Мы-русские, других таких нет - Александр Торин

– А, вспомнил, – чиновник яростно выдернул из носа длинный черный волос. – Они с футбольными клубами работают. Спартак-товарищ! Аякс! – он подмигнул мне, и, поморщившись, брякнул штамп в серпасто-молоткастом паспорте.

Поселили меня в приличной довольно-таки гостинице «Кобург», напротив знаменитого Гайд-Парка на улице «Королевская дорога». Гостиницу эту заснял когда-то знаменитый Хичкок в одном из своих фильмов ужасов, поэтому теперь, много лет спустя, переключая телевизионные каналы, я иногда вдруг узнаю на экране маленкую прихожую, в которую меня вместе с чемоданами буквально вытряхнул двухметрового метра черный водитель такси с заплетенным косичками и серьгами в ушах и в носу.

– Двадцать фунтов, – завопил он, закатывая глаза и пританцовывая.

– Королевское общество, – робко возразил я, предъявляя очередную бумажку, – обещало, что такси будет оплачено.

– А чаевые? – Водитель понимающе ухмыльнулся и похлопал меня по плечу. И мне пришлось расстаться с драгоценными фунтами стерлингов, всего день назад полученными под расписку в валютной кассе при Президиуме Академии Наук. Не знаю, как повлияли на это чаевые, но собственно чай в Великобритании оказался ароматен и крепок. До сих пор я время от времени пью крепчайший чай с молоком…

Имперский Колледж Науки и Технологии располагался на другой стороне парка, за знаменитым Альберт-Холлом на улице «Королевские Ворота». Вообще, в Лондоне все было связано с королями и королевой, так что я вскоре перестал удивляться тому, что Королевское общество не вызывает у аборигенов решительно никаких эмоций. Тут и там я натыкался на таблички типа «Королевское общество страхования на воде», «Королевское общество слепых и глухонемых». И так далее.

Несколько дней я наслаждался прогулками по улицам, знакомством с учеными мужами и лабораториями знаменитого учебного заведения, но, в один прекрасный день, под дверью моего номера оказалось письмо, в котором меня извещали, что в связи с сезонным повышением расценок, Королевское общество вынуждено перевести меня в другую гостиницу. Передо мной извинялись, но выражали надежду, что в конечном счете я оценю тот факт, что новая гостиница расположена просто-таки напротив того самого Императорского Колледжа, и мне больше не придется пересекать парк, добираясь до места работы.

Как нетрудно догадаться, мое новое место обитания оказалось обычной дырой. В комнатах стояла вытертая мебель, к тому же всюду густо пахло керосином, видимо, в гостинице недавно морили клопов или тараканов. В оффисе, вернее в прихожей, сидела надушенная чем-то пряным, скучающая девица с густо накрашенными фиолетовыми веками в рваных колготках. У нее были длиннющие ногти, покрытые красным лаком, и она непрерывно курила. Каждый раз, когда я приходил вечером в свой номер и просил у нее ключ, девица пристально смотрела на меня каким-то двусмысленным взглядом, приоткрывая пухлые губы, выкрашенные темно-красной, почти-что черной помадой, что, надо признаться, меня слегка волновало. Смущали меня, в основном, ее длинные когти.

Еще в гостинице время от времени встречались: менеджер Майкл, толстый парень с поросячьими глазками в грязной рубашке с обтрепанным воротником, точь в точь чиновник из аэропорта, который не хотел давать мне въездную визу, и молоденький мальчик Дэвид в грязном комбинезоне, говоривший на таком ужасном Кокни, что я его почти не понимал.

Тем не менее, в гостинице этой можно было жить, до тех пор, пока…

Короче, однажды вечером, воодушевленный каким-то научным семинаром, я радостно толкнул входную дверь, и…

Что– то было не так. Что-то было совсем даже не так. Каким же еще образом можно было объяснить то обстоятельство, что около входа стояли два пузатых чемодана советско-румынского образца, как две капли воды похожие на мои собственные чемоданы? И почему в коридоре раздавались возбужденные детские крики, а мимо меня сновали мальчики в серых шортах, в до боли знакомых галстуках, пилотках и рубашках пионерского образца. Галстуки у них, впрочем, были зеленого цвета.

– Мистер, – Это накрашенная девица впилась в меня своим чувственным взглядом. – Мистер, подойдите сюда, пожалуйста.

– А, что, собственно…

– Вам придется освободить комнату, – девица загасила сигарету со следами помады, укусила себя за ноготь и в то самое мгновение утратила свою мимолетную привлекательность. – У нас произошел массовый заезд скаутов.

– Что? – Смысл ее слов еще не окончательно до меня дошел. – Каких еще скаутов? Как это, освободить? Королевское общество оплатило мой номер вперед, еще целый месяц…

– Мы вернем деньги вашему обществу имени дворцовых паразитов, – девица прекратила грызть ноготь. – Извините, но вам придется переехать.

