Горький мед - Мария Лебедева

Ольга старалась гнать от себя эти мысли, потому что боялась, что ни к чему хорошему они не приведут, а лишь усложнят ей жизнь, поставив их отношения под угрозу.

Она не задумывалась над тем, сколько это может продолжаться и чем закончится. Но за все три года их встреч ее почти никогда не покидало ощущение какой-то ненастоящности, игрушечности их связи. О существовании Игоря в ее жизни не знали ни Беркальцевы, ни родители, ни в редакции, где принято было знать все и про всех. Складывалось впечатление, будто она стыдится своих отношений с этим мальчиком, почти школьником, чересчур беззаботным и инфантильным, и эта тайная сторона ее жизни и радовала, и угнетала Ольгу.

Она ревновала его к институтским друзьям, в первую очередь, конечно, к подругам, которых у него в группе было немного, но две яркие блондинки среди них не давали ей покоя.

Раза два-три Игорь брал ее с собой на вечеринки, где Ольга почти никого не знала, привыкнув на работе к совершенно иному стилю общения и поведения, чувствовала себя очень неловко. В издательстве она была если еще не вполне солидной, но достаточно уважаемой фигурой, ее ценили как ответственного, знающего редактора, к ее мнению прислушивались маститые авторы, ей доверяли сложные работы. А на этих вечеринках, среди юнцов, объяснявшихся на каком-то не всегда понятном ей «птичьем» языке, ей трудно было выйти из привычного имиджа и сыграть роль «девушки Игоря».

Поэтому, когда он шел на очередную встречу с друзьями, она предпочитала оставаться дома, но при этом чувство тревоги и беспокойства весь вечер не покидало ее. И оно было не беспочвенно.

Впечатление невинности и неискушенности, которое он производил в период своего «великого сидения», в свое время ввело в заблуждение всех, даже Светку. Хотя Инга, конечно же, преувеличивала число его возлюбленных и вообще роль секса в его жизни, доля правды несомненно была в ее рассказах о любовных похождениях младшего брата.

Позже он сам, объясняя Ольге свою позицию в этом важном вопросе, признавался, что до встречи с ней действительно считал своим мужским долгом откликаться на любое, направленное на него чувство. А поскольку подобная направленность, в силу его обаяния, практически не иссякала, то у сестры, естественно, сложилось мнение о нем как о «половом гиганте», каковым он, разумеется, не был и сам себя не считал.

Он добавлял при этом, что до нее никого не любил, хотя многие девушки очень нравились ему, и что разницу, границу между любовью и влюбленностью он не только понимает, но и чувствует «всем нутром».

Ей не по душе были излияния такого рода, и смутная тревога, что эта четкая сейчас граница когда-нибудь размоется и станет зыбкой, не оставляла ее. И тем не менее, когда так и случилось, для нее это было как гром среди ясного неба.

С того дня, когда Ольга познакомила его с Ириной и сама попросила проводить ее домой, начались три самые ужасные недели в ее жизни.

Игорь перестал появляться у нее и почти не звонил, а когда звонил, объяснял свое отсутствие тем, что работа над дипломом неожиданно совпала с преддипломной практикой. Ольга понимала, что это неправда, потому что преддипломную практику он уже проходил прошлым летом и еще потому, что радостное возбуждение, которое он не мог от нее скрыть, явно не соответствовало свалившейся якобы на него нагрузке.

Звонить же ему сама она не решалась, так как знала, что Инга не одобряет их отношений, считая Ольгу чуть ли не «совратительницей малолетних».

А уж тот день, когда он пришел объявить ей, что женится на Ирине, она не забудет никогда. Это сообщение, к которому она, казалось бы, исподволь готовила себя в течение трех недель, застало ее врасплох еще и потому, что главной героиней в этой истории оказалась ее сестра.

Ирина относилась к категории жертвенных женских натур, у которых семья, и в первую очередь муж, всегда, при любых обстоятельствах стоят на первом месте, которым вся их жизнь представляется служением мужу и семье, причем служением не только не обременительным, но, напротив, радостным и даже вдохновенным.

Ольга же, почти до тридцати лет не имевшая возможности ощутить себя в роли матери и жены, вынужденная пробавляться порой горьким суррогатом семейного счастья, находила таких женщин чересчур скучными и пресными. Ей искренне казалось, что она не смогла бы замкнуться в лоне семьи и довольствоваться только мелкими домашними радостями и заботами.

