Британская империя. Разделяй и властвуй! - Джон Сили

А между тем должно же было быть нечто неестественное в той системе, против которой сто лет назад возмутились колонии Англии, а несколькими годами позже – колонии Испании и Португалии.

Дело в том, что идея простого расширения редко была понимаема и проводима в жизнь.

Попробуем выработать себе несколько понятий о Великой Британии, об английском государстве, распространившемся беспредельно, не подвергаясь изменению. Нередко спрашивают: какая польза в колониях? Но подобный вопрос был бы вовсе невозможен, если бы колонии действительно являлись простым расширением метрополии. Выполнимо ли такое распространение – в этом еще можно усомниться, но не подлежит никакому сомнению, что если оно выполнимо, то оно желательно.

Мы с самого начала должны признать, что всякая незанятая территория на земном шаре доставляет тем, кто завладел ею, богатство в абсолютном смысле этого слова. Эпитафия, гласившая, что Колумб даровал Леону и Арагонии новый мир, почти буквально справедлива. Он даровал некоторым лицам громадное поместье, и если все же бедняки не стали богатыми, а несчастные благоденствующими, то вина падает на неправильное распределение и управление дарованным богатством. Своим открытием Колумб ввел европейские народы во владение поместьем таких огромных размеров, что каждый нищий в Европе мог бы сделаться земельным собственником.

Однако надо помнить, что использовать все эти богатства и насладиться их обладанием возможно было лишь при одном условии. Собственность может существовать только под охраной государства. Чтобы сделать земли Нового Света обеспеченной собственностью, нужно было создать там государства. При отсутствии государства поселенцы рисковали погибнуть от руки индейцев или подвергнуться нападению со стороны поселенцев враждебной национальности. С другой стороны, положим, что в Новом Свете установились бы законы и правительства, подобные европейским, и собственность сделалась бы столь же обеспеченной. В таком случае бедняку в Европе, для которого жизнь стала в тягость, а приобретение земли в густонаселенных странах не под силу, стоит только переселиться в Новый Свет, где земля дешева, и он сразу, как богатый наследник, делается состоятельным человеком.

Итак, не может быть спора о значении организованных государств в малонаселенных частях земного шара. Но, спрашивается, почему же эти государства должны быть непременно английскими колониями? Что мешает селиться англичанам в колонии, принадлежащей другой европейской державе, или в независимом государстве? К чему же хлопотать Англии о содержании собственных колоний?

Это вопрос странный по существу, и его никогда не задавали бы в Англии, если бы не имело место одно исключительное обстоятельство. Большинство людей любит жить среди своих соотечественников, под законами, религией и учреждениями, к которым оно привыкло, не говоря уже о тех вполне реальных неудобствах, которым подвергаются лица, отправляющиеся на житье в среду народа, говорящего на другом языке. Факты показывают, что, несмотря на свободу иммиграции, число англичан, отправляющихся ежегодно на жительство в совершенно чуждые им государства Нового Света, – южноамериканские республики и Америку, – очень незначительно. Поэтому вопрос о ценности обладания колониями не поднимался бы вовсе, и все сознавали бы, что учреждение колоний – единственный путь сделать богатства Нового Света доступными родному населению, если бы… не существовало Соединенных Штатов. Соединенные Штаты для Англии почти столь же удобны, как и собственные колонии; английский народ может там селиться, не жертвуя своим языком, своими главнейшими учреждениями или привычками. Соединенные Штаты так обширны, так благоденствуют и так ослепляют наши взоры, что мы упускаем из виду их исключительное отношение к Англии и забываем, что если они для англичан почти столь же удобны, как и колонии, то это объясняется только тем, что они создались из английских колоний. Желая сделать отвлеченную оценку колоний, мы только запутаемся, если будем иметь в виду этот единичный факт, и потому в наших рассуждениях нам следует пока совершенно игнорировать Соединенные Штаты.

