Профессионалы - Николай Леонов

– Зачем слова говорить? Будто ты не знаешь. Надобно все сначала.

– Ну, я не знаю, – Станислав Крячко развел руками. – Борис Семенович Вакуров лично пятые сутки дома не живет, а преступника все нет! Чего уж боле!

– Прекрати, – сказал миролюбиво Гуров, видя, что Крячко балагурит тоже от нервов, а Боря вообще его не слышит. – Что ж, Чапаев, ты прав. – Он крайне редко подшучивал над Светловым, обыгрывая легендарное имя – Василий Иванович. – Ты всегда прав. Ни пороха, ни колеса нам не изобрести. План у нас правильный, результатов нет, потому что мы недостаточно внимательны, слабо упираемся.

– Рога сломать можно, – усмехнулся Крячко, приподнял руки. – Извини.

– Начнем сначала, начнем с нуля, – Гуров заглянул в план оперативных мероприятий, зная его наизусть. – Картотека и старые дела, – он взглянул на Борю: – Я к вам обращаюсь, лейтенант.

– Картотека и старое розыскное дело – оно одно, товарищ майор, – уточнил Боря. – Телефонная связь, координация и общее руководство, которое якобы осуществляет лейтенант Вакуров.

– Работа в районных отделениях с оперсоставом и участковыми. Василий Иванович, найдите слова, знаю, они затерлись, их перестали слышать. Мы обязаны разыскать его! Такие преступники не уезжают из города. Он здесь, в Москве!

Крячко собрался было поделиться своими соображениями о Москве, открыл даже рот, но благоразумно его закрыл.

– Если преступление повторится, то дело не в том, какую клизму поставят мне, – продолжал Гуров. – Как мы будем жить дальше? Задайте такой вопрос участковым. Если, не дай бог, случится на участке одного из них.

Гуров вернулся к документам осмотра места преступления, он начал рассматривать предметы, которые криминалисты вынесли из подвала, считая целесообразным исследовать их в лаборатории. Три пуговички, камень, судя по всему, им нанесли первый удар, кусочек школьного мела. Видимо, он выпал из кармашка фартучка. Еще при первом осмотре эксперт обратил внимание Гурова, что на меловом кубике имеется круглое углубление, вытертое чем-то твердым. «Так пальцем не прокрутишь, – сказал тогда эксперт. – Дела ребячьи, чем-то сверлили».

Сидя за столом, он уложил все в коробку, а мелок оставил. А почему мы решили, что мел принадлежал девочке? Так просто, сложили школьницу и мел. И в кармашке фартучка меловые следы? Их не быть не может, школьница мелом пишет, ручку в кармашек сует.

А если мелок принадлежал преступнику? Чем протерта ровная, круглая ямочка? Пальцами нельзя, а чем можно? Гуров пошел в НТО, ходил по лабораториям, мешал занятым людям, задавая один и тот же бестолковый вопрос: «Чем протерто углубление?» Химики, биологи, трассологи и иные специалисты смотрели на Гурова всяк по-своему, но с единодушным удивлением: не мой профиль, чего пристал, делать уже нечего? Один, сутулый и лохматый, щуря усталые глаза, неожиданно замолчал, взял у Гурова мелок и сказал уверенно:

– Протерто наклейкой бильярдного кия. Хороший игрок всегда собственный мел в кармане имеет, – и, не ожидая благодарности, продолжал: – Я тебя, Лева, знаю. Ты теперь все бильярдные обойдешь, играть научишься. Запиши, – и назвал Гурову человека, который о бильярде знает такое, чего ни в одном архиве не найдешь.

Гуров стоял у магазина и, ожидая Ольгу, достал из кармана спичечный коробок, в котором хранился мелок из бильярдной. Опасность рецидива преступления существует, а я на одной ножке по тротуару прыгаю. Может, прав Боря, и я не человек совсем, окостенел, броней покрылся. Вот со своей Ольгой стараюсь как можно больше времени проводить, а «чужие» пусть сами поостерегутся. От таких мыслей он еще больше расстроился, мелок убрал в коробочку, спрятал в карман.

Ольга степенно подошла, облизывая мороженое, протянула стаканчик Гурову:

– Хлеб и молоко, – она тряхнула прозрачным пакетом. – На второе молоко денег не хватило.

– Спасибо, – Лева взял мороженое.

– Ты видишь, что Рита на тебя обижается? – спросила Ольга. – Или ты существуешь так, в безвоздушном пространстве?

– Вижу, – Лева кивнул. – Я не в безвоздушном, я с вами.

– Что предпримем? – спросила Ольга, старательно доедая мороженое.

Лева порой и в обыденной жизни применял профессиональные приемы. Если человек хороший, а ты хочешь приобрести в его лице союзника, подними человека над собой. Он глянет на тебя с высоты, подобреет и начнет шефствовать, помогать. Такой прием никуда не годится с человеком плохим, который, торжествуя, мгновенно сядет тебе на голову.

