Полководец. Война генерала Петрова - Владимир Васильевич Карпов

создать новый сплошной фронт. Почему? Потому, что не знали тактику врага. Вернее, знали, но не воспользовались этим. А надо было учить наших командиров и войска на опыте боев в Европе, и они тогда, не боясь окружения, спокойно лишали бы горючего ушедшие вперед части противника. Наступательный порыв выдохся бы! Кроме этого надо было бы создать глубоко эшелонированную оборону. Вывести войска в поле. Окопаться, подготовить инженерные заграждения, минные поля. Вот на Курской дуге создали прекрасную глубокую оборону, и гитлеровцы сломали об нее зубы, а мы погнали их в шею! Да и наш одесский и севастопольский опыт показал — против хорошей обороны гитлеровцы ничего не могли сделать, даже имея превосходство в силах. Будь у нас боеприпасы и нормальное снабжение, не видать бы фашистам ни Севастополя, ни Одессы. Фашистов дальше Днепра можно было не пустить. Упустили эту возможность. Победа в войне готовится в мирное время. В конечном счете мы победили. В тысяча девятьсот сорок первом году я даже в нашей доктрине засомневался! Помнишь, как ее сформулировал Сталин? Мы чужой земли не хотим, но и своей земли ни вершка не отдадим никому. И еще — воевать, если придется, будем сразу на территории противника, добьемся победы малой кровью, и нам помогут братья по классу в тылу врага. В сорок первом при отступлении все это казалось несостоявшимся. Но правильность доктрины проверяется ходом всей войны и окончательным результатом. И вот, если посмотреть с этих позиций, что ж — мы завершили бои на территории противника, пол-Европы прошли; братья по классу, прогрессивные силы и все, кто ненавидел фашизм, нам тоже помогли; ни вершка своей земли мы не уступили. Вот только насчет «сразу» и насчет «малой кровью» не сбылось: война шла долго, и на нашей территории и крови и жертв было много. Слишком много!

В общем, как это ни горько, как это ни неприятно, а ради того, чтобы подобные беды не повторились, надо признавать свои ошибки и делать из них соответствующие выводы.

Сегодня об уроках войны написано много, они подробно анализируются в академиях при изучении тактики и оперативного искусства. Но надо учесть — Петров говорил об этом одним из первых, сразу после окончания войны. Это его мнение не всем нравилось, потому что недостатки и упущения, ставшие причиной наших неудач в 1941 году, были на совести людей, занимавших тогда высокие посты.

В тот вечер говорили мы и о многом другом. Часов в девять генерал вызвал машину и поехал со мной навестить моих родителей. Он посидел с моими отцом и матерью, попил чаю, хотел послать водителя за остатками торта, но мама сама напекла очень много ради моего приезда и Ивану Ефимовичу, как «одинокому», без семьи, завернула в узелок разных пампушек. Вот тут я еще раз поразился памяти Ивана Ефимовича. Благодаря маму за печеное, он вдруг сказал:

— Доброе у вас сердце, Лидия Логиновна, мне вот, как «одинокому», пирогами спешите помочь. А я знаю, моя мать рассказывала, как во время войны вы не забывали ее и тоже помогли старушке. Спасибо вам!

Вот и такое он, оказывается, знал и помнил. А дело было так. Я приехал после ранения в короткий, десятидневный отпуск, во время которого навестил мать Ивана Ефимовича. Она жила на территории военного училища в светлой чистой комнате с небольшой верандой. Когда я расспросил, как она живет, Евдокия Онуфриевна сказала:

— Все хорошо, мне помогают, обеды дают из курсантской столовой. — Потом, помолчав, добавила: — Стара я. Пища бойцов груба для меня. Кашки хочется. А сварить не из чего.

Возвратясь домой, я рассказал об этом своей матери. Времена были тяжелые, все получали продукты по карточкам. И вот мать принесла какие-то белые полотняные мешочки. Это оказался ее НЗ. Мать развязала мешочки, отсыпала половину — с килограмм риса, столько же манки — и сказала: «Отнеси Евдокии Онуфриевне, будет возможность, я ей еще дам».

Вот об этом, оказывается, знал и помнил Иван Ефимович. И еще одну фразу его матери вспоминаю, даже не фразу, а заветное желание. Она ее и другим конечно же говорила:

— Я до конца войны не помру. Победы дождусь. На Ваню погляжу обязательно. А потом уже можно и в путь собираться. Очень мне хочется, чтобы Ваня похоронил меня с духовым оркестром. И чтоб отпевали. Я ведь верующая.

Все сбылось, как она хотела.

Евдокию Онуфриевну хоронили с оркестром. Было много венков. Иван Ефимович через весь город шел за гробом матери пешком. На ташкентском кладбище, недалеко от церкви, теперь две могилы: матери Петрова и рядом его сына — Юры. Он трагически погиб в 1948 году в Ашхабаде, но не во время землетрясения, а как офицер, прибывший туда на помощь. Об этом я расскажу подробнее, когда дойду до тех лет.

ИЮЛЬ 1941 ГОДА

А теперь вернемся в жаркий, пыльный июль 1941 года, к войскам, которые на юге нашей страны все еще бились на государственной границе. Конечно же здесь было не главное направление гитлеровцев, и их техники было меньше, и войска румынские не проявляли особого рвения. Но все же они имели превосходство во всем и могли бы наступать успешно, если бы не столкнулись с теми мерами, которые были предприняты командованием Одесского военного округа.

Опасения командарма Софронова оправдались. Плацдарм за Днестром в районе Дубоссар противнику удалось расширить. В глубину наших войск на восток прорывались крупные силы противника. В это же время с севера из района Бердичева сюда, на юг, в направлении Умань — Первомайск — Вознесенск, ударила 1-я танковая группа фон Клейста. Таким образом, уже не было никаких реальных возможностей удержать линию фронта на Днестре.

25-я Чапаевская и 95-я Молдавская стрелковые дивизии, чтобы не остаться в окружении, отходили с прочно занимаемого ими переднего края на Днестре, который при иной ситуации они могли бы еще долго держать. Они отходили теперь на рубеж обороны, непосредственно защищавший Одессу. А на Днестре снимались пулеметы и другое вооружение Тираспольского укрепрайона, оно пошло на усиление частей и на создание подвижных резервов армии.

Разрыв с правым соседом, 9-й армией, все увеличивался. Командующий Приморской армией Софронов вынужден был, не дожидаясь завершения формирования всей дивизии, послать на правый фланг кавалерийские полки дивизии Петрова, чтобы установить связь с оторвавшимся соседом и разыскать части 30-й дивизии, которая, согласно последним указаниям, передавалась Приморской армии. Полки кавдивизии и сам генерал Петров метались по огромным степным просторам в поисках частей соседа справа, но