Другая история Российской империи. От Петра до Павла [= Забытая история Российской империи. От Петра I до Павла I] - Дмитрий Калюжный

Потому-то и возникает у историка Никитина вопрос: кто они, эти князья и воеводы — литературные персонажи или исторические личности? Кто такие варяги, когда и откуда они появились в документах?

Исходный термин «варанг/варанги» возник в Константинополе не ранее конца 1020-х годов, и первоначально обозначал скандинавов, состоявших на службе в императорской гвардии. Ко второй половине того же столетия термин был распространён на англов, сменивших в гвардии скандинавов, а затем стал обозначать наёмников вообще, и именно в этом единственном смысле на протяжении всей ПВЛ его использует Иларион, искусно вплетая этих «варягов» в повествование, когда их требует сюжет, и не считаясь вовсе с «действительностью». Так и была порождена путаница с «варягами» и «русью», ставшая, по словам одного исследователя, «кошмаром русской истории».[10]

Что забавно, в собственно Печерской летописи, написанной тем же Иларионом, никаких варягов нет; они появились только в ПВЛ. Более того, из текста следует, что первоначально варягов не знали ни Олег, ни Игорь, ни Ольга, ни Святослав — все они выступают с «русью», поэтому последующее появление «варягов» в перечне племён, участвующих в походах Олега и Игоря (но не Ольги и Святослава!) оказывается, безусловно, вторичным. Возможно, эти эпизоды вообще не принадлежат перу Илариона.

Даже в новеллах о Владимире лексема «варяги» выглядит совершенно анахроничной, показывая переброску «в прошлое» сюжета, связанного с приключениями Ярослава и Святополка. И кстати, «два варяга», которые подняли на мечах несчастного Ярополка, зеркальны другой паре таких же наёмников, которые якобы были посланы Святополком, чтобы прикончить Бориса:

«Бориса же убивше оканьнии, увертевше и в шатеръ, и вьзложиша и на кола, повезошаи, ещё дышющу ему. И увидивьше её оканьныи Святополкъ, и якоеще ему дышющу, и посла два Варяга приконьчевати его. Оне маже пришедшима и видившима, якоещее муживу сущю, и единъ ею извлекъ мечь и проньзеюкь сердцю» [Ип., 120].

(В переводе Д. С. Лихачёва: «Убив же Бориса, окаянные завернули его в шатёр, положив на телегу, повезли, ещё дышавшего. Святополк же окаянный, узнав, что Борис ещё дышит, послал двух варягов прикончить его. Когда те пришли и увидели, что он ещё жив, то один из них извлёк меч и пронзил его в сердце».)

Каким образом мог Святополк увидеть (узнать) «дыхание» Бориса на Альте из Киева, чтобы послать туда «варягов», когда и так были там убийцы? Это удивляло всех историков. А вот романиста это вряд ли бы удивило: очень трудно уследить сразу за всеми героями, обстоятельствами, временами, если надо ещё проводить какую-то «основную мысль». А Повесть временных лет не есть летописание; это чистая литература, основная мысль которой — рассказ о добре и зле.

Сколь часто авторские сюжеты «из русской жизни» переплетаются с библейскими сказаниями! Сколь чётко само поведение Бориса и Глеба просто требует признания их святыми мучениками! Чтобы у читателя не оставалось никаких сомнений в виновности Святополка, Иларион загодя выстраивает «генеалогию злодейства», с которой Святополку ничего другого и не оставалось, кроме как повторить судьбу Каина, суд над которым лежит вне людской компетенции.

«Святополк же окаянный стал думать: „Вот убил я Бориса; как бы убить Глеба?“. И, замыслив Каиново дело, послал, обманывая, гонца к Глебу… Святополк же окаянный и злой убил Святослава, послав к нему к горе Угорской, когда тот бежал в Угры. И стал Святополк думать: „Перебью всех своих братьев и стану один владеть Русскою землёю“. Так думал он в гордости своей, не зная, что „Бог даёт власть кому хочет, ибо поставляет Всевышний цесаря и князя, каких захочет дать“».

То, что человек не имеет права брать на себя наказание преступника, поскольку это прерогатива Божьего суда: «мне отмщенье и аз воздам» — одна из самых излюбленных мыслей Илариона. Не зря Ярослав — благородный мститель, который не убил, а лишь изгнал своего подлого старшего брата из страны. И не определён Святополку конец Ирода, заимствованный… из Хроники Георгия Амартола!