– Ольга, когда-то у Риты были прямые, длинные волосы, – начал Лева. – Теперь у нее короткие завитушки, вихры, как у тебя. Если волосы подстричь, они начинают завиваться?

Лева свое мороженое лишь лизнул, Ольга отобрала у него стаканчик, вручила пакет с продуктами, хитро прищурилась:

– Не скажу.

– Почему?

– Из вредности, – Ольга задумалась и добавила: – И ты меня обманываешь.

«Недооцениваю я женщин», – подумал Лева и обиделся:

– Ты же знаешь, что я…

– Вру лишь в крайнем случае, – закончила за него Ольга. – А может, сейчас и есть крайний?

– Ты меня переоцениваешь. Я действительно не знаю, – с легким сердцем соврал Лева.

Лекции о парикмахерской как раз хватило на оставшуюся дорогу до дома. Ольга вошла в квартиру решительно, готовая защищать майора Гурова не только от сестры, но и от всего остального мира. Лева вошел тихий, с виноватой улыбкой, заранее все признавший и готовый подписать приговор, не читая.

Гуров приехал к нему домой. Человек, который знал о бильярде все, жил в общей квартире старого, но еще крепкого дома. Звали человека Кириллом Мефодиевичем, лет ему было около восьмидесяти, держался он молодцом, когда Гуров вошел, хозяин мастерил бильярдный кий.

– Мастеров-то уже нет, вымерли, как мамонты, – отвечая на приветствие и не спрашивая, кто такой и зачем пришел, изрек хозяин.

– Здравствуйте, Кирилл Мефодиевич, – повторил Гуров. – Я к вам по делу.

– А ко мне без дела не ходят, – ответил хозяин, продолжая работать. – Вон на стуле плитка, включи, чай будем пить. Играющий? Настоящие кии я один делаю, верно пришел, – он говорил легко, без старческого брюзжания.

– Не играю, – признался Гуров. – Я из Моссовета, разговор есть.

МУР является составной частью ГУВД, которое подчинялось Мосгорисполкому. Гуров полагал, что в принципе он представился правильно.

– Скажи, – Кирилл Мефодиевич поднял очки на лоб и впервые взглянул на Гурова. – Такой молодой, а уже начальник.

Вскоре они пили чай из больших обливных кружек. Гуров сразу понял, пока он не выслушает хозяина, никаких советов не получит. Слушать Лева умел.

– Значит, за ум схватились, лучше поздно, – речь у хозяина была гладкая, почти без анахронизмов. – Бильярд – игра прекрасная, исконно русская. Как Володя Маяковский играл! Наркомы играли, большие люди. Первенства проводились, звания мастеров спорта присваивали. А что сегодня? Видишь, не понравилось какому-то чинуше, что в бильярд на интерес играют. Ханжа! Если он сам, тот чинуша, ночь в преферанс резался, так он о том как о подвиге рассказывает. А бильярдные прикрыли, чуток и осталось. В Доме журналиста, что на Суворовском, бывшем Никитском, бульваре, уникальные столы, немец Шульц изготовлял, куда девали? Небось на дачу к другому чинушке отвезли? В том помещении бар определили. В Доме архитектора, на Качалова, столы досками забили. Дело? Нет, ты вот власть, ты и скажи?

Гуров подцепил ложечкой малиновое варенье, покатывая по небу сладкие зернышки, кивнул согласно. Хозяин, довольный, что речи его признаны правильными, продолжал:

– Кое-кто в бильярдных безобразничает. Факт, не отрицаю. А алкаши в скверах располагались. Скверы не вырубили, асфальтом не укатали. Я вот в ящик смотрю и в курсе, – он кивнул на телевизор. – За алкашей взялись! Так с каким умыслом бильярдные закрывают? Человеческая особь, она разная.

Гуров терпеливо выслушал о всех бедах и несправедливостях, которые преследуют бильярдистов.

Кусочек мела старик разглядывал долго, мазал им руку, вернул Гурову и отвернулся.

– Значит, как я понимаю, ты из уголовки, – наконец сказал он. – Эх, люди, люди. Ну, раз пришел, значит, тебе надо. Мелок этот обыкновенный, из школьного набора. Однако выбран человеком разбирающимся, потому как мел бывает разный. Держал его в руках играющий, но не люкс, не экстра. Мерзость сотворил?

– Мерзость, – ответил Гуров и увидел в старческих глазах слезы. – Бильярд тут не виноват, Кирилл Мефодиевич. Я мог, к примеру, чертежный карандаш найти или, скажем, тюбик с краской.

– Чертежников да художников вы не запретили, – ответил старик. – Нужного вам отыщете, всех марать не станете. А нас, грешных, – он тяжело вздохнул, – мы вроде как вне закона и всегда на подозрении.

– Неправда!

– Ладно, не уговаривай, я что, не понимаю? – старик огладил полированный кий. – В клубы, где еще не закрыли, пока не ходи.