Итак, колонии в отвлечении являются значительным увеличением национальной земельной собственности. Колонии – это земли для безземельных, богатство и благосостояние для тех, которые находятся в стесненных обстоятельствах. Это очень простой взгляд, а между тем он упускается из виду; он чересчур прост, чтобы быть понятым. История представляет множество примеров того, как народ, стесненный недостатком простора, неудержимыми толпами переходил свои границы и потоком разливался по соседним странам, где иногда находил и земли, и богатство. Мы же можем положительно утверждать, что никогда в древние времена ни один народ не бывал так скучен благодаря недостатку простора, как английский народ в настоящее время. Такое густое население, какое мы видим в современной Англии, явление совершенно исключительное, по крайней мере для Европы. Мы постоянно говорим, что Англия страдает от избытка населения, а рост населения довольно постоянен, и мы с тревогой спрашиваем себя: что же будет лет через пятьдесят? «Территория, – говорим мы, – есть величина постоянная; у англичан 120 000 кв. миль; они уже теперь переполнены народом, а между тем население удваивается приблизительно через каждые семь-десять лет: что же станет с ним?» Вот вам любопытный пример английской привычки не принимать в расчет колоний. Как! Англия мала, всего каких-нибудь жалких 120 000 кв. миль? Я нахожу, что дело обстоит совсем иначе. Я нахожу, что территория, управляемая королем, почти беспредельна. Исключим Индию, в значительной мере закрытую для иммиграции, – и все же территория, подвластная королю, окажется значительно пространнее Северо-Американских Штатов, которые постоянно приводятся как пример страны, не обремененной населением и представляющей безграничный простор для расширения. Правда, метрополия этой великой империи страдает от чрезмерного населения, но ведь для облегчения этого гнета англичанам нет нужды, подобно готам или туркам, захватывать территории своих соседей; им даже не приходится подвергаться риску и значительным лишениям: им стоит только занимать беспредельные территории Канады, Южной Африки и Австралии; там уже говорят на родном их языке, исповедуют их религию и установлены их законы. Если в Уильтшире или Дорсетшире господствует пауперизм, то в Австралии есть никому не принадлежащее богатство; с одной стороны, мы видим людей, лишенных собственности, с другой – собственность, ожидающую владельца. А между тем англичане не могут в своих умах сочетать эти два факта и в тревоге, почти в отчаянии ломают себе головы над проблемой пауперизма; когда же кто-нибудь заговорит об их колониях, они наивно спрашивают: какой прок в них?

Объяснение этого недомыслия надо, несомненно, искать в отсутствии системы в приемах мышления о предметах подобного рода, но отчасти виновато в нем и то, что на колонии никогда не смотрели как на простое распространение английского государства и английского народа по новым территориям. Их рассматривали одновременно и как английскую собственность (правда, ненадежную), и как нечто, стоящее вне Англии; поэтому все, что переходило от метрополии к колониям, считалось потерянным для Англии. Это ясно видно из аргумента, столь часто приводимого против эмиграции в крупном масштабе, о которой говорят, что, будучи, быть может, выгодна для переселенцев, она пагубна для самой Англии, которая благодаря ей лишается лучшей, самой выносливой части своего населения. Употребляя выражение «лишается», враги эмиграции не представляют себе, что переселенцы могут остаться англичанами и могут еще принести пользу английскому государству. Сравните этот взгляд на эмиграцию с тем, который господствует в Соединенных Штатах, где постоянное движение на запад, постоянное заселение новых «территорий», которые со временем делаются «штатами», не считается признаком или причиной ослабления, не толкуется как истощение жизненности, а, напротив, считается наглядным доказательством силы и лучшим способом ее увеличивать.

Таким образом, сейчас Англия еще не представляет собою Великой Британии. Когда я говорю о создании Великой Британии в восемнадцатом веке, я до известной степени извращаю действительность. В лице колониальной империи Англия положила основание Великой Британии, и в конце концов из нее может образоваться Великая Британия; но ничего подобного первоначально не имелось в виду, и даже позже не поняли истинного значения того, что произошло. Колония понималась в то время не как распространение метрополии, а как нечто совсем иное. Мы снова вынуждены задаться вопросом: в чем же именно состояло тогда понятие о колонии?

Я уже указал на то, что в шестнадцатом веке не было естественного оттока населения из Европы в Новый Свет. Европа не была перенаселена; не ощущалось настоятельной нужды в большом просторе. Каким же образом у тех, кто жил в эпоху открытий, могла зародиться столь естественная для нас мысль о территориальном расширении государства? Мы видим, что государственные люди того времени не знали, как поступить со вновь приобретенными землями, и даже сомневались в том, возможно ли извлечь из них какую-нибудь выгоду. Себастиан Кабо (Cabot)[37] получает покровительство Генриха VII, но, когда оказывается, что он не привозит пряностей, его забывают, и он меняет английскую службу на испанскую.[38] Таким образом, та же самая причина, которая вызывала необходимость в помощи государства, повела к особенно материалистическому воззрению на дело переселения. Государство больше всего нуждалось в доходах, поэтому на новые страны смотрели скорее как на источник богатства, которое нужно перевезти в Европу, чем как на новую арену для европейской цивилизации.