Группа особого резерва - Михаил Нестеров

– Последними садимся мы с Адамом. Хусейн, приглядишь за Катей. Смотрите только, чтобы стропы ваших парашютов не спутались.

– Если только после приземления, – ответила за себя и «за того парня» Майорникова.

И тут вдруг Хусейн заартачился, выказывая свой горячий темперамент:

– Считаешь, я не справлюсь, да? Не сумею запугать пилотов и этих, как их… курьеров-инкассаторов, да?

– Продолжай, – разрешил Сергей. – Продолжай играть в террористов. Уходить с оружием в руках и держать все под контролем, это тебе не колпачки по дороге расставлять. – Он остановил Хусейна жестом руки. – Ты будешь делать, что я тебе скажу. Если я скажу тебе прыгать, ты будешь спрашивать?.. Ну, Хусейн, я жду ответа.

– С какой высоты, что ли? – потерянным голосом отозвался он.

– Быстро соображаешь. Для человека, у которого пятеро детей…

Хусейн открыл рот от удивления. Глядя на Катю и не смея встретиться взглядом с Марковцевым, он еле выговорил:

– Дети? – Он захлопал покрасневшими вдруг глазами. – Откуда?

– У тебя пятеро детей, и ты не знаешь, откуда дети берутся? – Марк трижды хлопнул в ладоши, привлекая внимание и Адама с Тувинцем. – Договоримся так: вы не в доле, но работаете за очень приличные деньги. Я ваш работодатель. И собираюсь платить за работу. За «слепоту» башлять не намерен. Оплата равносильна долям в равноправном мероприятии.

– Я мог бы претендовать на б*!*о*!*льшую долю в этом равноправном мероприятии, – заявил Адам.

– Это почему? – спросила Майорникова.

– У меня стаж лесоавиационных полетов, – пояснил Адам. – Лучше меня с этой работой не справится никто.

До того как открыть парашютный клуб, Адам Хуциев не просто патрулировал обусловленные договорами районы. Он патрулировал с парашютистами на борту и сбрасывал грузы. Он смотрел на того же Хусейна, который прилип к русской красавице, таким взглядом, каким вырывал из лесопатологического очага безнадежно потерянное дерево: «Что ты знаешь об этом?» Хусейн появился на его аэродроме ровно в тот день, когда в голову Адама пришла идея о частном парашютном клубе, а в голову его жены – как и чем побыстрее убить мужа, который, покупая самолет и все, что к нему полагается, опустошил солидную заначку, да еще влез в долги.

– Ты хочешь отрубить пилотов от связи, – сказал он Марку. – А что ты знаешь о ней? – Он снисходительно усмехнулся, припомнив, правда, слова самого Марковцева: «Мне нужен консультант по гражданской авиации». Вот Адам и начал консультировать – с недовольством пчелы: – Когда я работал на облете, я каждые тридцать минут полета сообщал в центр свое местонахождение и условие полета. Есть еще такая вещь, как фразеология радиообмена, – просветил он товарищей. – Это как почерк радиста. На земле сразу установят, что с самолетом что-то не так. Сейчас ты скажешь, что не собираешься допускать такого, а вдруг?

Марк не стал прерывать Адама: пусть выговорится. Вокруг стояла тишина, тогда как Марковцеву казалось, гремел тяжелый рок, под него-то и выступал Адам, отчаянно жестикулируя. Вот он раскинул руки и прошелся бреющим полетом прямо над кронами деревьев – не для того, чтобы покрасоваться и показать свое умение, а потому, что ему не раз доводилось совершать такие маневры – для тщательного осмотра площадки или приземления, например. И все же Марковцев остановил товарища, когда тот в своем рассказе добрался буквально до пожарного случая, когда из-за неисправности материальной части (так он назвал отказ двигателей, повреждение крыльев, фюзеляжа, шасси) самолет становится неуправляемым и создается реальная угроза для экипажа и парашютистов, и он, «ка-вэ-эс», обязан принять решение о… Тут он выразительно свистнул и показал руками, как экстренно выпрыгивают из неисправной матчасти летчики и парашютисты.

Во время выступления пилота Марковцев бросал частный взгляд на Тувинцева. Он не пришелся ко двору. В нем могло не понравиться многое: апломб – в поведении и речи, обусловленный скорее всего статусом последней инстанции: без него операции не быть; и он единственный «бесконтрольный». Марк не захотел кривить душой и переговорил с ним начистоту, отозвав в сторонку и глядя ему в глаза:

– Вижу, ты не из пугливых.

– Это ты верно заметил.

– Но мне до балды, испугаешься ты или нет, когда я приду по твою душу. Вспомни об этом, если решишь изменить правила игры. Там, на земле, – добавил Марк, – где контролировать тебя будет некому.

К ним подошел Адам. Тувинцев не дал ему задать вопрос – чтобы не отвечать на него. Он натурально «пожаловался на сервис»:

– У тебя нет пива. Может быть, сгоняем в соседний поселок или что тут у вас?

Адам, прежде чем ответить, взглядом спросил разрешения у Марковцева.

