Грешница - Сергей Шхиян

Она была права, я это поняла, и решилась задать вопрос, который меня мучил:

— Бабушка, а почему ты мне такой подарок сделала? Чем я заслужила?

— Не ты, девонька, а твой полюбовник Алеша. Были уже у вас с ним дела?

Меня от такого подозрения кинуло в жар, я так быстро села на постели, что потеряла одеяло. Стыдно стало так, что запылали щеки.

— Да как ты можешь, бабушка, даже подумать?! Да что бы я грех такой позволила?! Я же венчанная жена! Ни за что! Лучше с головой в прорубь! — быстро ответила я, правда, отводя от старухи глаза.

— Ну, ну, — улыбнулась она, — зарекся кувшин по воду ходить. Голой в мужской постели ты, видать, просто так лежишь. Ну, нет, так нет. Да и где ты те летом прорубь отыщешь?! А теперь полно пустое болтать. Слушай, что я тебе говорю. Если ты останешься с Алексеем-то, то жизнь у тебя будет опасная и трудная. А если сбережешься от него, то может статься, проживешь свой век не хуже других.

О таком я даже и думать не хотела. Не собиралась я от него беречься! Однако прямо ответить не могла, чтобы нас не выдать.

— Так разве это в моей воле? — спросила я. — Куда мне рабе деваться? Как барин прикажет, так и будет.

Старухе мой ответ почему-то понравился, она посмотрела лукавым глазом и сказала:

— Барин барином, а у тебя и своя голова на плечах есть. Всегда можно выход найти. Спрячься в деревне, он, глядишь, тебя и забудет. Что тебе в чужом человеке? Помог выздороветь, за то скажи спасибо, да и будет с него. Или защемил уже сердечко?

Будь я вовсе здорова, то может быть, и подумала бы о своей судьбе, а так от болезни, да еще и старухиного дара в голове была полная каша и сказала я, не то что надо, а то, что на самом деле думала:

— Ничего не знаю я, бабушка. Меня ж без согласия и любви замуж выдали, и муж от меня отказался. Что же мне делать было? Знаю, большой грех с чужим мужчиной на одних полатях спать. Только поначалу, это не по моему желанию, а по болезни то получилось. И теперь я про жизнь свою ничего путного не понимаю. Не буду тебя обманывать, прорубь прорубью, а если Алексей Григорьевич захочет со мной подло поступить, так оно и будет. Я себя для него не пожалею. Видно такая у меня судьба.

Старуха выслушала мои сбивчивые слова и стала серьезной.

— Не бойся, девонька, не станет он с тобой подло поступать, не такой человек. Алексей хоть меня и не признает, но я его давно знаю. Можно сказать, сызмальства. А спрашивала я тебя потому, что хотела проверить, к чему у тебя сердце лежит. Теперь вижу, ты такая же, как и он, не станешь искать в жизни покоя. Может это и правильно. Одним людям одно подходит, другим иное. Я тебе уже говорила, если с Алешей останешься, то судьба у тебя будет завидная, но трудная. Много радости узнаешь, но и горя будет с лихвой. И запомни, в жизни ничего хорошего даром не дается. За все приходится платить. А теперь скажи, хочешь ты от моего дара отказаться?

Я заметалась, не зная, что ответить. Уже я понимала, что знать, о чем думают люди тяжкое бремя, но и лишиться того, что отличает меня ото всех, не хотела. Старуха выжидающе за мной наблюдала, больше не произнеся ни слова.

— Не знаю, бабушка, — честно ответила я. — И хочется оставить и боязно потерять. А дар твой большой грех?

— А этого я точно не знаю, — задумчиво ответила бабка Ульяна. — Только думаю, что обычно больше грехов в наших поступках, а не в умениях. Любую свою способность можно применить людям во благо или во вред. Молода ты и пока меня не поймешь, а как поживешь, то научишься отличать придуманный грех от истинного. Ладно, оставайся пока при своей способности, а если станет она тебе в тягость, скажешь, заветные слова и все образуется.

Она наклонилась к моему уху и прошептала тайное заклинание. Потом спросила:

— Запомнишь?

— Запомню, — пообещала я. — Спасибо тебе.

— Вот и хорошо. А теперь ложись и набирайся сил. Алексею о нашем разговоре ничего не говори.

— Хорошо, — послушно согласилась я и опустила голову на подушку.

Когда ушла бабка Ульяна, я не слышала.

Глава 6

Снилось мне веретено, оно крутилось и крутилось, то, поднимаясь, то, опускаясь на нитке. Я, еще не проснувшись, поняла, что от такого сна нужно ожидать чего-то хорошего, и проснулась почти здоровой. Сон и явь во время болезни как-то переплелись, и когда в комнату вошел Алеша, с узлом в руке, я не поняла, еще сплю, или это происходит въяве.

Алеша был слегка навеселе, но когда посмотрел на меня, почему-то встревожился. Он спросил, как я себя чувствую. Я улыбнулась и ответила, что хорошо.

