Европейское воспитание - Ромен Гари

— Мсье Карл!.. Какой приятный сюрприз!

Мсье Шевалье подскакивает к мсье Карлу и горячо жмет ему руку с таким видом, будто он наконец-то нашел своего старого друга. Мсье Карл приятно удивлен и не сопротивляется. Шевалье — его самые преданные друзья, самые послушные овечки. Мсье Шевалье никогда не говорит «Германия», а «наш благородный и великодушный зарейнский союзник»; никогда не говорит «фюрер», а «гениальный вождь Новой Европы»; в его устах немецкая армия всегда превращается в «армию порядка», а если он упоминает о «сотрудничестве», на лице проступает глубокое волнение, голос немного дрожит, а на глаза иногда наворачиваются слезы. Мадам Шевалье никогда не раскрывает рта, лишь молитвенно складывает руки, словно перед святой иконой, и смотрит на мсье Карла с немым и слегка туповатым обожанием. Иногда, в минуты сомнений, которые бывают у каждого, все это кажется мсье Карлу слишком хорошим, чтобы походить на правду. Порой у него возникает ощущение, будто он стал жертвой гнусной комедии или злого «розыгрыша», как говорят французы. Но он объясняет это своей врожденной подозрительностью и нервами, расшатавшимися за десять лет полицейской службы. Достаточно только послушать взволнованное тремоло в голосе мсье Шевалье, когда он говорит о «чете Франция-Германия». Достаточно посмотреть на его лицо, чтобы полностью успокоиться. У мсье Шевалье маленькие усы щеточкой, а на лбу — прядь непослушных волос, которой он очень гордится. «Я никого вам не напоминаю?» — словно бы спрашивает его лицо с очаровательной застенчивостью.

— Мсье Карл, — говорит мсье Шевалье, — мы всегда рады пожать вам руку…

Он замолкает. На площадке появляется Грийе с опущенными руками и прилипшим к нижней губе окурком. С потухшим взглядом он наклоняет вперед свое изуродованное боксерское лицо.

— Я пришел за бельем! — ворчит он.

— За бельем? — переспрашивает мсье Шевалье. — Бельем? Ах, да… ну, конечно, за грязным бельем… В ванной, старина!

Он хватает мсье Карла за руку и яростно трясет ее с влажным от пота лицом. «Белье» — это последний номер «Либерасьон», которую мсье и мадам Шевалье печатают на миниатюрном станке в ванной, а Грийе со своими друзьями разносит ночью по кварталу. Только бы мадам де Мельвиль задержала полицейских еще на несколько минут… Только бы Грийе проскочил. Квартира мадам де Мельвиль расположена этажом ниже. Вот сейчас двое молодых людей поднимутся, и тогда… станок надежно спрятан, но большую корзину спрятать невозможно. Достаточно будет только приподнять сукно, и «Либерасьон» перестанет существовать… вместе с мсье и мадам Шевалье.

— Благодарю вас! — торжественно говорит мсье Карл.

Мадам Шевалье смотрит на него с восторгом, слегка наклонив голову, приоткрыв рот и сложив руки… Грийе выходит из квартиры. Он несет в руках корзину, накрытую грязным сукном. С оторопевшим видом, зажав в зубах окурок, он начинает медленно спускаться по лестнице… Мсье Шевалье продолжает трясти руку мсье Карла, словно робот. «Один этаж… второй… Прошел!»

— Благодарю вас, — говорит мсье Карл, — и прошу вас извинить меня. Мне нужно представить рапорт…

Мсье Шевалье прикладывает палец к губам.

— Ни слова! — говорит он, понизив голос. — Мы все поняли!

Он трясет прядью, повторяя: «Тсс, ни слова!», и уходит на цыпочках, жена — за ним. Он закрывает дверь как раз вовремя, чтобы подхватить жену, бесшумно падающую в обморок… Безропотно, с закрытыми глазами мсье Карл ждет на площадке. К нему со всего разгону подбегает радостный мсье Брюньон. «Может, хоть сегодня, он изменит своим привычкам?» — думает мсье Карл, скривив лицо, как от зубной боли. Но уже слышит идиотский смех мсье Брюньона. «Только бы не хлопал меня по животу…» Но уже получает первого тумака.

— Сталинград, Сталинград… хмурая степь! — кричит мсье Брюньон. — Ха-ха-ха!

Мсье Карл яростно поворачивает ключ в замке и заходит в свою квартиру. Его хорошее настроение улетучилось, он взвинчен, ему не по себе.

«Ну, ну… побольше такта, мягкости!» Он слышит шум воды. «Ах да… водопроводчик!» Он заходит в ванную. Над ванной склонился молодой человек в синем комбинезоне, его инструменты разбросаны по паркету.

— Долго еще?

— С полчаса, мсье.

