Страх Мудреца - Патрик Ротфусс

Приближалась полночь, и на улицах было тихо.

Кроме того, вы будете поражены, как редко люди смотрят вверх.

Аури сидела на широкой кирпичной трубе, ожидая меня.

На ней было платье купленное мной, и она лениво болтала босыми ногами, глядя на звезды.

Ее волосы были столь легки и прекрасны, что создавали ореол вокруг головы, колышущийся от малейших дуновений ветерка.

Я осторожно ступил на середину жестяного участка крыши.

Это вызвало слабый стук под моей ногой, как отзвук далекого, тихого барабана.

Аури перестала болтать ногами и замерла, как испуганный кролик.

Затем она увидела меня и усмехнулась.

Я помахал ей рукой.

Аури спрыгнула с трубы и перескочила туда, где я стоял, ее волосы развевались позади нее на ветру.

- Привет, Квоут, - она отступила на полшага назад.

- Ты воняешь.

Я улыбнулся своей лучшей улыбкой.

- Привет, Аури, - сказал я.

- Ты пахнешь как

молодая симпатичная девушка.

- Так и есть, - с радостью согласилась она.

Она чуть отступила в сторону, затем снова вперед, легко перемещаясь на мысочках ее босых ног.

- Что ты принес мне? - спросила она.

- А ты что принесла мне? - парировал я..

Она усмехнулась.

- У меня есть яблоко, которое думает, что оно груша, - сказала она, поднимая его вверх.

- И булочка, которая уверена, что она кошка.

И салат, который думает, что он салат.

- Тогда это умный салат.

- Вряд ли, - сказала она, изящно фыркнув.

- С чего чему-то умному думать, что он салат?

- Даже если он и есть салат? - спросил я.

- Особенно тогда, - сказала она.

- Достаточно плохо быть салатом.

Как ужасно думать, что ты салат. - Она растроенно покачала головой, и ее волосы повторили движение, словно она находилась под водой.

Я развернул свой сверток.

- Я принес тебе несколько картофелин, половину тыквы,

и бутылку пива, которая думает, что она буханка хлеба.

- А кем считает себя тыква? - с любопытством спросила она, разглядывая ее.

Она держала руки сжатыми за спиной.

- Она знает, что она тыква, - сказал я.

- Но притворяется, что она заходящее солнце.

- А картофелины? - спросила она.

- Они спят, - ответил я.

- И боюсь, что замерзли.

Она с нежностью посмотрела на меня.

- Не бойся, - сказала она, протянув руку и коснувшись на мгновение пальцами моей щеки, ее прикосновение было легче, чем касание перышка.

- Я здесь.

Ты в безопасности.

Ночь была прохладной, и вместо того, чтобы есть на крыше, как мы часто делали, Аури повела меня сквозь железную дренажную решетку в лабиринт тоннелей под Университетом.

Она несла бутылку, а над головой держала что-то размером с монету, излучавшее нежный зеленоватый свет.

Я нес миску и симпатическую лампу изготовленную мною, которую Килвин называл лампой вора.

Ее красноватый свет удивительно сочетался с ярким голубовато-зеленым свечением от Аури.

Аури привела нас к туннелю, с трубами всевозможных форм и размеров расположенных вдоль стен.

Некоторые большие железные трубы пропускали пар и, даже завернутые в изолирующую ткань, они источали устойчивое тепло.

Аури осторожно разложила картофелины на изгибе трубы, где отсутствовала ткань.

Получилась своего рода печка.

Использовав кусок мешковины в качестве стола, мы сели на землю и разделили обед.

Булочка была немного черствой, но зато она была с орешками и корицей.

Кочан салата был на удивление свежим, и мне стало любопытно, где она его нашла.

У нее была фарфоровая чашка для меня, и крошечная серебряная чашка попрошайки для себя.

Она разлила пиво, столь торжественно, что можно было подумать, что она пила чай с королем.

Мы не разговаривали пока ели.

Это было одно из правил, которые я

усвоил методом проб и ошибок.

Никаких прикосновений.

Никаких резких движений.

Никаких вопросов, даже отдаленно напоминающих личные.

Я не мог спросить ни про салат, ни про зеленую монету.

Из-за подобных действий она убежит в туннели и потом я не увижу ее еще несколько дней.

По правде говоря, я даже не знаю ее настоящее имя.

Я называл ее Аури, но в сердце думал о ней, как о своей маленькой лунной Фаэ.

Как всегда, Аури ела очень изящно.

Она сидела прямо, откусывая маленькие кусочки.

У нее была ложка, которой мы по очереди ели тыкву.

- Ты не принес лютню, - сказала она, когда мы закончили есть.

- Мне нужно почитать сегодня, - ответил я.

- Но скоро я ее принесу.

- Как скоро?

- Через шесть ночей, - сказал я.

К этому времени я уже пройду экзамены, и дальнейшие занятия будут бессмысленны.

Ее крошечное личико нахмурилось.

- Шесть дней еще не скоро, - сказала она.

- Завтра

будет скоро.

- Для камня шесть дней это скоро, - сказал я.

- Тогда играй для камня через шесть дней, - сказала она.

- А для меня играй завтра.

- Думаю, ты можешь побыть камнем шесть дней, - сказал я.

- Это же лучше, чем быть салатом.

Она усмехнулась этому.

- Так и есть.

После того, как мы доели последнее яблоко, Аури повела меня через Подовсё.

Мы неспеша прошли по Дороге Кивков, пропрыгали через Арки и оказались в Подвалах, лабиринте туннелей, заполненных медленным, застойным ветром.

Вероятно, я и сам нашел бы дорогу, но я предпочитал иметь Аури в качестве проводника.

Она знала Подовсё, как лудильщик знал содержимое своих тюков.

Вилем был прав, у меня не было допуска в Архивы.

Но я всегда оказывался в местах, где не должен был находится.

Очередной печальный факт.

Архивы были огромным зданием из каменных плит без окон.

Но студентам внутри, нужен был свежий воздух, а книгам требовалось даже

больше.

Если воздух был слишком влажным, книги начнут гнить и покрываться плесенью.

Если воздух был слишком сухим, пергамент станет хрупким и развалится.

У меня ушло много времени на то, чтобы выяснить, как свежий воздух попадает в Архивы.

Но даже когда я отыскал нужный тоннель, путь внутрь был нелегок.

Приходилось долго ползти на четвереньках по ужасно узкому тоннелю, а затем четверть часа ползком на животе по грязному камню.

Я хранил комплект сменной одежды в Подовсём, и после почти дюжины путешествий она была истрепана, а на коленках и локтях сточилась почти до дыр.

Тем не менее, это была небольшая плата за получение доступа к Архивам.

Поймай меня на этом, и мне бы пришлось бы пройти через ад.

Как минимум меня бы исключили.

Но если я плохо покажу себя на экзаменах и получу оплату в двадцать талантов, то положение мое мало чем будет отличатся от исключения.