– Но как же так, – происходящее не укладывалось у меня в голове. Даже проникнутое классовой ненавистью упоминание о дворцовых паразитах не вызвало у меня протеста. – Вы не имеете права! Я никуда не уеду, дайте мне ключ, это недоразумение.

– Ваша комната уже занята.

– А мои вещи? – Я потерял дар речи.

– Мы их сложили, – девица кивнула в сторону чемоданов.

О, лживая Британская пропаганда! Где же хваленая неприкосновенность личности, чувство собственного достоинства, права человека, в конце концов! Кто позволил этим идиотам копаться в моих вещах, доставать из шкафа мою одежду, складывать мои бумаги. А мое белье? Черт возьми! – Кровь ударила мне в голову. Происходившее настолько противоречило моим представлениям о демократии и капитализме, что я на глазах начал звереть.

– Вы, – задыхаясь начал я, – Вы заплатите за это. Вы не имеете никакого понятия о том, чего вам это будет стоить. Я пожалуюсь в Королевское общество!

– Это ваше право, – девица зевнула. – Попробуйте, найдите комнату в центре Лондона за такие деньги. Мы работали в убыток самим себе.

– Но у вас же была договоренность, – растерялся я.

– У нашей гостиницы сменился хозяин, так что все ранее заключенные контракты больше не имеют никакой силы.

– Я… Я напишу письмо в… – тут взгляд мой упал на глянцевый проспект, лежавший на журнальном столике. – В ассоциацию гостиниц Большого Лондона. Дайте мне бумагу!

– А, – девица растерялась. – Да, – она неожиданно стала со мной вежлива. – Конечно, мистер. Я сейчас позову Майкла.

– Ага, попался, который кусался! – сладострастно думал я, строча кляузу на листе бумаги. – Вы не думали, что перед вами человек с Советской бюрократической закалкой… Кстати, надо признаться, что умение строчить жалобы и кляузы, в будущем пригодилось мне неоднократно, особенно в Америке.

– В чем дело, мистер? – Майкл был раздосадован.

– Это неприемлемо, – отчеканил я. – Я обращаюсь с жалобой в Королевское общество, – при этих словах Майкл нагло ухмыльнулся, – и в ассоциацию гостиниц Большого Лондона – я поджал губы и покрутил в воздухе глянцевым проспектом с адресом той самой ассоциации, в которую входило мое место обитания.

– Хмм… – Улыбка сошла с припухшего лица менеджера. – Ну зачем же так, поймите, у нас чрезвычайная ситуация. Скауты, вы сами понимаете, – он развел руками, и как раз вовремя: к крыльцу подкатил двухэтажный автобус, и из него высыпала толпа возбужденных юнцов в галстуках.

– А я здесь при чем? Я никуда не уйду, пока вы не вернете мне мою комнату. Скауты, или пилигримы, вас ждут крупные неприятности. Я буду жаловаться в ассоциацию…

– Shit! – Майкл сплюнул прямо на ковер и достал из кармана сигареты. – Как мне все осточертело, ухожу к чертовой матери с этой работы. (Я был бы счастлив процитировать дословно всю его речь по-английски, но немного стесняюсь). Я же говорил этому…что у него будут проблемы, так нет! Ну и… с ним. Все, ноги моей здесь больше не будет! Чертова…работа! Мистер Хабиб! – Майкл злорадно набрал какой-то номер. – У нас постоялец только что позвонил в ассоциацию гостиниц… Ну как… Я же вас предупреждал… Нет, он не желает уходить… Как так выселить скаутов? Вы хотите скандала со скаутской лигой? Они жуткие зануды, я знаю. Я вам сочувствую. Хорошо, делайте что хотите…

– Сейчас приедет наш…хозяин, мистер Хабиб, – оскалился Майкл. – Он вам поможет, подождите в прихожей. Пошло оно все к чертовой матери! Беру выходной. Развели тут… и…

Тут я окончательно расстроился, потому что Майкл упомянул в совершенно нецензурной форме братские арабские народы, одновременно не оставил без внимания евреев, прошелся по цыганам, обложил фрицев, ирландцев и почему-то поляков, выругал французов, и, уж совсем непонятно почему – смешал с грязью датчан и норвежцев. Затем, он, к счастью, вернулся к еврейскому вопросу. Логика его была изощренной: мистер Хабиб потому и оказался в Лондоне, что его выгнали из Иордании сионисты, которых недобили англичане вместе с Гитлером во время войны. Из-за этого в Большом Лондоне появилось ничем не оправданное количество поляков, и с тех пор все стало как-то совсем не так. Словом, в его голове, не направленной на путь истинный какой-либо приличной пропагандой, образовалась истинная каша. Задумавшись, я удивился тому, что Майкл совершенно не честил в своей пространной речи русских и коммунистов, хотел уже подбросить ему эту идею, но сдержался, решив не провоцировать международных конфликтов.