– Сгоняйте, сгоняйте за пивом, – дал он согласие. Это его, Адама, дело. Но Марк ему еще до знакомства с Тувинцем говорил: «Каждый из нас может завалить дело. Будет обидно, если причиной окажется глупость. Так ты доверяешь ему?» И – кивок в сторону. Адам понимал Марковцева, ставшего обладателем титула «первого гостя». А что делать со вторым? Тому просто необходимо пошептаться с тем человеком, который мог на словах объяснить что почем. Одно дело официальное представление, за столом, другое дело – разговор с глазу на глаз, с обязательным скрежетом стартера: «Ну так…»

Ну так кто же он на самом деле?

И Марку такое представление, что называется, за глаза, было необходимо. Во всяком случае, так думал Адам. И нашел подтверждение своим умственным выкладкам в том, что Марковцев не тормознул его подозрительным взглядом из-под нависших надбровных дуг: «Куда это вы намылились?»

– Я не думаю, что Марковцев языком заработал себе авторитет, – заявил вдруг Тувинец. Эти слова он произнес, едва скрылись за косогором строения аэродрома.

Адаму показалось, он ослышался. Лично ему стало все ясно и понятно, едва Марк окунул его в суть дела. Просто Тувинец не знает Марковцева. И Адам был вынужден вступиться за Сергея:

– Я знал людей, которые языком зарабатывали авторитет. И знаю, куда завел их этот язык. Давай я тебе кое-что покажу.

Адам затормозил и, развернув машину, взял направление на автобазу. Не доехав до бывшего автобата пары сотен метров, он выключил двигатель, однако машина продолжила движение накатом, к чему и стремился Адам, дабы придать своему рассказу реалистичность. Он показал направление, вытянув руку вверх и назад.

– Я сидел в кресле первого пилота и шел этим курсом. В грузовой кабине ждали своего часа тринадцать человек – у них даже зубы были в камуфляже. Среди них был и Марковцев Сергей. За сто пятьдесят метров до ворот воинской части, которая стала тренировочной базой для террористов, я подал команду к высадке. Хотя то, что собрались сделать тринадцать диверсантов, даже выброской нельзя было назвать. Высота – сто метров. У каждого парашютиста за спиной рюкзак со взрывчаткой, по паре автоматов…

– Полная боевая выкладка, – подсказал Тувинец, сокращая рассказ товарища.

– Первым мы, отвлекая внимание террористов, выбросили моего водителя, который работал на заправщике…

Он не раз прыгал с парашютом и был спокоен. Команда «Пошел!», и он, оттолкнувшись, покинул борт «Яка». А когда самолет с десантниками на борту пошел на последнюю прямую, сделав двойной разворот, настала очередь мастеров. Бойцы почувствовали эту последнюю прямую, которая протянулась по направлению к асфальтированной дороге, вела в самый центр ада. «Попер, родимый!» – выкрикнул кто-то. «С ветерком под горку!» – отозвался другой. Прозвучала команда «штатного» пилота диверсионной команды: «Спускайся ниже, Адам!» – «Куда ниже?! Сто сорок метров! Я вам не истребитель! Разобьетесь на хрен! Ошибка в три-четыре метра, и вас даже по зубам не опознают».

Самый здоровый из команды занял исходную позицию, и его ботинки замерли на краю пропасти. Самый тяжелый, он головой вперед бросится в открытый люк, увлекая за собой товарищей. До выброски остались считаные мгновения.

– Хусейн держал руку на пульсе, – продолжал рассказ Адам, – на красной кнопке сигнала. Он видел то, что видел я: здание КПП и полоску грунтовки, которая и была контрольной отметкой. До нее оставалось примерно двести метров. Хусейн нервничал. Он сидел на месте бортового механика и бросал короткие взгляды в салон. А меня словно сковало. Я понял, каково было Талалихину. И вот когда нос моего «Яка» вторгся в чужое измерение, отсчет пошел в обратную сторону. Хусейн надавил на кнопку, и над дверью загорелась синяя лампа. Крайний к кабине экипажа диверсант перехватил сигнал и, выкрикнув его, надавил на стоящего впереди товарища. Несколько мгновений, и диверсионный отряд прокатился по салону и исчез в разверзнутой пасти десантного люка. Как и не было никого. Только вытяжные тросики, собранные в кучу, покачивались на леере.

Адам замолчал.

С той поры прошло много лет. Автобат отстроили заново, с тем расчетом, что там отныне будет дислоцирован батальон быстрого реагирования. Ясно, что такое решение Минобороны страны было вызвано стремлением хотя бы таким образом дать ответ российским коллегам, которые провели силовую акцию на чужой территории, с применением сил специального назначения, с поддержкой боевых вертолетов. Они воздвигли памятник на том месте, где раньше базировался значительный отряд террористов. Это была ошибка, и военное руководство поняло ее поздно, когда уже были потрачены средства. К тому же место для базирования батальона быстрого реагирования было крайне неудобным. До ближайшей границы больше ста пятидесяти километров. Кто-то из военных произнес короткое «паучье» слово «выжидать», и базу продали американскому предпринимателю. Земля и постройки на ней и сейчас находились в его ведомстве, но никакой деятельности он там пока не вел.