Сговор монстров - Крэг Гарднер

– Но, па! Ты же должен им сказать!

Грифон повернулся к сыну и рявкнул:

– Я ничего никому не должен!

– Но, па! Зачем же мы тогда их сюда притащили?

– Ах да. – Грифон снова умолк. – Верно. – Животное повернулось ко мне. – Вы были похищены не без причины.

Грифон-сын направился к моему все еще не оправившемуся от приступа учителю:

– Знаешь, па, похоже, у этого парня большие проблемы.

– Ты еще учить меня будешь! – Разозлившись, Грифон хватил когтистой лапой по траве. Та стала значительно короче. – Молодежь нынче пошла! Ничем на них не угодишь! Послушай-ка меня, сын, и заруби себе на клюве: нечего меня перебивать!

– Но я же хочу помочь! – И сын топнул копытом. – Пока ты раскачаешься, сто лет пройдет!

– Никакого уважения! – глухо проворчал Грифон. – Когда я был в твоем возрасте, никто не носил таких длинных перьев. Ты всех мифических животных позоришь!

Из-под мантии, в которую с головой спрятался Эбенезум, доносилась канонада сплошных «Ап-чхи!».

– С ним надо что-то делать. – Грифон-сын слегка подтолкнул волшебника своим клювом. – Если он помрет, то и разговаривать будет не с кем.

– Ну, ладно. – Грифон снова смотрел на меня. – Так ты уверен, что у тебя нет золота? – Он кивнул двум стоявшим поодаль созданиям. – Переверните их и потрясите как следует: может, что и выпадет.

Молодой грифон не ошибался: дела Эбенезума и впрямь были плохи. Вряд ли подобная встряска ему поможет. Я поспешил заметить, что, даже будь у нас золото, мы наверняка потеряли бы его во время полета.

Грифон вздохнул:

– Это верно. С птицей Рух всегда одно и тоже. Летает быстро, зато соображает плохо. – Животное, склонив голову набок, смотрело на меня орлиным глазом. – Но она – исключение. Большинство из нас очень талантливы.

– Может, дать им немного отдохнуть, – милосердно заметил грифон-сын. – Старый сарай…

– Замолчи и предоставь старшим принимать решения! Юнец! – Грифон умолк, потом радостно всплеснул крыльями. – Ну конечно! Старый сарай! Там нет ветра. Чихающий человек сможет там согреться и обсохнуть. Через несколько часов он будет говорить.

– Ты хочешь сказать, слушать, не так ли, па? Грифон было зарычал, но тут же осекся:

– Ну да. Мой сын прав. Значит, завтра на заре и проведем собрание. – Он печально покачал головой. – Ну почему ни у кого никогда нет золота? Старому Грифону трудно привыкнуть к новым порядкам.

Пара созданий с лошадиными телами, над которыми возвышались мужские торсы, подхватили волшебника и закинули на спину молодого грифона. Хотя старик и продолжал бормотать что-то об отсутствии золота и своем положении в обществе, никто не обращал на него никакого внимания. И я тоже.

– Кентавры, – пояснил молодой грифон, видя мое замешательство. И тут же припустил крупной рысью. Мне, чтобы не отстать, пришлось всю дорогу бежать бегом.

– Извините, а вы тоже кентавр? – наконец, замученный неизвестностью, решился я на вопрос. Он был и впрямь чем-то похож на тех двоих, только голова другая. Я неловко прибавил: – Я хочу сказать, что вы ведь не грифон, не так ли?

Юнец от души расхохотался:

– Приятель, ты что, мифологию в школе не учил? Я Гиппогриф. Вообще-то я единственный Гиппогриф, насколько мне известно.

Неужели и этому тоже меня должен был научить Эбенезум? Или, может быть, любой ученик волшебника и так должен знать, кто такой Гиппогриф? Время от времени, когда нам случалось попадать в подобные переделки, я жалел, что не столь многому научился на поприще ученика чародея.

– Значит, вы единственный в своем роде? – переспросил я, изо всех сил стараясь не допустить какой-нибудь бестактности. Хотя не просто притворяться заинтересованным, когда ваш учитель чихает так, точно вот-вот с жизнью распрощается. – А что, – добавил я минуту спустя, – работы у вас, должно быть, не много?

Гиппогриф очень серьезно посмотрел на меня:

– Напротив. Поскольку я первый, то именно на меня ложится задача составить описание служебных обязанностей. – И, бросив исполненный гордости взгляд на свои копыта, добавил: – Я уникален, поскольку я – плод межвидового романа.

– Межвидового романа? – Не успели слова удивления сорваться у меня с языка, как я уже пожалел о сказанном: кто знает, быть может, это вопрос слишком деликатный, чтобы обсуждать его с первым встречным.

– Конечно. – Гиппогриф горделиво взъерошил перья. Нет, похоже, он не возражает против такого поворота разговора. И все же я чувствовал бы себя более уверенно, если бы кто-нибудь объяснил мне, как именно улыбаются орлы. – Отца моего ты видел. А моя мать была лошадью. Прекрасное сочетание, на мой взгляд.

– Вы хотите сказать, что при желании могли бы… э-э-э… вступить в близкие отношения с любым животным? – Я даже оторопел от собственной смелости.

– Разумеется! А также с птицей или рыбой!

Я прямо дар речи потерял от изумления. По собственному опыту зная, скольких трудов стоит завести роман с одной-единственной человеческой особью женского пола, я и представить себе не мог, как можно управляться со всем, что движется. Да уж, ученик волшебника и впрямь должен быть готов к неожиданностям. И все-таки любовная связь с самкой форели никак не укладывалась у меня в голове.

– Ты, похоже, несколько смущен, – заметил Гиппогриф. – Поверь мне, подобный опыт расширяет сознание. – Он снизил голос до шепота. – Скажу тебе по секрету, как раз сейчас я клею такую самочку оцелота, закачаешься! – И он смачно прищелкнул клювом. – Ага, вот мы и пришли! – Гиппогриф опустил заднюю часть туловища, и волшебник, ни на секунду не переставая чихать, кубарем скатился с его спины на землю у сооружения, которое из чистого милосердия можно было бы назвать полуразвалившимся сараем.

Стены, некогда ровные и прочные, прогнулись внутрь, словно постройка стремилась вернуться в свое исходное состояние и превратиться в кучу досок. Посреди одной из стен, ближе к крыше, красовалась дыра, которая раньше служила, видимо, окном. За долгую историю сарая дыры размером поменьше и не столь правильной формы, как первая, образовались и еще в нескольких местах.

– Наше лучшее помещение, – прокомментировал Гиппогриф. – Здесь ты и твой друг сможете отдохнуть. Другие звери сюда не заходят, так что тут тихо. Вашим единственным соседом будет единорог – он вон там, в загоне за деревьями. Зануда он, этот единорог, только и знает, что твердит о своих девственницах. Кто вообще видел хотя бы одну девственницу – или девственника, если на то пошло? Я поспешил согласиться.

– Да, кстати, – вспомнил Гиппогриф, – о побеге и не думайте. Среди нас есть животные, которые хорошо умеют находить людей по следу, а найдя, возвращают на место не столь бережно, как наш друг птица Рух. Спокойной ночи. – С этими словами Гиппогриф развернулся и ускакал.