— Ты же совсем мокрая, — сказал он и сдернул с меня одеяло.

Мне стало неловко, и я попыталась укрыться, но он не обращая внимания, начал меня трогать и сказал, что мне нужно помыться.

Я хотела встать, он не разрешил, и послал Тихона за умыванием. Мне было смешно наблюдать за ним, он так старательно не замечал, что я голая, что только об этом и думал.

Когда кухонные мальчишки принесли бадью с теплой водой, она вытащил из своего мешка очень красивый платок, толстый, махристый с цветами и намочил его в теплой воде. Мне стал жалко, что он испортит такую красивую ткань и цветы полиняют, но я ничего не сказала.

— Я тебя оботру, — сказал он и сел рядом со мной на постели.

Мне было приятно, что он так обо мне волнуется, и я не стала возражать. Алеша начал водить по моему телу мокрым платком. Мне это было не очень удобно, но я видела, что ему очень нравится прикасаться ко мне, и терпела.

— Все, — сказал он и вытер тем же платком себе лицо, — что-то здесь жарко.

— Теперь отвернись, — попросила я, — мне нужно помыться.

Он хотел возразить, но посмотрел на меня и послушно отошел к окну. Я встала, быстро вымылась и надела рубаху. Когда я разрешила ему обернуться, смотреть ему было больше не на что, и он недовольно поморщился. Но я не обратила на это никакого внимания и сказала, что хочу есть. Честно говоря, я надеялась, что он на виду всей нашей дворни под руку поведет меня в господскую залу, но Алеша просто выглянул в сени и приказал Тишке принести еду к нам в комнату.

Тишка в это время вспоминал как он вчера пил мадеру, рассердился на него, обозвал про себя дурными словами, но возразить не решился. Алексей опять отошел к окну и молча смотрел на темный двор. Думал он обо мне и еще какой-то девушке, кто из нас лучше. Я хотела его о ней спросить, но не осмелилась.

Еду принесли наши дворовые девки Верка и Аксинья. Я нарочно села на лавку возле узла, что принес Алеша и когда они накрывали на стол, на них не смотрела. Они, конечно, тут же начали называть меня в глаза, «Алевтинушкой», а в это же время, очень плохо про нас с Алешей думали. Сначала в отместку, я хотела погордиться перед ними, что стала почти барыней, но мне быстро стало стыдно, что я так заношусь над своими вчерашними подругами, и гордиться я не стала, но настроение у меня испортилось.

А потом еще меня расстроил Алеша. Когда он смотрел на меня, то вспоминал другую женщину, и я увидела ее как бы воочию. Таких чудных баб, я еще отродясь не встречала. Она была высокая ростом, в коротком срамном сарафане с голыми ляжками. Я чуть не перекрестилась от такой стыдобы. Вот только никак не могла понять, кто она такая и кем ему доводится. Но когда мы сели за стол, набралась смелости и спросила:

— Ты, барин, женатый?

Он быстро ответил, что не женат. Однако тотчас вспомнил про ту же срамную бабу. Я ему не поверила и снова спросила:

— А какой ты, холостяк или вдовый?

Он на меня подозрительно посмотрел и недовольно ответил:

— Разведенный.

Слово это я не поняла и пристала, что бы он все толком объяснил. Тогда он рассказа мне такое, что я не знала, куда от удивления деваться. Оказывается в их царстве-государстве, все живут, как хотят. Хотят — вместе, а не хотят — порознь. Да еще одни венчанные, а другие, как он со своей срамной бабой, просто так — расписанные. Поживут — разойдутся. Захотят — распишутся. Прямо как дворовые собаки, без чести и совести. Тогда я его ради смеха спрашиваю:

— Значит, и я со своим Алексашкой могу развестись?

А он отвечает, зачем, мол, тебе разводиться, когда ты и так вдова. Оказывается ему то бабка Ульяна нагодала.

— Как так вдова? — вскричала я и перекрестилась. — Разве такими словами шутят?

Он ничего не ответил, повернулся ко мне спиной, а я почувствовала, что он на меня обиделся, за то, что я своего венчанного мужа пожалела. Тогда я его спрашиваю:

— А она красивая?

— Кто? — не понял он.

— Твоя разведенная жена, кто же еще!

Я подумала, что он сейчас начнет ее хаять, а он грустно посмотрел на меня и ответил:

— Очень красивая!

— Красивей меня?

И опять он меня удивил, не стал нас сравнивать, сказал, что мы разные, но обе очень красивые.

Хотелось мне сказать, что она блудница, в срамной одежде ходит, голову не покрывает и стыда не имеет, но не сказала. Опять я увидела ту женщину его глазами. Она будто шла мне навстречу но, не в прежнем своем срамном сарафане, а в цветастой поневе с легкими развевающимися на ветру волосами, в необычных сапожках небывалой красоты и ноги у нее были такие гладкие, гладкие…