Сексуальные преступления как объект криминологии - Николай Исаев

Указанные механизмы достаточно точно моделируют генез девиантных и криминальных форм сексуального поведения. Механизм «соучастия по преступлению» может быть применим для рассмотрения преступлений «против морали» и большинства форм сексуальных девиаций. В основе сексуальных преступлений агрессивно-насильственного характера лежит механизм «интенсификации конфликта» частыми обвинениями жертвы как «амбивалентного другого».

В процессе социальной динамики, в цивилизационных процессах, распад одного из социальных институтов ведет к высвобождению большого числа свободных форм поведения, которые для обеспечения порядка должны быть институционализованы другими социальными институтами. Так, социальный институт семьи претерпел эволюцию в цивилизационном процессе и практически распался в постиндустриальном обществе, высвободив большое количество девиантных форм сексуального поведения. А. Кинси, несмотря на многочисленную критику в предвзятости в его адрес, был прав, выявив путем социологических методов значительный процент девиантов (геев и лесбиянок). Он исследовал американское общество на пороге постиндустриальной цивилизации и культуры постмодерна, т. е. в переходный период, когда степень социального хаоса возрастает. Однако решающую роль в отношении общества к сексуальным девиантам и формировании нравственности сыграл не А. Кинси, а политики, которые в сексуальных меньшинствах увидели, в первую очередь, голоса избирателей в своих предвыборных кампаниях. Другими факторами, оказавшими влияние на данный процесс, стали: упадок другого социального института – церкви, и «эпистемиологический скандал» в психиатрии о признании гомосексуальной ориентации нормативной.

При рассмотрении вопросов нормативности и институционализации различных форм поведения необходимо обратить внимание и на системы ценностей. Любая социальная норма получает свое воплощение при соотнесении с ценностями. Эволюция систем ценностей в цивилизационном аспекте представлена в работе Ж. Бодрийяра.[100] Он выделяет историческую схему трех порядков «симулякров» (от лат. simulakr – подобие, призрачность). Симулякры первого порядка основаны на естественном законе ценности, второго – на рыночном законе стоимости и третьего порядка – на структурном законе ценности. Третий порядок, основанный на структурном законе ценностей, предполагает, что каждая структура или конфигурация переосмысливается следующей за ней, новой, и создается новый разряд симулякров. Такая система ценностей постиндустриального общества хорошо вписывается в понятия нравственного релятивизма и консенсусной морали, что отражает реальное положение вещей в настоящее время.

Одним из крупнейших теоретиков системного анализа социальных систем и моделей девиантности в настоящее время является немецкий исследователь Н. Луман. Отойдя от структурных моделей общества, рассматривая их структуру как сетевую, он вводит понятия самоорганизации и аутопойезиса. Связь теории личности и девиантности в современном обществе Н. Луман уже определяет не через системы социальных ролей, а посредством более глобальных категорий включенности и исключенности в процессах сетевой структурации. Если понятие алиенации у Парсонса представляет социальное отчуждение в различной степени и из различных социальных структур, то сетевая организация социума – единая структура и исключенности личности есть полное удаление из социальных сетей. Процесс исключения личности из социума представляется как постепенный разрыв связей – потеря квалификации в стремительно изменяющемся мире, проблемы идентичности, возрастание зависимости от служб социальной помощи и т. д. Такие процессы исключенности будут неизменно сопутствовать процессам глобализации современного общества. «Наихудший из возможных сценариев в том, что общество следующего столетия (XXI в. – Н. И.) примет метакод включения/исключения. А это значило бы, что некоторые будут включены в функциональные системы, а другие исключены из них, оставаясь существами, которые пытаются дожить до завтра… что забота и пренебрежение окажутся по разные стороны границы, что тесная связь исключения и свободная связь включения различают рок и удачу, что завершатся две формы интеграции: негативная интеграция исключения и позитивная интеграция включения… В некоторых местах мы уже можем наблюдать это состояние».[101] Следствия процессов исключения становятся совершенно очевидными, «именно “исключенные” составляют социальную базу преступности и иных форм девиантности».[102]

Из современных отечественных исследований, посвященных системной оценке девиантного и криминального поведения, следует остановиться на работах Я. И. Гилинского и Д. Ли.[103]

Я. И. Гилинский отмечает факт наличия общих закономерностей в генезисе девиантности и в то же время их имплицитный характер. В отношении системного исследования девиантного поведения важна такая специфика, как «накладывание» одних форм девиантности на другие с усилением проявлений или же их способность «гасить» друг друга. Таким образом, правомерна постановка вопроса об «интерференции» различных форм девиантного и криминального поведения. Так, еще М. Н. Гернет [104] писал о том, что женская преступность находится в обратной зависимости от распространенности проституции.

Другим аспектом, отмеченным Я. И. Гилинским, является чувствительность девиантного и криминального поведения к среде. Так, в периоды экономических кризисов увеличивается корыстная и снижается насильственная преступность. У лиц с девиантным поведением отмечен низкий уровень потребления культуры и высокий уровень различных форм социальной активности, «пассионарности», в терминологии Л. Н. Гумилева,[105] что позволяет говорить о повышенном «балансе социальной активности» и снижении конформности девиантных форм поведения, особенно в переломные исторические периоды и периоды экономической дестабилизации. Такое расширенное понимание девиантных форм поведения как социального хаоса и аномии позволяет проследить конструктивную роль отклоняющегося поведения, когда в хаотичности в потенциальном виде существует возможность зарождения новых социальных структур, что принципиально согласуется с моделями этногенеза.

Девиантность выступает как «полоса свободы, которую мир оставляет в распоряжении эволюционирующего общества, уже выполнившего долг адаптации, т. е. набор непременных заданий заполняется комплексами поведения, поначалу случайными. Однако со временем они застывают в процессах самоорганизации в такие структуры норм, которые формируют внутрикультурный образец “человеческой природы”, навязывая ему схемы долженствования и повинности», – писал С. Лем.[106]

В работе Д. Ли системный анализ преступности проводится, исходя из модульной теории социума, где модуль представляет измерение кратных соотношений и является единицей системного анализа. Модуль, с одной стороны, рассматривается с позиции общей теории систем, с другой – сопоставляется с общественными дисциплинами. Модуль с позиции социальной онтологии выступает как структурно-функциональная единица. Вполне справедливо исходной позицией такого анализа выступает положение о том, «что преступность – это не простое множество преступлений, совершенных на данной территории (глобализация современного мира ведет к транснациональной преступности) за конкретный период времени, а прежде всего их система, которая во всем мире развивается по определенным, неведомым пока людям законам, вне зависимости от их воли и желания».[107] Основное достоинство данной работы – в изменении модели причинно-следственных отношений в криминологии. Д. Ли отмечает: «…если при изучении конкретного преступления правомерно говорить о конкретных причинах и условиях, его вызвавших, то при исследовании преступности как социального явления причинно-следственный подход будет неадекватен».[108] Система с нарушенными причинно-следственными связями является недетерминируемой и самоорганизующейся системой, которая может быть описана моделями нелинейных динамических систем, где свойство нелинейности означает для системы то, что она развивается различными путями.[109]

Связь конкретного преступления и преступности в целом – это микро- и макроуровень системного подхода. Соответственно можно говорить о применении общефилософских категорий общего, особенного и частного (единичного).[110]  Так, все данные, отражающиеся в уголовной статистике, подразделяются на два вида:[111]

1) относящиеся к преступлению;

2) относимые к преступнику.