Тринадцатая реальность - книга закончена - Геннадий Ищенко

- Она красивая?

- Очень. У нее ваши глаза, но немного скуластое лицо, волосы она обрезает по плечи и оставляет челку. Красоту девушек трудно описывать словами, получается набор примет, как в полицейском протоколе. А когда посмотришь сам, заглянешь в глаза...

- А я красивая?

- А то вы сами этого не знаете, - ответил я, недовольный поворотом разговора. - У вас, как и у моей невесты, есть все, что привлекает мужчин, но первой я встретил ее.

Послышавшийся невдалеке шум подъезжающего трамвая прервал наш разговор. Через минуту он выехал из-за поворота улицы и остановился возле нашей скамейки. Мы вошли в первый вагон, в котором не было никого, кроме кондуктора. Я заплатил за двоих, и мы сели, стараясь не сильно прижиматься друг к другу, что было трудно из-за малой длины сидений. Но не ехать же из-за этого порознь! Вожатый спешил в парк, поэтому трамвай мчался по улицам, громыхая всем, что в нем могло греметь. Из-за этого шума и болтанки вагонов мы сидели молча, пытаясь не сильно ерзать по сидению. Сошли на пятой остановке, и я проводил Александру к подъезду ее дома.

- Прощайте, князь, - сказала девушка. - Спасибо за то, что проводили. Поспешите домой, уже поздно, а вам еще долго добираться.

- Вы к нам еще придете? - спросил я.

- Нет, - отрицательно покачала головой Александра. - Вы заняты, поэтому ничего хорошего из наших встреч не выйдет. Если у вас почему-то не сложится с Верой, вы знаете, где меня искать.

Она повернулась и быстро ушла. Ушел и я, думая о том, какой у меня сегодня был содержательный день. Надо же было Олегу мне ее подсунуть! Ладно, завтра будет встреча с Верой, а эти воспоминания со временем потускнеют. Мало ли на свете красивых и умных девушек, так что, на каждую западать? Я не стал ждать следующего трамвая, на котором нужно было проехать всего одну остановку. Переложил пистолет из внутреннего кармана пиджака в боковой и быстрым шагом пошел в сторону дома. Шагать предстояло с полчаса, поэтому я на время отставил в сторону сердечные дела и принялся думать о завтрашнем дне. Мне не слишком нравилось отношение редактора и мои перспективы работы в издательстве. Скорее всего, меня еще долго будут держать даже не на вторых ролях, а на подхвате. Редактора я понимал, сам бы на его месте поступил точно так же. Чтобы что-то сказать людям, мало с отличием закончить гимназию и быть симпатичным парнем и князем. Первое впечатление у него обо мне уже сложилось, и теперь его нужно было ломать, и я придумал, как это сделать. Завтра же напишу большую статью о вреде наркотиков и о тех, кому выгодно травить русский народ. Не о заказчиках - такое никто не напечатает, а о придурках-депутатах. Если все аргументировать так, чтобы не смогли придраться, наш цензор должен пропустить. И суну этим мерзавцам палку в колеса, и буду иметь в активе публикацию на важную тему. Цензура может зарубить статью за крамолу, оскорбление императорской семьи и государственные секреты, ну и за нападки на европейских кукловодов, а ничего этого у меня не будет. Только перед работой нужно будет поговорить с отцом. Мне надо было знать, кто в Думе проталкивает дурь, и как лучше построить статью, чтобы не подставить отца. Пока я добирался до дома, успел вспомнить все, что знал о героине и морфии, и прикинуть, что и как буду писать. Как я и думал, родители еще не спали.

- Зря вы не спите, - сказал я встретившему меня в коридоре отцу. - Мне теперь что, из-за вас нигде нельзя задерживаться?

- Ты еще мальчишка, - недовольно ответил он. - И твой пистолет меня не сильно успокаивает. Ты не станешь стрелять, пока на тебя не нападут, а потом может быть поздно. Был бы ты хоть сильным парнем...

- Буду, - пообещал я. - С завтрашнего дня и займусь. Надо только будет купить гантели.

- Да ну? - удивился он. - Что-то в лесу сдохло. Но я рад, если это не только намерения.

- Мне будет нужна твоя помощь, - сказал я. - Не в спортивных занятиях и не сегодня. Сможешь завтра с утра рассказать мне все о законе по легализации наркотиков? И мне нужен твой совет, как это преподать, чтобы не связали с тобой.

- Хочешь написать статью, - догадался он. - А хватит способностей? Ваш редактор, да и цензор, могут такое пропустить только в том случае, если к вам не смогут придраться. Это будет ведро помоев на партию кадетов, а в ней много влиятельных людей. Материал сенсационный, и от такой статьи могла бы быть польза, но не тебе ее писать. Да и захочет ли ваш редактор связываться?

- Давай договоримся так, - сказал я. - Ты мне даешь информацию, а я пишу статью и отдаю ее тебе. Если ты посчитаешь, что написанное можно отдавать в редакцию, я отдам, если нет, то поговорю с кем-нибудь из наших редакционных акул. Если статью напишут они, ее с тобой тем более не свяжут, но мне нужно зарабатывать имя.

- За такую статью можно заработать пулю, - проворчал он. - Ты просто не представляешь, в кого хочешь плюнуть. Успокаивает то, что вряд ли захотят подливать масло в огонь, а тебя, скорее всего, попытаются купить. Ладно, иди ложиться спать. Если хочешь, чтобы я все рассказал, нужно рано встать.

В последние десять лет перед смертью я редко спал ночью больше пяти часов и не испытывал потребности спать дольше, но сон нужен не душе, а телу, а это тело не выспалось и утром зевало так, что была опасность вывихнуть челюсть. Холодная вода помогла, но спать все равно хотелось. Отец мне все рассказал за полчаса, спросив перед рассказом, не хочу ли я что-то записать. Я отказался и не стал делать записи. Все нужные факты прочно улеглись в молодую голову, и в дальнейшем ничего не забылось. Мы быстро позавтракали, и я убежал в редакцию раньше, чем отец ушел на службу. Работа в ней начиналась с девяти, а идти нужно было только четыре квартала, поэтому можно было не торопиться, но мне не терпелось увидеть Веру и приступить к работе над статьей, и трудно было сказать, какое из этих желаний сильнее. Когда я вошел в вестибюль, меня поприветствовал наш вахтер.

- Здравия желаю, ваше сиятельство! Что-то вы сегодня рано.

- Дела, Спиридон Трофимович, - откликнулся я. - Не скажете, Воденикова не появлялась?

- Вера Николаевна должна быть наверху, - ответил он мне в спину.

Взлетев по ступенькам лестницы на второй этаж, я пробежался к большой комнате, в которой основной состав редакции собирался утром на что-то вроде планерки. Вера всегда приходила раньше, чтобы открыть окна и хоть немного проветрить помещение от табачной вони. До сигарет с фильтром здесь еще не додумались, но самых разных папирос хватало, и в редакции курили почти все мужчины. Летом еще можно было проветривать, но я не представлял, как здесь можно дышать зимой. Я терпеть не мог табачного дыма и не собирался этого делать. Пока поработаю, а дальше будет видно. Если к зиме не выделят своей комнаты, уволюсь. Распахнув дверь и увидев, что Вера одна, я схватил ее в охапку и принялся целовать.