Обнажая запреты - Яна Лари

Поднимаю глаза и снова встречаю её изучающий взгляд. И самое странное, мне хочется огрызнуться. Когда ж им всем надоест лезть мне в душу?!

Но лишь равнодушно отодвигаю презент и слегка пожимаю плечами.

— За смазливой мордашкой стоит обычный засранец. Поверь, это гиблый номер.

— Не сомневаюсь.

Звучит с какой-то завуалированной злостью. Может, показалось. Потому что Лана на глазах расцветает в улыбке, выражая ничем не замутнённую приветливость.

— Надо же, какая неожиданная встреча, — внезапно раздаётся над ухом, и я невольно вздрагиваю, когда Дан усаживается на соседний стул. Вот оно что… — Неужели, Стас растерял былой авторитет?

— Не терпится принести ему новость на хвосте? — отзываюсь, не поворачивая головы, и демонстративно продолжаю потягивать оплаченный из моего кошелька мартини. Хотя Северный и спиртное плохое сочетание. Очень плохое.

— Зачем? — в негромком голосе мается ленивая усмешка. — Я никуда не ухожу. И уж точно в состоянии проследить, чтобы с его взбунтовавшейся мелкой ничего не приключилось.

Больше всего меня поражает тот факт, что вместо того, чтобы сгенерировать достойный ответ, разум зацепился за пренебрежительное прозвище. А теперь ещё этот жгуче-ледяной взгляд на мне, который не вижу, но чувствую всем телом. Не самое приятное положение.

Дёрнув плечом, показательно концентрирую внимание на бармене, ловко жонглирующем шейкером.

Лана пытается завести разговор, но под холодным взглядом Севера беспомощно замолкает. Натянутость ощущается буквально кожей. Положение неожиданно спасает его русоволосый спутник, который, очевидно, посчитал, что две девушки товарищу будет много и решил составить нам компанию.

— Пошли потанцуем, — я вздрагиваю от тёплого дыхания Дана на моей щеке. И это — не предложение, не вопрос, а мягкий указ.

Одна из заповедей соблазнителя в деле — ставить перед фактом, не оставляя выбора. Спасибо, братец, твои стрёмные сказки, наконец, пригодились.

— Почему бы и не-е-е… отказать? — отзываюсь, томно перекидывая волосы через плечо и тянусь к бокалу. Дан выглядит обескураженным. Что, дорогой, не ожидал? Воодушевлённая победой, добиваю его провокационной полуулыбкой. — Не напрягайся Северный, тебе меня не подловить. Я ваши стратегии знаю как свои пять пальцев.

Но, судя по всему, секундная растерянность благополучно подавлена наработанной не одним днём самоуверенностью.

— Тем лучше, — произносит он, подныривая указательным пальцем под съехавшую бретельку, и медленно с лёгким нажимом двигает её вверх по моему плечу. — Значит, обойдёмся утренней прелюдией. На чём мы там остановились? Ах да. Ты едешь ко мне. Лёха, — повышает он голос, обращаясь к товарищу. — Позаботься, чтобы Лана без приключений добралась домой. У нас с её подругой возникли безотлагательные дела.

Его прикосновение обжигает. Смысл слов с запозданием бьёт по темени.

Я замираю, внезапно потеряв дар речи.

Удивляй, чтоб его! Главное правило успешного съёма — удивляй.

И работает же. Работает! Даже послать, как он того заслуживает не получается. Так и молчу, рискуя подавиться от неожиданности.

— Попалась? — усмехается Дан, не отпуская взглядом моих ошалевших глаз. — Никогда не зарекайся, Мелкая, — и подмигивает, забирая у меня мартини, чтобы оставить бокал на барной стойке. — Пошли, комсомолка, отвезу тебя к брату под крылышко. Местные шоу не для наивных девочек. Скоро начнётся.

— Одно условие, — исключительно на инстинктах позволяю ему помочь мне подняться со стула.

