Темный принц - Кристин Фихан

Он обхватил ее запястье мертвой хваткой.

— И это почти убило тебя. Но не на этот раз. Она опустила ресницы, чтобы он не увидел выражение ее глаз.

— Это будешь решать не ты.

Но если его уговорят использовать свой дар для выслеживания безумного убийцы, она не оставит его в одиночестве. Разве она сможет так поступить?

— Ты не боишься меня, как следовало бы, — проворчал он.

Она одарила его еще одной улыбкой и отдернула руку, чтобы он отпустил ее.

— Надеюсь, ты понимаешь: все, что между нами было, превратится в ничто, если ты заставишь меня подчиняться тебе во всем.

Он удерживал ее мгновение, между двумя ударами сердца, его темные глаза смотрели на нее как на нечто, принадлежавшее ему без остатка. Она такая упрямая. Она, конечно, боится, но борется и не отводит глаз. От его взгляда ей стало не по себе, выслеживание зла подтолкнуло ее к краю, за которым было безумие, но она делала это снова и снова. Он все еще был тенью в ее сознании. Он прочитал ее решимость помочь ему, ее страх перед ним и его колоссальной силой, но понял: она не бросит его один на один с убийцей. Ему захотелось оставить ее рядом с собой, в безопасности его жилища. Почти преклоняясь перед ней, Михаил провел кончиками пальцев по ее щеке.

— Иди, пока я не передумал, — приказал он, неожиданно ее отпуская.

Рейвен удалялась медленно, стараясь преодолеть головокружение, которое началось снова. Она прикладывала все усилия, чтобы идти прямо, чтобы он не догадался, как она себя чувствует. Ее тело будто налилось свинцом, и каждое движение давалось с трудом. Она шла, высоко подняв голову и намеренно поддерживая в своем сознании пустоту.

Михаил наблюдал, как она вошла в гостиницу. Потерла виски и затылок. У нее все еще кружилась голова после того, как он пил ее кровь. Он не должен был это делать, но не смог удержаться. И теперь за это расплачивалась она. У него болит голова, и он тоже виноват в этом. Его людям надо было лучше защищать свое сознание.

Михаил вышел из машины и направился в тень, вырвавшиеся наружу чувства сообщили, что он один. Он принял облик тумана. В этом виде он был неразличим и легко мог просочиться под ее ничем не защищенное окно. Он наблюдал, как она опустилась на постель. Бледное лицо, испуганные глаза. Отбросив назад роскошные волосы, она дотронулась до его метки. Как будто она причиняла боль. Несколько минут у нее ушло на то, чтобы сбросить туфли, словно эта задача была ей не под силу.

Михаил подождал, пока она, не раздеваясь, легла лицом вниз.

Усни.

Он отдал ей приказ, ожидая повиновения.

Михаил.

Его имя эхом отдалось у него в голове — голос звучал мягко, сонно и при этом немного весело.

Так я и знала, что ты поступишь по-своему.

Она не сопротивлялась ему, но и не совсем охотно уступила, хотя на ее губах играла улыбка.

Михаил раздел ее, уложил под покрывала. Он обезопасил дверь: сильнейшее заклинание гарантировало защиту даже от самых сильных из его людей, не говоря уже о жалких смертных ассасинах[5]. Он обезопасил окна и поставил те же охранные заклинания везде, откуда можно было проникнуть в комнату. Очень нежно он скользнул губами по ее лбу, а затем коснулся метки на шее, прежде чем ее покинуть.

Когда он вошел в свой дом, все замерли. Селесте неуверенно улыбнулась, положив руку на живот, как бы защищая своего будущего ребенка.

— С ней все хорошо, Михаил?

Он кивнул, благодарный ей за участие. Никто не задал ему ни единого вопроса, хотя он вел себя совсем не так, как всегда. Он сразу перешел к делу.

— Как ассасинам удалось застать Ноэль без защиты?

Все переглянулись. Михаил вдалбливал им: никогда нельзя забывать даже о малейшей детали, способной обеспечить защиту, но спустя годы так легко все забыть, ошибиться.

— Ноэль родила всего два месяца назад. Она так уставала все это время.

Селесте словно извинялась за допущенный промах.

— А Рэнд? Где был он? Почему он оставил изможденную жену без защиты, пока она спала? — Михаил задал свой вопрос негромко, но в голосе звучала угроза.

Байрон, уже попадавший в такую же ситуацию, вскинулся:

— Ты же знаешь, какой Рэнд. Всегда возле женщин. Он отдал ребенка Селесте и отправился на охоту.

— И забыл обеспечить Ноэль надлежащей защитой.

Презрение Михаила было слишком заметно.

— Где он?

Спутник жизни Селесте, Эрик, ответил жестко:

— Он сошел с ума, Михаил. Потребовались наши общие усилия, чтобы с ним сладить, и теперь он спит. Ребенок вместе с ним глубоко под землей. Исцеление принесет пользу им обоим.

— Мы не должны были потерять Ноэль. Михаил отодвинул свое горе в сторону, сейчас не время.

— Эрик, ты сможешь держать Рэнда под контролем?

— Думаю, тебе следует поговорить с ним, — честно ответил Эрик. — Чувство вины сведет его с ума. Он почти обернулся на наших глазах.

— Влад, где Элеонор? Она в группе риска, поскольку ждет ребенка. Мы должны защитить ее, как и Селесте, — сказал Михаил. — Мы не можем себе позволить потерять наших женщин и тем более их детей.

— Ей со дня на день рожать, и я волнуюсь по поводу ее путешествия. — Влад тяжело вздохнул. — На данный момент она в безопасности и прекрасно защищена, но, как мне кажется, эта война начинается заново.

Михаил постучал пальцем по столу с шахматной доской.

— Возможно, причина в том, что впервые за десять лет три наши женщины родили детей. А их у нас мало, и они рождаются все реже. Если ассасины каким-то образом узнают о наших женщинах, они испугаются, что нас становится все больше и мы набираем силу.

Михаил быстро посмотрел на самых крепких мужчин.

— Жак, у тебя нет Спутницы жизни, ты свободен.

В его голосе прозвучал лишь легкий намек на любовь, привязанность, которую он никогда не чувствовал или не показывал прежде, и, возможно, никто даже не догадывался, что Жак его брат.

— То же самое и Байрон. Вы двое должны кое-что пообещать остальным. Ложиться раньше, питаться под сильнейшим прикрытием, спать глубоко под землей и всегда применять самые действенные меры безопасности. Мы должны следить за нашими женщинами и держать их в безопасном месте, особенно тех, у кого есть дети. Не привлекайте к себе внимания ни при каких обстоятельствах.

— Как долго, Михаил?

Глаза Селесте были затуманены, а на лице остались следы слез.

— Как долго мы будем так жить?

— Пока я не найду и не призову к справедливости ассасинов.

Все почувствовали, что он будет жесток и беспощаден.

— Вы стали мягкими, потому что имеете дело с людьми. Вы забываете способности, которые могут спасти вам жизнь, — резко выговаривал он. — Моя женщина — смертная, но даже она узнала о вашем присутствии прежде, чем вы узнали о том, что она здесь. Она почувствовала ваши незащищенные эмоции, узнала об ассасинах из ваших мыслей. Вам нет оправдания.