Билет на вчерашний трамвай - Лидия Раевская

– Ты жаба, Скворцова. Отвратительная такая жаба.

– Я тоже тебя люблю. Ик! Да что ж это такое? Генри! Налей мне водички ! Ик! Алле, ты еще тут?

– Уже нет. Быстрее говори, у меня Андрюшка встал. Из-за тебя. Во сколько придешь?

– Я это… Щас спать лягу, а как проснусь – позвоню. Идет?

– Договорились. Иди спать.

Продуктивно началась суббота, ничего не скажешь. Размышляя о том, кто такой Генри и почему Лелька его знает, а я – нет, я еще раз энергично почесала нос и пошла на кухню варить сыну кашу.

Скворцова перезвонила через двенадцать часов. По второму разу рассказала, где находится, и пообещала зайти в десять. Зашла, само собой, в полдвенадцатого ночи.

– Ну что? – шепотом спросила она, когда я открыла дверь. – Куда идем?

– Как обычно.

– В «Байк»?

– Угу. Оттуда ближе всего возвращаться домой. Согласна?

– Да мне вообще по фигу.

– Тем более. Подожди пять минут, я уже Дюшку уложила, щас сестре ценные указания дам и выйду.

Оставив Лельку на лестнице, я крысой Шушерой вползла обратно в темную квартиру, неудачно припарковалась возле холодильника, пять секунд постояла, зажмурившись, в ожидании, что сверху на меня что-нибудь свалится, но не дождалась и, облегченно вздохнув, шмыгнула в комнату к младшей сестре.

– Машк, спишь?

– Сплю.

– Машк, я с Лелькой в «Байк» пошла.

– Шалава.

– Машк, если Дюша проснется, дай ему попить, я там чай оставила на столе, в бутылочке. А если заплачет, звони Лельке на сотовый. Номер я положила под бутылочкой. Все поняла?

– Ты – плохая мать. И Лелька твоя – такая же.

– Да. А еще мы шалавы.

– Само собой. Чтоб в три часа была дома, ясно?

– Постараюсь пораньше. Все, я ушла.

Выйдя на лестничную клетку, я обнаружила Лельку возле мусоропровода в состоянии глубокой задумчивости.

– Медитируешь? – спросила я, закрывая ключом дверь.

– Мастурбирую. Странно, что ты не знаешь Генри…

– Тьфу. Нашла о чем думать. Плевать мне на твоего Генри. Слушай, у меня на все про все – три с половиной часа. Так что мастурбируй быстрее, и пошли.

– Я кончила, – тут же ответила Лелька и нажала кнопку лифта.

– Я тоже, – вздохнула я. – Это второй этаж, Оля. Пешочком, пешочком.

«Байком» мы называли кинотеатр «Байконур», рядом с которым я жила и куда изредка выползала на дискотеку. В здании кинотеатра находился небольшой бюджетный клуб, где кружка пива стоила двадцать пять рублей, а двух кружек мне вполне хватало, чтобы мучиться наутро похмельем и провалами в памяти. Я была в «Байке» нечастым гостем, однако почему-то знала в лицо всех завсегдатаев и не путалась в именах часто меняющейся охраны. Лелька там бывала еще реже, но шагнула дальше: это не она знала всю охрану. Это вся охрана знала ее. Что выяснилось прямо у входа.

– Девушка, вы не пройдете, – безапелляционно заявил Лельке квадратный охранник с брутальным шрамом на правой щеке и загородил собой дверной проем.

– Коль, ну ты что? – густо покраснела Лелька, и я сделала сразу два открытия. Первое: подружка явно бывала тут без меня, и второе: называет охранника по имени и краснеет она не просто так.

– Все, Оль. Это не я сказал. Это Степан-менеджер. Хочешь, позову его – сама с ним договаривайся.

Я стояла, хлопая глазами. Не, Лелька стопудово была тут не раз. И не два. А возможно, что и не десять. Вот зараза…

– Давай, зови Степу, Колюнечка! – небрежно бросила она, и я подумала, что Колюнечкой охранник стал неспроста. Красный цвет Лелькиного лица только подтверждал мои догадки.

– Ты когда успела-то, сволочь? – шепотом спросила я неверную жену и нахмурилась.

– Потом расскажу, – отмахнулась Лелька и начала нервно рыться в сумочке.

В холл вышел менеджер клуба Степан, за его спиной маячил брутальный Колюнечка. Лелька захлопнула сумочку и заулыбалась.

– Здравствуй, Степан. А вот Коля…

Степан не улыбался. Он стоял как памятник Александру Матросову. И смотрел на Лелю, не мигая. А потом процедил сквозь зубы:

– Николай выполняет мои инструкции. Я запретил ему пускать тебя в клуб. Что тут непонятного?

Улыбка подруги стала меркнуть:

– Степ… Я тебе слово даю: больше такого не повторится. Честно.

Степан молчал.

– Слушай, Степ… – занервничала Лелька. – С кем не бывает? Да, косяк, знаю… Пьяная была, извини.

Степан молчал.

