Зимние вечера - Александра Анненская

У Маши мелькнула в голове одна мысль, одно желание, но она быстро отогнала их, как нелепые, и отказалась от подарка.

Павел Васильевич сдержал обещание, которое дал невесте. Через неделю после свадьбы y одного из окон мастерской Ирины Матвеевны появилась большая швейная машинка очень удобного устройства. Лучше этого подарка трудно было придумать что-нибудь для бедной швеи. Шитье на машине шло чище и, главное, гораздо быстрее, чем на руках. С помощью ее Ирина Матвеевна могла брать больше прежнего заказов и успешно исполнять их, не проводя целые дни за работой. Груша взялась обучить мать и учениц ее новому для них искусству, и тогда положение девочек также улучшилось; зарабатывая больше прежнего, Ирина Матвеевна стала лучше кормить их и, кроме того, уменьшила число их рабочих часов: вместо прежних тринадцати-четырнадцати, они просиживали за шитьем десять-одиннадцать часов в день, a в остальное время могли и погулять, и поиграть. Сестру Груша беспрестанно звала к себе, как будто для того, чтобы помогать ей в ее новом хозяйстве; на самом же деле, просто, чтобы дать девочке отдохнуть от работы и от строгого присмотра матери. Теперь уже голова и спина Маши не болели от долгого сиденья наклонясь, ей было время и подумать о чем-нибудь, кроме бесконечного ряда швов и рубцов, и порезвиться с подругами и поболтать с сестрой, и даже почитать иногда вечером. Первое время эта перемена жизни, эта сравнительная свобода произвели на нее хорошее действие: она стала веселее, разговорчивее, румянец показался на ее бледных щеках, она даже несколько раз принимала участие в шумных играх Анюты. Но это продолжалось очень недолго. Скоро опять загрустила она, опять начала чуждаться подруг, машинально исполнять все, что ей приказывали, вставать утром с красными от слез глазами.

— Что ты опять такая печальная, Машенька; здорова ли ты? — участливо спрашивала Груша.

— Я не печальна, я здорова; — отвечала Маша и старалась избегать сестры, чтобы избавиться от ее вопросов. Она очень любила Грушу, она ценила ее заботливость и доброту, но не могла быть с ней вполне откровенной: она знала, что не найдет y нее достаточно сочувствия, и была права. Груша, помня свое собственное детство, понимала, что тяжело проводить целые дни за работой, выносить брань и побои строгой матери, ходить без башмаков, в разорванном платье, сидеть без обеда или без ужина, — и, насколько могла, спасала сестру от этих неприятностей, но никогда не приходилось ей мучиться тем, чем мучилась в это время Маша. Все детство Груши прошло среди самой ужасной бедности, подле пьяницы-отца и матери, озлобленной тяжелой жизнью. Она рано привыкла мечтать об одном, как бы иметь каждый день хоть скудную пищу да не подвергаться беспрестанным оскорблениям и насилиям. Если к этому присоединялась возможность не убиваться над работой, то жизнь оказывалась, по ее понятию, вполне счастливой. У Маши были другие стремления. Она успела заглянуть в книги, в ней проснулась любознательность, ей многое хотелось знать, на многое найти ответ, и она видела, что это невозможно ни в окружающей ее обстановке, ни в той жизни, к какой готовила ее мать. Часто девочка не спала по целым ночам, придумывая, как бы отыскать какой-нибудь выход из своего положения, как бы найти какую-нибудь возможность учиться, но все было напрасно.

— Маша, a ты все еще не сказала, какого хочешь подарка от мужа, — несколько раз спрашивала Груша, чтобы развеселить девочку. — Придумай поскорей. Не хочешь ли новое розовенькое платье? Я бы тебе сама сшила, по последней моде.

— Нет, Груша, благодарю тебя; мне, право, ничего не нужно, — отвечала обыкновенно Маша.

Но один раз, когда ей было тяжелее обыкновенного, она решилась высказаться.

— Павел Васильевич мог бы сделать для меня большую милость, — нерешительным голосом проговорила она, — только это слишком много, да и маменька не позволит.

— Что же это такое? Говори скорей! — с любопытством спросила Груша.

— Мне хочется учиться в школе, — чуть слышно произнесла Маша.

— В школе? Зачем же тебе это? Ведь ты умеешь и читать, и писать?

— Да разве этого довольно, Груша! — вскричала Маша. — В школе я бы научилась и арифметике, и географии, и всему, чему учатся другие девочки, потом я и сама стала бы учить. Разве швеей быть лучше, чем учительницей?