Звонят в дверь. «Это конец!» — думает молодой человек. Он не боится. Жаль только, что в Лондон не дойдут важные донесения и Сопротивление потеряет еще одного ценного связного… Мсье Карл открывает дверь и сталкивается нос к носу с мадам Лэтю и двумя угрюмыми молодыми людьми. Мадам Лэтю бледна и расстроенна. Но мсье Карлу наплевать на мадам Лэтю.

— Какого черта вам нужно? — кричит он по-немецки. — Das ist aber unerhort, unerhort! Glauben Sie vielleicht, dass ich einen englischen Spion unter meinem Bett verstecke?[36]

Щелканье каблуков. Извинения.

— Я им несколько раз сказала, что это ваша квартира, — объясняет мадам Лэтю. — Но они по-французски не понимают.

Она закрывает глаза. «Французский бог, сделай так, чтобы он захлопнул дверь!» Она слышит хлопок и открывает глаза: дверь заперта.

Добранский отпил чая. Пех воспользовался этим и ринулся в атаку.

— Товарищ работает даром, — поинтересовался он, — или, может, эта проституция приносит ему какой-то доход?

— Даром! — печально признался Добранский. И снова взялся за свою тетрадь:

Вечер. В доме тишина. Молодой человек в синей блузе ушел, прихватив подмышку свои инструменты. Двое угрюмых молодых людей тоже ушли, но в другую сторону. У себя на чердаке Грийе думает о завтрашнем дне. Завтра нужно будет перенести в другое место секретный радиопередатчик… Завтра нужно раздобыть документы для английского летчика, скрывающегося в Исси… Снова риск, снова опасность. Он закуривает и улыбается. Как далеко от него теперь Спиноза и Бергсон, подготовка лекций по философии и проверка письменных работ! Его учеников разбросало. Одни в Англии… Другие погибли или попали в плен. Третьи пока скрываются и работают, так же, как он… как он, вместе с ним. «Завтра, — думает он, — нужно заняться семьями двух рабочих, расстрелянных на «Рено»!» Уютно устроившись в своей квартире и обув теплые домашние тапочки, мсье Карл трудится над еженедельным рапортом начальству. «Могу без ложной скромности утверждать, — пишет он, — что на моем участке царит полнейшее спокойствие. Парижскими буржуа очень легко руководить. Немножко такта, чувство меры, чуткость… Принимать их такими, какие они есть, вот что главное. Нужно стать их другом, завоевать их уважение и доверие. Ласковое слово, небольшая услуга… установить атмосферу согласия, сердечности. Париж не в силах устоять перед любезным обращением…»

Довольный собой, он отрывает перо от бумаги и мечтает. Он уверен, что его рапорты будут высоко оценены и переданы выше… Еще выше, и еще выше… все выше и выше будут передаваться его рапорты. «Герр локальгауляйтер Обер — ценный человек», — скоро начнут о нем шептаться. Ему доверят новые должности. Более высокие, все более и более высокие! Держа перо на весу и засунув ноги в тапочки, мсье Карл мечтает… В своей комнате мсье Шевалье пишет статью для нового номера «Либерасьон». В ванной его жена склонилась над миниатюрным печатным станком. «Наберитесь терпения, — пишет мсье Шевалье. — Ведите двойную игру. Бейте только ночью и наверняка. Не подвергайте опасности свои семьи и детей. Не теряйте голову. Не сжимайте кулаков. Пусть ваши руки будут расслабленными, а лица — спокойными. Улыбайтесь. Ни в чем не сомневайтесь. И знайте одно: они придут, они готовятся. Они придут, как приходит завтрашний день. Тогда вы сбросите маску. Вы возьметесь за оружие. Вы дадите волю своему гневу… И тогда наступит Освобождение!»

На мадам Лэтю обрушивается новое трагическое испытание. Немного успокоившись, она поднимается к мсье Леви, чтобы попрощаться по всем правилам. Она звонит. Мсье Леви не открывает. «Съехал!» — думает мадам Лэтю. Она берет запасной ключ и отпирает дверь. Входит. Да, мсье Леви уехал. Его тщедушное тело висит на веревке посреди гостиной. Он уехал. Без пропуска пересек границу. Перешел в свободную зону. На столе положил на виду свое удостоверение личности, словно бы для того, чтобы уточнить, кто он такой и почему уехал. Наверное, немного колебался, перед тем как уехать. Наверное, немного побаивался, что двери того света перед ним запрутся, а вверху будет красоваться надпись: «Евреям вход воспрещен».

В тапочках и с довольной улыбкой на губах мсье Карл продолжает составлять свой замечательный рапорт. «Заставить себя полюбить, — пишет он, — вот в чем секрет моего скромного успеха, и таким должен быть наш лозунг в этой стране… Играть с младенцами. Уступать место дамам в метро… Маленькие знаки внимания приводят к большой дружбе. Обаяние, доброжелательность. У парижских буржуа нет опыта подпольной борьбы. Они еще не любят нас, но уже восхищаются нами. Через пятьдесят лет сыновья забудут о том, что их отцы говорили по-французски!»