Нет билетов на Хатангу. Записки бродячего повара. Книга третья - Евгений Вишневский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошарашились мы по тундре часа четыре, но никаких озер так и не нашли, хотя, по Кешиным рассказам, ходу до них было не более часу. Не встретили мы ни одного оленя, ни одного зайца, ни одной куропатки, ни одной утки и ни одного гуся. Словом, никакой дичи вообще! И когда мы уже повернули назад, поняли, что озерами по своей географической малограмотности, Кеша, видимо, считал речку Цветкова, которая бойко бежала по кочковатой тундре, а в трех местах разливалась довольно широко. Вот эти-то разливы и считал Кеша озерами. Но когда мы поняли это, наши собачки уже были спущены с поводков и свободно носились по тундре, распугивая все живое на несколько километров вокруг. Правда, гусей на дальнем, противоположном берегу «озера» мы заметили, но, пока добрались туда, птиц уже и след простыл — они попрятались в необозримом кочкарнике. Попробуй, найди их тут без собак!
Наши дамы запросились домой, потеряв всякую надежду на удачу. Сопровождать их отправился Валера, мы же вчетвером (Шеф, Альберт, Коля и я) решили углубиться еще на несколько километров к западу — вдруг да повезет! Верный своей клятве, Кешино ружье Валера оставить не решился, так что на четверых у нас было всего две единицы оружия: карабин на плече у Шефа и двуствольное ружье двенадцатого калибра у Коли.
Однако в этот раз в удаче нам было, видимо, категорически отказано. Глубокой ночью вернулись мы в лагерь, и единственным нашим трофеем были роскошные оленьи рога, которые Альберт нашел в тундре. Дома мы с удивлением обнаружили, что наших дам с Валерой нет, и они не приходили. Мы уже начали строить планы розысков, когда под утро они явились, но не с запада, а почему-то с севера, чуть живые от голода и усталости. Ай-ай-ай, геологи-тундровики, имея компас и карту, умудрились заблудиться в абсолютно ясной ситуации.
26 июля
Свирепейший пурговый северо-восток дул всю ночь и здорово набедокурил у нас в лагере. В моей палатке (она кухня, столовая и склад одновременно) он порвал проволочные(!) растяжки и повалил печь.
Шеф в гневе: ходит и рычит на всех, в особенности же на меня. То ли вчерашняя неудача тому виной, то ли погода, то ли просто дурное настроение — бог весть! Вчера за утренним чаем (тогда у него было хорошее настроение) он рассказывал нам, как работал по контракту с королевской фирмой в Афганистане. Сколько было у него там слуг и как они ловили любое желание, едва мелькнувшее в глазах хозяина. Чувствовалось, что здесь ему этого очень недостает.
Исправив все, что набедокурил у меня в палатке ветер, приготовил я завтрак (пришлось перейти на тушенку и другие консервы — рыба и мясо, купленные в магазинах Хатанги, кончились). Сегодня все наши геологи идут в свой первый маршрут на тот самый канонический разрез мыса Цветкова. Обед заказан мне к четырем часам. Всех собачек они взяли с собой — я в лагере совершенно один. Часов около двух, когда я возился с обедом возле большого костра, разложенного на галечной терраске у нашего ручейка, в море у меня за спиной раздался громкий треск и сильный плеск воды. Я подумал было, что это рухнула одна из бесчисленных ледяных глыб торосящегося льда, оглянулся, и волосы под шапкой встали у меня дыбом: в крошеве льда, огибая огромные ледяные глыбы, наш лагерь обплывал огромный белый медведь. Повернув морду, он смотрел на меня маленькими сверлящими глазками, морда его была вымазана какой-то кровавой мерзостью (видно, жрал недавно падаль), а северо-восточный ветер доносил до меня (так мне, по крайней мере, казалось) его смрадное дыхание. Проплыв метров сто пятьдесят, медведь вылез на берег, отряхнулся и вразвалочку пошел на север, пару раз оглянувшись на меня. (Там, на севере, на разрезе работают наши геологи, но, во-первых, у Шефа с собой карабин; главное же — с ними собаки.) Как же медведь так незаметно подкрался-то ко мне?! Хорошо, что я сидел у костра (белый медведь совершенно не переносит дыма и огня, как, впрочем, и большинство зверей), хорошо, что здесь, на побережье, так много дров (не то что в континентальной тундре, где каждая щепка — редкость). Хоть этот красавец и занесен в Красную книгу, но не дай бог с ним встретиться: существо это гораздо более коварное и свирепое, чем наш добродушный бурый мишка. Ведь белый его собрат — охотник, испокон веку привык считать все, что движется (кроме, разумеется, ледяных торосов), своей добычей. В данном случае — меня.
Геологи вернулись к обещанному сроку (их нынешний маршрут был рекогносцировочным). Все они веселы, возбуждены: против их ожиданий обнажения вовсе не закрыты льдом и снегом, работать вполне можно. Более того, торосящиеся льды, подходящие вплотную к многометровому обрыву мыса, позволяют работать с моря даже в полный прилив. С завтрашнего дня Шеф объявил большую «потную» работу. Правда, уж и не знаю, как отправятся завтра на работу наши дамы. На них сейчас жалко смотреть: продрогшие от ветра и холода, в сырой одежде, с грязными спутанными волосами, со слезящимися от ураганного ветра глазами... Кроме того, Нина Кузьминична напрочь сбила себе сапогами ноги (в основном, я думаю, вчера, а сегодня еще и добавила).
— Ничего, ничего, — подбадривает ее Альберт, — день-два, ноги обобьются, будут как новые.
Ну, Нина Кузьминична, старый полевик, знала, на что шла, да и выхода у нее не было, а вот зачем нечистая сила принесла сюда Тамару, непонятно. Альберт потихоньку сфотографировал их, таких красивых:
— Всем дамочкам, которые захотят работать в высоких широтах на побережье, перед отправкой в поле буду показывать этот снимок.
Я рассказал о страшном визитере, показал его свежие следы на косе. Дамочки долго ахали и охали, а Шеф издал категорический приказ: отныне хотя бы одна собака и одна единица оружия (лучше всего ракетница: выстрела, даже карабинного, медведь, как правило, не боится — он привык к «выстрелам» торосящегося льда, а вот ракет, особенно если пустить их не вверх, а прямо у него над головой, сильно пугается) должны оставаться в лагере непременно. На обнажении они медведя не видели: наверное, он, учуяв собак, ушел во льды.
27 июля
По-прежнему дует этот проклятый северо-восток! Сегодня утром я проснулся и ахнул: здоровенный кусок моей палатки вырвало напрочь! Да, тут погодка такая, что не соскучишься... Все ушли в маршрут. Со мной оставили Турпана: умного, но шкодливого огромного ездового пса, того самого, которого Шеф чуть не убил, приняв в тумане за оленя. И под рукой у меня — ракетница с пятью ракетами разного цвета. Нынче множество хозяйственных дел, самое сложное из них — в одиночку при сильном ветре зашить палатку, не снимая ее. Это, доложу я вам, развлечение для сильных личностей! Ну и конечно, обед (до чего ж противно готовить из консервов!).