Миг бытия так краток - Роджер Желязны

Солнце в зените, короткие тени, жара — вот как все было. Я не хотел, чтобы какие-нибудь пескоходы или скиммеры испортили эту сцену и поэтому заставил всех пройтись пешком. Идти было не так уж далеко, но для достижения желаемого эффекта я выбрал несколько окольный путь.

Мы прошли больше мили, то поднимаясь, то опускаясь.

Я конфисковал у Джорджа сачок для предотвращения любых незапланированных остановок, когда мы проходили мимо клеверных полей, лежащих на нашем пути.

Сейчас, глядя назад в прошлое, я вижу все именно так: ярких птиц, мелькающих в небе, и пару верблюдов, появляющихся на горизонте на фоне неба всякий раз, как мы подымались на взгорок. (На самом-то деле эти верблюды были вырезаны из фанеры, но и этого хватало. Кому интересны выражения верблюжьих морд? Даже другим верблюдам неинтересны. Тошнотворные животные…)

Мимо нас, тяжело ступая, прошла женщина — невысокая и смуглая, с высоким кувшином на голове. Миштиго отметил этот факт в своем карманном секретаре. Я кивнул женщине и поздоровался. Женщина поздоровалась в ответ, но, естественно, не кивнула.

Эллен, уже взмокшая, продолжала обмахиваться большим зеленым треугольным веером из перьев; Красный Парик шла выпрямившись во весь рост, на верхней губе у нее выступили крошечные бисеринки пота, глаза же были скрыты под солнцезащитными хамелеонами, потемневшими до предела. Наконец мы добрались до места назначения, забравшись на последний невысокий холм.

— Смотрите, — сказал Рамзес.

— ¡ Madre de Dioc![14] — воскликнул Дос Сантос.

Хасан крякнул.

Красный Парик быстро повернулась ко мне, а затем отвернулась вновь. За очками я не смог прочесть выражения ее глаз. Эллен продолжала обмахиваться веером.

— Что они делают? — спросил Миштиго. Я впервые видел его искренне удивленным.

— Как что, разбирают великую пирамиду Хеопса, конечно, — ответил я.

Через некоторое время Рыжий Парик задала нужный вопрос:

— Почему?

— Ну, — объяснил я ей, — у них здесь, в некотором роде, дефицит по части стройматериалов, ведь камни Старого Каира все еще радиоактивны, и поэтому они приобретают их, растаскивая тот старый образчик трехмерной геометрии.

— Они оскверняют памятник минувшей славы человечества! — воскликнула она.

— Нет ничего дешевле минувшей славы, — заметил я. — Нас заботит слава нынешняя, и им сейчас нужны стройматериалы.

— И сколько это продолжается? — спросил Миштиго, глотая от волнения слова.

— Эту разборку начали три дня назад, — ответил Рамзес.

— Кто дал вам право совершать подобное деяние?

— Оно одобрено Земным Управлением по делам Художественных Произведений, Памятников и Архивов, срин.

Миштиго повернулся ко мне, его янтарные глаза странно светились.

— Вы! — произнес он.

— Я, — удостоверил я. — Уполномоченный данного Управления. Подтверждаю.

— Почему никто ничего не слышал об этом вашем акте?

— Потому что очень немногие забираются теперь в эту глушь, — объяснил я. — Что является еще одной веской причиной для разборки этой штуковины. Ныне на нее почти никто не смотрит. У меня есть право давать разрешения на такие действия.

— Чтобы увидеть ее, я специально прибыл из другого мира!

— Ну, тогда смотрите по-быстрому, — посоветовал я ему. — Скоро ее не будет.

Он повернулся и вылупился на меня.

— Вы явно не имеете ни малейшего представления о ее внутренней ценности. Или же, если имеете…

— Напротив, я точно знаю, чего она стоит.

— …А эти несчастные создания, которых вы заставляете трудиться там, — голос его поднялся, когда он изучил сцену, — под жаркими лучами вашего безобразного солнца, — они же трудятся в самых первобытных условиях! Неужели вы никогда не слыхали хотя бы о простейших механизмах?

— А как же. Но они очень дороги. Все эти люди вызвались работать добровольно, за символическую плату. И Актерское Право Справедливости не позволяет нам применять бичи, хотя рабочие и выступали за них. Нам разрешено лишь щелкать ими в воздухе подле них.

— Актерское Право Справедливости?

— Их профсоюз. Если хотите увидеть какие-нибудь механизмы, взгляните вон на тот холм.

Он взглянул.

— Что там происходит?

— Мы фиксируем происходящее на видеопленку.

— С какой целью?