Однако как раз это качество Ирины, судя по всему, и привлекло Игоря. Как он объявил Ольге в тот день, Ирина именно из тех девушек, «на которых следует жениться, чтобы обеспечить себе спокойную и счастливую жизнь». Такая рассудительность в двадцатитрехлетнем юноше покоробила ее, но с этим она могла бы еще как-то справиться. Хуже было то, что кроме этого разумного и резонного обоснования своего поступка у него имелся еще один аргумент, тривиальный, но убийственный для нее: он действительно влюбился в Ирину.

Он пугано и туманно пытался объяснить, что любовь его к Ольге неистребима, что женитьба на Ирине ничего не может изменить в его чувстве, говорил даже что-то о «путеводной звезде» и «маяке» и закончил длинную тираду вопросом, казавшимся ему риторическим: «Но ты же сама не согласилась бы выйти за меня замуж, разве не так?»

Когда Ольга, часа два спустя, подходила к больнице, она увидела в скверике напротив сидевших на скамейке молодоженов. Они о чем-то оживленно беседовали и даже не сразу заметили ее. При виде знакомой до боли улыбки Игоря, обращенной сейчас не к ней, у Ольги защемило сердце.

— Ой, Оля, а мы и не видели, как ты подошла, — весело защебетала Ирина. — Поздравь Игорька, он защитился на «отлично»!

Черные глаза, такие родные, близкие, радостно, как и прежде, засияли ей навстречу.

— Поздравляю! — старательно выдавив улыбку, проговорила Ольга. — Я в этом ни минуты и не сомневалась.

Какое-то время она еще пыталась поддерживать родственное оживление, добродушно отметив, что теперь, поскольку Ирина тоже месяц назад защитила диплом, у них полностью дипломированная семья, учитель и строитель, и что полезнее этих профессий в жизни не бывает, кроме, пожалуй, врача.

— Кстати, о врачах, — вдруг заторопилась она, ухватившись за спасительное слово, так как почувствовала, что переоценила свои силы и разыгрывать дальше роль доброй старшей сестры ей невмоготу. — Вы тут посидите, а я пойду попытаюсь что-нибудь выяснить. Может быть, удастся переговорить с главным врачом.

Понаблюдав больше часа больничную жизнь, Ольга заметила, что в кажущейся суете и неразберихе царил какой-то свой, особый порядок, в котором трудно было разобраться непосвященному. Так, к главному врачу, у чьего кабинета толпились страждущие родственники, нельзя было попасть без бумажки от врача лечащего, к которому проникнуть было еще сложнее.

Наконец, преодолев все эти препятствия, поговорив с обоими врачами, которые оказались очень милыми и симпатичными людьми, Ольга поняла, что ничего нового ей узнать не удалось, кроме разве того, что приступ стенокардии, случившийся у дяди Паши, именуется в народе «грудной жабой» и что, если завтра больного переведут в общую палату, можно будет навестить его.

Узнав об этом, Игорь с Ириной решили переночевать в Александровке, благо оттуда рукой подать до больницы, всего минут двадцать на автобусе.

— Ириша, передай маме и тете Тамаре, что я завтра не смогу приехать, — сказала Ольга. — У меня очень важное дело за городом.

— С Вадимом? — кокетливо спросила та. — Где же это, если не секрет?

«А действительно — где?» — мелькнула внезапная мысль.

— Ну… в Серпухове, — сымпровизировала она. — Может так случиться, что придется там заночевать, так что ты скажи маме, чтобы не волновалась. А в воскресенье я обязательно приеду в больницу.

На чем была основана ее уверенность, что она вообще вернется оттуда, куда завтра собиралась, она и сама не могла бы объяснить.

Дома она поставила в воду поникшие на коврике георгины и пошла в ванную. То, что ее страхи, связанные со звонком Ираклия, на время отошли на задний план, вовсе не означало, что она от них избавилась и забыла, что ей завтра предстоит.

Выйдя из ванной и сварив крепкого кофе, она взяла листок с выписанными вчера телефонами и решительно набрала номер Алика. Тот долго не мог понять, кто это говорит, но при имени Светки оживился, стал судорожно икать и хихикать, наконец сообщил, что сегодня его день рождения, и пригласил Ольгу в гости. На другом конце провода слышалась музыка и чей-то смех. Надежда на помощь Алика рухнула: он был безнадежно пьян.

Оставался только Шурик, так как Ольга поняла, что ни к Андрею, ни к Грише обратиться за помощью она все же не решится. Ей вдруг стало страшно от мысли, что Шурика может почему-либо не оказаться дома или вообще в Москве, что он носится где-нибудь на своей байдарке. Она сильно разволновалась, отчетливо представив, что тогда ей уж точно ни поддержки, ни спасения ждать неоткуда, и долго не решалась набрать его номер.