Тут я кашлянула, и менеджер наконец заметил, что провинившаяся пришла не одна. Я кашлянула еще раз и жалобно посмотрела на Степана. После трех месяцев на диете из бич-пакетов у меня в глазах появилось выражение, как у Котика из «Шрека».

– Степан, пропустите нас, пожалуйста. Мы ненадолго. У нас тут встреча одна запланирована. Очень для меня важная, понимаете? А без Лельки она не состоится… И тогда я… И тогда мне…

Тут Степан моргнул. И я добила его громким стоном:

– Меня там покормить обещали!

Он вздрогнул, внимательно посмотрел на меня и, развернувшись, пошел обратно в глубь клуба, бросив Николаю через плечо:

– Пропусти.

Я выдохнула и посмотрела на Лельку. Она втянула щеки, чтоб не заржать, опустила голову и прошла мимо охранника к кассе. Я двинулась следом.

– Эй, голодающая, тормозни.

Я обернулась. Возле Коли стоял и широко улыбался второй охранник, Кирилл.

– Подойди сюда.

Я подошла.

– Дай руку, – продолжая широко улыбаться, Кирилл шлепнул мне на запястье люминисцентный штамп, говорящий о том, что я уже заплатила за вход и теперь могу выходить на улицу и возвращаться без повторной оплаты.

– Спасибо, – покраснела я.

– Не за что. Будешь уходить – не забудь оставить телефончик, – заржал Кирилл и ущипнул меня за зад.

Я покраснела еще сильнее и понеслась догонять Лельку.

Подругу я обнаружила в туалете возле зеркала. Она сосредоточенно выдавливала прыщик на лбу. Я встала рядом и достала из сумки расческу.

– Не дави, дура. Красное пятно будет, как будто ты кирзачом по морде выхватила.

– Я волосами закрою.

– Да хоть ху… Да хоть чем. Грязь попадет.

– Духами попрыскаю.

– Ты мне зубы не заговаривай. Колись, что ты тут без меня нафестивалила?

Лелька достала из сумки бумажную салфетку, прыснула на нее духами и прижала ко лбу:

– Ничего такого.

– Ага. Поэтому тебя и не пускают.

– Не поэтому. Я тут в гычу кому-то дала. Прям в туалете. Я даже не удивилась.

– А зачем?

Лелька отняла от лица салфетку, зачем-то посмотрела на нее и прижала снова.

– Не помню.

Мне стало интересно.

– Из-за мужика какого-то, что ли? – И тут меня озарило: – Из-за Николая?!

Скворцова скомкала салфетку, швырнула ее мимо корзины для мусора и с вызовом ответила:

– А даже если из-за него, тебе-то какая разница?

Я подняла с пола салфетку, опустила в корзину и, не глядя на Лельку, ответила:

– Никакой. Просто я думала, что мы с тобой подруги. И вышла из туалета.

У барной стойки я вскарабкалась на высокий табурет и хмуро попросила пива. Два пива.

Бармен Зурик не глядя смел со столешницы мой полтинник и шлепнул передо мной две мокрые кружки. Я сунула в первую коктейльную соломинку и, втянув сразу треть содержимого, почмокала губами, пытаясь отгадать, что напоминает мне нежное послевкусие. Отгадала.

– Зурик!

– Что? – обернулся бармен.

– Дай мне ушко.

– Чье?

– Свое.

Зурик наклонился к моему лицу, и я выдохнула в его ухо:

– Чем пиво бодяжили? Стиральным порошком?

Бармен не смутился. Про стиральный порошок он сам рассказал мне пару месяцев назад. И настоятельно рекомендовал это пиво не употреблять. Рекомендация была бы особенно ценной, если б у меня была альтернатива. А ее не было. Потому что на мой полтинник особо не разгуляешься. Так что жестокое похмелье по утрам и привкус стирального порошка во рту стали для меня привычным делом.

– Не-а. В этот раз земляничным шампунем, – спокойно ответил Зурик. – Потом расскажешь, как с него утром себя чуешь, ага?

– Ага, – ответила я и втянула вторую треть содержимого кружки.

Боковым зрением я уловила за плечом какое-то движение и запах Лелькиных духов. Но не обернулась.

– Зурик, пятьдесят водки и лимон. – Подруга шлепнулась рядом и обхватила губами коктейльную трубочку.

– Шампунь «Клубничка», – резюмировала она, допив мое пиво.

– «Земляничный», – поправила я и пододвинула к себе вторую кружку.

– С примесью «Яичного», – не успокаивалась Лелька. – А дурное послевкусие удачно оттеняет слабая нота димедрола. Да, Зурик?

– Не нравится – не пей, – равнодушно ответил бармен и поставил перед Лелькой стопку водки, накрытую долькой лимона.

– Я влюбилась, Ксюх, – вдруг сказала Лелька и залпом вылила в себя водку.

– Поздравляю.

Она сунула в рот лимон, задумчиво пожевала его и добавила:

– Безответно. Зурик, повтори!

– Нажрешься ведь, – буркнула я, глядя на нее исподлобья, – и Степан тебя опять отсюда выпрет. Да и меня тоже, за компанию.

– Не нажрусь, не переживай. Ксюх, я вообще никому не рассказывала, не обижайся.