— Я весь внимание, — пользуясь поводом, он придвигается ближе. Вплотную, можно сказать.

— Притормозишь, не доезжая до дома, — криво улыбаюсь, пытаясь привести в порядок мысли в нетрезвой голове.

Я уже достаточно храбрая. И способна красиво поставить его на место.

— Предлагаешь стать твоим сообщником? — тихо хмыкает он, усиливая нажим пальцев на моей талии. — Даже не знаю… Разве что в обмен на танец.

— Идёт.

Глава 15

Сообщник

Дан

О чём я только думал, когда приглашал её на этот танец? В смысле, ясен пень о чём, но она всё ещё сестра Стаса! А я всё ещё не собираюсь впрягаться в отношения продолжительностью дольше пары дней.

Честно говоря, мелькала в голове подленькая мыслишка доставить Анюту до машины уже тёпленькой и в самый ответственный момент обломать, просив, как же она так бездарно поддалась. Стратегии она, видите ли, знает. Ну-ну…

Подбешивает уже эта её неприступность. И челюсть от пощёчины до сих пор ноет. Однако стоит накрыть ладонями острые лопатки, злость внезапно уходит, уступая место какому-то муторному трепету. Будто в руках не человек, а раненая птица, которую боишься лишний раз задеть.

— Северный, ты когда на танец приглашаешь, уточняй, что намерен стоять столбом.

Птица — не птица, а жалит как скорпион.

— Плохой танцор — хороший папа, — парирую, невозмутимо продолжая покачивать её не в такт мелодии. Насколько вообще могут быть не в такт объятия под забористый драм-энд-бэйс. Совсем не переставляя ног.

— Хороший ли? — вспыхивают ядом нефритовые глаза. — Ты хоть примерно в курсе, сколько детей растёт с твоей ДНК?

— Тебе ли не знать, что у меня с реакцией нет проблем, — опускаю взгляд на её губы. И ниже, туда где глубокое декольте открывает полушария груди, будто призывно надорванный фантик.

Во рту становится сухо. В голове — пусто. Такие фасоны нужно запретить. Каждый её вдох резонирует вибрацией на моей коже.

Анюта прикрывает глаза, словно наслаждаясь скольжением моих пальцев вниз по открытой спине к пояснице. Пол под ногами содрогается басами и кажется будто это загнанный набат моего сердца. С ума сойти. Кто надоумил её натянуть это блядское платье? Убил бы.

Bом boм — разрывают танцпол Brukout Woofax

И так бесстыдно виляют под моими ладонями ягодицы, что дыхание срывается. Перед глазами вспышками неона счётчик жизней: «Потрачено».

Boм Boм…

Анюта извивается, цепляя пайетками мою футболку. От трения по коже пляшут искры. Ещё одна — «потрачено».

Boм Boм…

Между нами всего пару слоёв одежды, согретой жаром распаленных тел. И ширма беснующейся толпы такая плотная, опасно равнодушная. Мысли звереют, дымятся от градуса пошлости. «Потрачено… Потрачено… Потрачено…».

Лёгкие вхолостую перекачивают воздух.

Я, кажется, при смерти.

Boм Boм Boм Boм..

Анюта опускается на корточки. Пресс болезненно-сладко горит под нажимом её ногтей. Я неотрывно смотрю в запрокинутое лицо. Приоткрытые губы блестят искушающим глянцем… прямо на уровне натянутой ширинки. Адская по градусам картинка. Она такая невинно-доступная в облаке ласкающих плечи воздушных локонов, что бессознательное во мне срывает цепи. А потом Аня плавно поднимается обратно, разжигая мучительным откликом каждый сантиметр пути. И открывает глаза.

Я судорожно сглатываю, будто разом пропустив через себя все двести двадцать вольт. Да ладно…

В нефритовых радужках горят костры по мою душу. В смысле концентрация радиоактивности там как в ядерном реакторе. Злость просто нечеловеческая: тронь — обуглишься.

Я облучился.