Мама или детский сад - Никитина Лена Алексеевна

С самого начала надо учиться наблюдать, приглядываться и стараться понять, что малышу нужно, что хочется, а что ему неприятно, что значат его вопли, кряхтения, гримасы, чихания и т. д. А с другой стороны — обязательно! — что нужно самой матери, как облегчить, упорядочить вереницу дел, как высыпаться, когда почитать или выбраться в кино (да, да!), как, наконец, привести себя в порядок: мать должна быть прекрасной, как мадонна! Это время первых «диалогов» со своим малышом, первых контактов и первых открытий — одно из счастливейших в жизни матери и отца. Оно потом не повторяется никогда.

Знаю, девяносто матерей из ста обвинят меня в преувеличении. Все они согласятся, что, конечно, счастье, когда здорового малыша кормишь и ласкаешь, когда ребенок первый раз улыбнулся, потянул к тебе ручки, когда его пушистая головка щекочет тебе шею и подбородок, когда он первый раз скажет «ма-ма!» — ну кто же этого не знает? — это действительно незабываемые мгновения жизни, как бы награда за все труды. «Но то мгновения, а что между ними? Особенно первые месяцы — кошмар! Эти бессонные ночи, бесконечные пеленки, соски, прогулки, болезни, крик этот невозможный, и одно и то же, одно и то же — невыносимо. Даже подумать страшно, что это может повториться, Ни за что! Сыта этим «счастьем» по горло»,— сколько раз я слышала это от матерей.

Ну как с этим спорить — все так. И все не так! Может все быть не так — вот в чем дело! Во-первых, изменив стиль обращения с малышом, можно значительно облегчить жизнь матери, а ребенка сделать намного крепче и здоровее. А во-вторых, очень многое зависит от отношения самой женщины к своему материнству.

Вспомнились мне сейчас две случайные встречи, Первая надолго оставила во мне странный, тревожный след, хотя была совсем короткой и мимолетной. Я увидела в скверике нескольких молоденьких мам с колясками и неожиданно почувствовала, что жалею их: «Бедные… сами еще девчонки…» Это было так непривычно для меня, что я даже остановилась и долго смотрела им вслед: что это со мной? Когда-то и я слышала в свой адрес: «Бедная, куда ж такая обуза?»— но только смеялась в ответ, даже если было очень трудно, никогда несчастной себя не считала и вдруг сама… Что это? Старею, что ли? Но при чем здесь старость? Может, устала за двадцать лет? Не знаю, не понимаю… После этого случая еще несколько раз при виде молодых матерей ловила себя на том же тягостном чувстве жалости и печали. И огорчалась: да что же это такое?

Потом была встреча другая. Запомнилась она до мелочей. Стоит перед глазами и тесный дворик, и простенькая немодная коляска, и мама в опрятной яркой косынке… Я забрела сюда в тень отдохнуть — уж очень тяжелы были сумки с покупками. А солнце так припекало. Сижу, блаженствую, вдруг слышу звонкий, вроде девчоночий голос: «Сейчас я тебя на солнышко!» — и катится коляска, а в ней крохотный еще — месяцев трех — малыш в одной распашонке: шевелит себе голыми ножками и ручками и таращит на белый свет глаза-пуговки. А за коляской торопится худенькая девушка, скорее, даже девочка. Поставила коляску под дерево, сказала: «Ты не шуми тут, я сейчас белье вынесу» — и вприпрыжку к подъезду. И полминуты не прошло, а она с большим тазом и ожерельем из прищепок уже назад мчится. Весело было смотреть, как мелькало в ее быстрых руках пестрое бельишко. Вот уже одна веревка полна, перешла к другой, коляску передвинула поближе. Сама белье вешает, сама разговаривает с малышом, да еще и песенку какую-то мурлычет — вот прелесть.

Я не выдержала:

— Славный малыш. Братишка? Она рассмеялась.

— Сын! Правда, хороший? — она ловко вынула ребенка из коляски и начала его тетешкать на руках. Тот заулыбался беззубым ртом.

— Он меня уже знает! — глаза ее сияли.

— Простите…— смутилась я,— да сколько же вам лет?

— Девятнадцать.— Она говорила просто, без смущения и жеманства.

— Учитесь?

— Нет, работаю… сейчас пока дома. Да еще выучусь! Вот подрастет Петр Петрович — тогда уж…

— Трудно вам с ним? Или кто-нибудь помогает?

