дорогая. Я сейчас быстренько приму душ и приду к тебе.

Повернув кран горячей воды до предела, он встал под жесткие струи. Этот момент был, пожалуй, самым приятным. Он испытывал такое блаженство, что только усилием воли мог заставить себя выйти из-под душа. Вылезая из душевой кабины, он поежился. По сравнению с атмосферой там, внутри, в ванной было холодно, как на Северном полюсе.

— Ты принесешь мне газету?

— Конечно, моя дорогая!

Джинсы, футболка и джемпер — и он готов. Засунув ноги в кроксы, купленные летом, он побежал к почтовому ящику, висевшему на заборе. Вынимая газету, заметил письмо, прилипшее к ее сгибу. Должно быть, не заметил его вчера. Когда он прочел свои имя, написанное черными чернилами, в животе у него все сжалось. Только не это!

Войдя в дом, он тут же вскрыл конверт и прочел письмо, стоя в холле. Текст был краткий и странный.

Кеннет перевернул карточку, чтобы посмотреть, нет ли там еще чего-нибудь. Но нет, ничего. Только две загадочные строчки.

— Ты чего так долго, Кеннет?

Он поспешно спрятал письмо.

— Мне тут надо было кое-что проверить. Уже иду!

Держа в руках газету, он направился к двери ее комнаты. Белая карточка, исписанная причудливым почерком, жгла задний карман брюк.

Это уже стало дурной привычкой — почти зависимостью. Она не могла обходиться без того чувства восторга, которое охватывало ее, когда она читала его почту, рылась у него в карманах, скрупулезно проверяла его счета. Каждый раз, не обнаружив ничего предосудительного, она буквально расслаблялась всем телом. Но этого хватало ненадолго. Вскоре ее снова охватывала тревога, напряжение нарастало, и в конце концов все ее рациональные аргументы, что так нельзя, что надо сдерживаться, рушились. И она снова садилась за компьютер. Вводила адрес и пароль от его почтового ящика, который давно раскусила. У него везде был один пароль — дата рождения, чтобы легко было запоминать.

На самом деле у нее не было никаких оснований для подозрений, которые жгли ей грудь, царапали ее изнутри, так что временами ей буквально хотелось кричать. Кристиан никогда не давал ей никакого повода. За все эти годы постоянных проверок она ни разу не обнаружила ничего странного. Казалось, он ясен, как открытая книга, но это было не так. Иногда у нее возникало чувство, что он находится где-то совсем в другом месте, в другом мире, куда она не имеет допуска. И почему муж так мало рассказывал о себе? Сказал, что его родители давно умерли, и ей ни разу не довелось встречаться хоть с кем-нибудь из его родственников, которые у него все же должны быть. Друзей детства у него тоже не было, и никакие старые знакомые никогда не проявлялись. Создавалось впечатление, что он начал существовать в тот самый миг, когда познакомился с ней и переехал во Фьельбаку. Она даже не видела никогда квартиру в Гётеборге, где он тогда жил — Кристиан нанял фургон и поехал туда один, чтобы привезти свои немногочисленные пожитки.

Санна пробежала глазами новые сообщения в папке «Входящие». Несколько писем от издательства, несколько газет, которые хотели взять у него интервью, общая рассылка от муниципалитета касательно его работы в библиотеке. Ничего особенного.