«И когда бежал он, напал на него бес, и расслабли все члены его, и не мог он сидеть на коне, и несли его на носилках. И бежавшие с ним принесли его к Берестью. Он же говорил: „Бегите со мной, гонятся за нами“. Отроки же его посылали посмотреть: „Гонится ли кто за нами?“. И не было никого, кто бы гнался за ними, и дальше бежали с ним. Он же лежал немощен и, привставая, говорил: „Вот уже гонятся, ой, гонятся, бегите“. Не мог он вытерпеть на одном месте, и пробежал он через Польскую землю, гонимый Божиим гневом, и прибежал в пустынное место между Польшей и Чехией, и там бедственно окончил жизнь свою. „Праведный суд постиг его, неправедного, и после смерти принял он муки окаянного: показало явно…посланная на него Богом пагубная кара безжалостно предала его смерти“, и по отшествии от сего света, связанный, вечно терпит муки. Есть могила его в том пустынном месте и до сегодня. Исходит же из неё смрад ужасен. Всё это Бог явил в поучение князьям русским…» —

…да и сама ПВЛ «явлена была» в поучение князьям русским.

Авторы первичных литературных текстов, — тех, которые ныне рассматриваются, как источники сведений об историческом прошлом человечества, — не ставили себе задачи создавать «источники». Их личный кругозор был достаточно узок, они не могли, да и не стремились достичь адекватности в описании героев и событий минувшего. Восхваление своего князя, и уничижение чужого; поиск материала для подтверждения библейских истин, или даже его сочинение; желание написать поучительную для читателя повесть — вот что двигало ими. Реальная жизнь не знает законченных сюжетов, а в большинстве летописных повестей мы видим именно законченные сюжеты. Нет принципиальной разницы в технологии изготовления сказок и летописных повестей!

Вот и А. Л. Никитин в отношении ПВЛ пишет:

«Всё дело в том, что мы обсуждаем не исторический документ, каковым большинству представляется летопись, и даже не летопись, а всего только литературное произведение, которое может нести в себе отражение действительности».

Глобальная катастрофа конца XIII века?

Списков русских летописей, сообщающих «о древней жизни», но составленных ранее XIV века, не существует, — так, содержащая в себе Повесть временных лет Лаврентьевская летопись имеется в списке 1377 года, а Ипатьевская — XV века. Другие известные летописи:

• Летописец Владимирский, XVI век, сохранился в двух списках.

• Летописец Еллинский и Римский, конец XV или XVI век.

• «Летописец начала царства» излагает события 1533–1552 годов, и составлен не ранее.

• Летописец Новый («Книга глаголемая Новый летописец») — документ, охватывающий время с конца царствования Ивана 1V до 1630 года.

• Летописец Двинской — памятник провинциального летописания последней четверти XVII и XVIII веков.

• «Летописец от 72-х язык» — летописная компиляция конца XV — начала XVI века.

• Летописец Переяславля Суздальского (в рукописи: «Летописец русских царей») обнаружен в сборнике конца XV века.

• Летописец Рогожский — первая половина XV века.

• Летописец 1619–1691 годов, соответственно, XVII век.

• Летописный свод Лицевой, самое крупное летописно-хронографическое произведение средневековой Руси, в десяти томах, где почти каждая страница украшена миниатюрами, создавался по заказу Ивана IV Грозного в период 1568–1576 годов.

• Летописный свод Московский великокняжеский — последняя четверть XV века.

• Летописный свод Сокращённый — конец XV века.

• Летописный свод 1652 года составлен в XVII веке, хоть и охватывает события от легендарных времён расселения славян в Восточной Европе до 1652 года.

• Летопись Вологодско-Пермская, конец XV — первая половина XVI века.

• Летопись Воскресенская; известно тринадцать списков середины XVI — начала XIX веков.

• Летопись Ермолинская, конец XV века.

• Летопись Львовская, XVI века, содержит, в частности, «Хождение за три моря» Афанасия Никитина.

• Летопись Никаноровская второй половины XV века сохранилась в списке XVII века.

• Летопись Никоновская — XVI век.

• Летопись Новгородская 4-я, XV век.

• Летопись Новгородская Карамзинская — середина XV века.

• Летопись Новгородская Хронографическая — конец XV века.

• Летописи псковские относятся к XV–XVII векам.

• Летопись Радзивиловская представляет собою лицевую (иллюстрированную) рукопись XV века, — она так же, как Лаврентьевская и Ипатьевская, содержит в себе текст ПВЛ.

• Летопись Симеоновская сохранилась в единственном полном списке XVI века.

• Летопись Софийская 1-я, XV век, сохранилась во множестве списков и лежит в основе всех общерусских летописей второй половины XV–XVI веков; до нашего времени дошла в двух редакциях.