— Да нет, мы отдельно от родителей живем, сами управляемся. Папа у нас молодец, правда, Петушок? Мно-о-ого зарабатывает,— вдруг протянула она и засмеялась.

Я не уловила иронии в этом одобрительном «мно-о-ого».

— Ну это хорошо, вам хоть спокойно год можно дома побыть.

Она фыркнула:

— Ой, да он студент, ему еще год учиться. Но он, и правда, подрабатывает ночным сторожем работает. Со стипендией — 110 рэ! — Это прозвучало гордо, без всякой иронии.

Я не удержалась от маленькой «провокации»:

— А в ясли не хотите отдать? Вам бы легче было.

— Что вы! Он там плакать и болеть будет. Я знаю: он без меня не может…

Я смотрела на нее и любовалась. «Интересно,— подумалось мне,— тоже ведь девчонка совсем, а разве скажешь про нее — бедная? Впору позавидовать этой маленькой маме — так и светится вся».

Я шла к метро не торопясь — хотелось подольше сохранить в себе эту нечаянную радость. Бывают же такие подарки судьбы — даже сумки стали легче…

Стоп! «Светится вся» — да ей же нравится быть мамой! Ничто ей не в тягость: ни куча белья, ни возня с малышом, ни 110 рэ на троих, ни стоптанные босоножки… «Золотая девчонка,— думала я с нежностью,— хоть бы и Петя ее был под стать. Да будет! С такой женой у любого парня «все путем» пойдет. А по она за любого и не пошла бы, дождалась бы своего… Повезло Петру Петровичу на маму…»

Вот и задача: возраст один, а мамы разные. Значит, не в слишком юном возрасте дело, а в том, с чем они к этому возрасту пришли. Вот идет мать-«мученица»: унылые, не усталые, а именно унылые, тусклые глаза, опущенные плечи, вялая походка — навалилось на нее это материнство невзначай, совсем к чему — как ее не пожалеть? А вот… подождите, давайте поищем совсем молоденькую, вроде той моей «маленькой мамы»… Нет, нет… не та… Вот похожа немного, да нет, все не то… Может быть, действительно та мать лишь исключение? Может быть, сначала надо состояться — стать на ноги профессионально, социально, материально? Но где на это взять время двадцатилетним? Я в э отношении пришла к своему материнству зрелым человеком. Однако не значит же это, что подготовка будущей матери должна продолжаться до тридцати. Да и в чем она должна состоять?

Помните письмо, с которого я начала свою книгу: мать готова была с детьми играть, рисовать, заниматься чем-то интересным, а пришлось «научиться готовить, наводить и поддерживать порядок, укладывать спать…». Куда же от этого денешься? Никуда. Каждой матери предстоит и «экзамен на хозяйку».

НАДО ЛИ БЫТЬ ХОРОШЕЙ ХОЗЯЙКОЙ!

Странный вопрос, не правда ли? То, что я мало была приспособлена к домоводству, усложняло мою жизнь массой раздражающих мелочей, отнимало много времени на дела, которые у хорошей хозяйки идут как бы сами собой. И я досадовала поначалу и на себя, и на собственную матушку: вот, мол, сама домом почти не занималась и меня не приучила. Надо мной до сих пор подтрунивают, потому что я белье выжимаю, иголку держу, пальто надеваю почему-то по-мужски. «И кто только тебя учил?» — спрашивают. А я не помню. Училась как-то сама, жизнь заставляла, но многого не знала и не умела. Короче, как появилось у меня собственное хозяйство, так я и жалеть стала: не успеваю, потому что не умею, а учиться-то когда? Однако что поделаешь — училась: на ходу, на бегу. И пугалась: как же я дочек своих буду учить — и некогда, и не умею.

Меня эта моя нерасторопность мучила основательно. Хорошо, что я работы никакой не боялась и училась всему быстро, но до совершенства мне дойти так и не удалось, и хозяйка из меня получилась неважная.

Однако обнаружилось в этом моем явном недостатке и достоинство! Я не сразу поняла это. Помог понять рассказ одной славной женщины о том, как она к хозяйству приучалась. Начала она так:

— А знаете, стыдно признаться, но я до замужества не только никаких домашних обязанностей не знала, но даже и постель за мной мама убирала —до 23 лет.

— Вы на себя наговариваете,— не поверила я.