— Чудная ты, право, девочка, Маша, — недоумевала Груша. — Какую штуку выдумала! Я уж, право, не знаю, что и сказать тебе! Ужо поговорю с мужем!

Маша мало рассчитывала на Павла Васильевича. Это был человек в высшей степени добродушный, но совершенно необразованный, часто высказывавший при ней такое мнение: «книги читают люди, которым делать нечего; нам этакими вещами заниматься не приходится».

Каково же было удивление девочки, когда на следующий день она зашла к сестре, и Груша встретила ее словами:

— Ну, Маша, я о твоем желании говорила мужу, и, представь себе, он находит, что это дело хорошее! Он говорит: нынче во всяком звании есть люди образованные; пусть себе поучится немножко, может, и пригодится.

Маша бросилась на шею сестре и от радости не могла сказать ни слова. Груша смотрела на нее с удивлением и тревогой, отчасти как на помешанную.

Когда о желании Маши намекнули Ирине Матвеевне, она сильно рассердилась.

— Это еще что за выдумки! — закричала она на Машу. — Я до седых волос дожила, книги в руках не держала. Груша вон грамоте не училась, да как хорошо устроилась, a ты чего это в ученые лезешь. Мало ты бита, Машка, все в тебе дурь какая-то сидит!

Уговорить тещу взялся Павел Васильевич. Много красноречия пришлось ему потратить, пока, наконец, Ирина Матвеевна согласилась, и то только под двумя условиями: во-первых, что Маша пробудет в школе только до четырнадцати лет, a потом, по примеру сестры, поступит в магазин; во-вторых, что все вечера она будет проводить за шитьем, чтобы не даром хлеб есть, да от работы не отбиться.

Маша с радостью обещала все, что требовала мать; она так волновалась во время всех этих переговоров, что не могла ни есть, ни спать. Наконец, дело сладилось. Павел Васильевич подарил «сестрице» пять рублей на покупку необходимых учебных принадлежностей; Груша отыскала по соседству недорогую школу, и Маша отправилась туда, сопровождаемая недовольными взглядами матери, насмешками Паши и Анюты.

Глава V

Выбирая для Маши школу, Груша заботилась только о двух вещах: чтобы школа эта помещалась недалеко от дома Ирины Матвеевны, и чтобы плата в ней была недорогая. «Училище для девиц», где Маша должна была окончить свое образование, объединяло оба эти условия: оно помещалось за три дома от мастерской, и содержательница его обучала за три рубля в месяц закону Божию, русскому, французскому и немецкому языкам, арифметике, географии, чистописанию, танцам и рукоделию.

С сильно бьющимся сердцем вошла Маша в классную комнату: это была не широкая, но глубокая комната в два окна. Вся средина ее была занята длинным черным столом, окруженным черными же узкими скамейками, на которых помещалось штук двадцать пять девочек, от шести до четырнадцатилетнего возраста. У одного конца стола на стуле сидела учительница: длинная сухощавая девица, далеко не первой молодости, с желтоватым, худым лицом, бледными губами и полуседыми, зачесанными низко на лоб волосами. Она указала Маше место за столом и велела ей сидеть смирно и слушать. Первый урок, на который попала девочка, назывался «русские басни». Ученицы поочередно отвечали несколько строк басни Крылова, выученных ими к этому дню, и как можно старательнее переписывали их в тетради. Пока Маше нечего было делать, она оглядывала своих новых подруг и классную комнату. Девочки были по большей части моложе нее и почти все одеты также бедно, как она: немногие щеголяли в шерстяных платьях, большинство было в ситцевых или холстинковых. Комната тоже не отличалась роскошью. Кроме классного стола и скамеек, двух-трех плетеных стульев да большой черной доски, занимавшей один из углов ее, в ней не было мебели. Стены ее, оклеенные темными обоями и во многих местах запачканные чернилами, были украшены тремя большими географическими картами, особенно интересовавшими Машу. Она видала такие карты y Светловых, и Варя сказала ей, что по ним учатся географии, но дальше ничего не объяснила; теперь она сама узнает, что такое это география и зачем для нее нужны такие странные картины. После урока «русских басен» начался урок «списывание с книги». Девочки достали свои аспидные доски, разлиновали их более или менее крупными линейками и начали переписывать с книги отрывки, отмеченные учительницей. В этом занятии и Маша приняла участие. Между тем, учительница подозвала к себе одну из девочек. Она подошла к стене, на которой висели географические карты, и что-то говорила, водя длинной палкой по этим картам.