— Когда мы закончим, то смонтируем ее до приемлемой для показа длины и прокрутим в обратную сторону. Мы хотим назвать этот фильм «Строительство Великой Пирамиды». По идее, очень смешно и должно принести деньги. Ваши историки с первого дня, как услышали о ней, строили догадки о том, как именно мы собрали ее. Возможно, этот фильм доставит им некоторое удовольствие. Я решил, что лучшим ответом будет ГСНМ.

— ГСНМ?

— Грубая Сила и Невежество Масс. Посмотрите, какую толчею они там устроили, видите? Следуя за движением камеры, они ложатся и быстро встают, когда та поворачивается в их направлении. В законченной ленте они будут валиться по всей стройплощадке… Но, впрочем, это же первый земной фильм, снятый за много лет. Они по-настоящему взволнованы.

Дос Сантос разглядывал оскаленные зубы Рыжего Парика и напряженные мускулы ее лица. Потом перевел горящий взор на пирамиду.

— Вы безумец! — объявил он.

— Нет. Отсутствие памятника тоже может быть, некоторым образом, чем-то вроде памятника.

— Памятника Конраду Номикосу, — констатировал он.

— Нет, — вмешалась тут Рыжий Парик. — Наверняка, существует не только Искусство Созидания, но и Искусство Разрушения. Я думаю, он пробует силы именно в такого рода искусстве. Разыгрывает из себя Калигулу. Кажется, я даже понимаю — почему.

— Спасибо.

— Не ждите в ответ «пожалуйста». Я сказала «кажется» — художник занимается этим с любовью.

— Любовь — это отрицательная форма ненависти.

— «Я умираю, Египет, умираю», — процитировала Эллен.

Миштиго рассмеялся.

— Вы покруче, чем я думал, Номикос, — заметил он. — Но вы не являетесь незаменимым.

— Попробуйте уволить государственного служащего, особенно меня.

— Это может оказаться легче, чем вы думаете.

— Посмотрим.

— Возможно.

Мы снова повернулись к оставшимся девяноста процентам пирамиды Хеопса-Хуфу. Миштиго опять принялся делать заметки.

— Я предпочел бы, чтобы вы пока обозревали ее отсюда, — попросил я. — Наше присутствие приведет к напрасному расходу ценных метров пленки. Мы — анахронизмы. Спуститься мы сможем во время перерыва на кофе.

— Согласен, — не стал спорить Миштиго. — И уверен, что узнаю анахронизм, увидев его перед собой. Но здесь я уже увидел все, что хотел. Давайте вернемся в отель. Я желаю поговорить с местными жителями.

Мгновение спустя он задумчиво добавил:

— Значит, я увижу Саккару раньше намеченного срока. Вы ведь еще не начали разбирать все памятники Луксора, Карнака и долины Царей, а?

— Да еще нет.

— Хорошо. Тогда мы посетим их досрочно.

— Давайте не будем задерживаться здесь, — предложила Эллен. — Жара тут просто зверская.

Поэтому мы и вернулись.

— Вы действительно думаете так, как говорили? — спросила Диана, когда мы шли обратно.

— Некоторым образом.

— Как же вы думаете о таких вещах на самом деле?

— По-гречески, конечно. А потом перевожу на английский. В этом я достиг большого мастерства.

— Кто вы?

— Озимандия. «Взгляните на мои творения, владыки, и восплачьте».[15]

— Я не владыка.

— Хотелось бы верить… — сказал я, и обращенная ко мне левая сторона ее лица являла довольно странное выражение, когда мы шли рядом.

— Позвольте мне рассказать вам о боадилах, — сказал я. Наша фелюга двигалась по ослепительной солнечной дорожке, вплавленной средь серых колонн Луксора. Миштиго сидел спиной ко мне, поглядывая на них и периодически диктуя возникшие впечатления.

— Где мы высадимся? — спросил он у меня.

— Примерно милей дальше. Наверное, мне лучше все же рассказать вам о боадилах.

— Я знаю, что такое боадилы. Ведь я уже говорил вам, что изучил ваш мир.

— Угу. Одно дело читать о них…

— Я также и видел боадилов. В Земном Саду на Тейлере их четыре штуки.

— …а видеть их в аквариуме — другое.

— Вы с Хасаном настоящий плавучий арсенал. Я насчитал на вашем поясе три гранаты и четыре у Хасана.

— Гранатой нельзя воспользоваться, если такая зверюга навалится на вас, — если вы, конечно, не захотите разделаться заодно и с собой. А если он подальше, то в него гранатой не попадешь. Слишком быстро они двигаются.

Он наконец обернулся.

— Что же вы тогда используете?

Я извлек из-под галабии (совсем отуземился) оружие, которое стараюсь всегда иметь под рукой, направляясь в эти края.