Говорит космос - Николай Томан

- Алексей Дмитриевич, сюда, скорее! Прием прекратился!..

- Откуда вы здесь, Сережа? - удивляется Костров.

- Не мог я, понимаете, - смущенно оправдывается Рогов. Разве можно было спокойно спать в такое время?

Галина первой вбегает в аппаратную и бросается к экрану осциллографа.

- Очень важно было засечь точное время, - торопливо поясняет Рогов. - Не упустить этого мгновения.

- Конечно же все это очень важно, Сережа, - спокойно соглашается Костров, хотя он и недоволен чрезмерной нервозностью Рогова. - Только вам незачем было так волноваться. Вы же знаете, что наша аппаратура "не прозевает" и зафиксирует все точнее нас с вами.

- Это верно, Алексей Дмитриевич, - смущенно переминается с ноги на ногу Рогов. - Но ведь то аппаратура, а это надо собственными глазами увидеть...

Конечно, нужно было бы увидеть такое событие собственными глазами. Костров и так уже досадует на себя за то, что пропустил такой момент, но Рогову не следовало напоминать ему об этом.

- Значит, победа, Алексей Дмитриевич! - радостно восклицает Галина, крепко, по-мужски, пожимая руку Кострова.

Алексей и сам готов торжествовать победу и от радости расцеловать Галину и Сергея, но он сдерживает себя и замечает слишком уж рассудительно, как кажется Галине:

- Рано еще торжествовать. Необходимо прежде проверить все еще раз, чтобы не повторить ошибку Басова. Убедительно вас прошу: пока никому ни слова об этом.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Весь следующий день группа Кострова занимается сверкой осциллограмм, уточнением показаний хронометра.

Без устали работают и электронные машины Галины. Лишь к исходу дня удается закончить работу. Установлено, что космическая радиопередача на волне двадцать один сантиметр велась в апреле, шестьсот девяносто шесть часов пятьдесят минут. Затем она прекратилась изза помех. Неожиданно возобновилась в июне на той же волне и продолжалась семьсот двадцать часов тридцать минут двадцать секунд. В начале июля произошел переход на волну двадцать сантиметров. Эта передача велась триста шестьдесят часов пятнадцать минут десять секунд, то есть ровно половину того времени, в течение которого длилась передача на волне двадцать один сантиметр.

- Это дает нам основание предположить, - заключает Костров, проверив расчеты, произведенные Галиной и Роговым, что в июне на волне двадцать один сантиметр передавались два одинаковых знака подряд, а в июле на волне двадцать сантиметров - только один. Весьма возможно также, что количество переданных нам знаков придется удвоить, допустив, что в первом случае передавались четыре, а во втором - два знака подряд.

- Как же мы это уточним? - недоумевает Рогов.

- Время и терпение нам в этом помогут, - убежденно заявляет Костров.

Галина поясняет:

- Все будет зависеть от паузы. Если она продлится столько же, сколько и передача на волне двадцать сантиметров, значит, не останется никаких сомнений, что мы на верном пути. Решит это и ваш вопрос, Сережа!

- Ну конечно же! Как же я сам не догадался? В случае совпадения длительности паузы с передачей на волне двадцать сантиметров будет ведь очевидным, что переданы нам две единицы и один ноль. В общем, все ясно, только вот ждать чертовски трудно...

- Что поделаешь, - вздыхает Галина.

Ждать, конечно, не легко всем, а Алексею Кострову, может быть, еще труднее, чем другим. Но он делает вид, что у йего терпения достаточно. Обманутый этим внешним спокойствием Кострова, Сергей Рогов даже завидует ему:

- Вот это выдержка!

- Что значит - выдержка? Просто верит Алексей Дмитриевич в нашу победу, вот и спокоен, - строго замечает Галина.

- А я что же, не верю разве?

- Зачем же тогда так нервничать?

- А я, если хотите знать, не верю в ваше с Алексеем Дмитриевичем спокойствие, - упрямо мотает головой Сергей. - Не можете вы быть такими спокойными, когда вот-вот все должно либо подтвердиться, либо рухнуть. А если бы вы в самом деле не волновались, я бы уважать вас перестал...

- Ах, Сережа, Сережа, - невольно улыбается Галина, - и как же это вы могли подумать, что мы не волнуемся?

Конечно же волнуются все. Галине и Алексею, однако, легче скрыть нетерпение, так как они не просто ждут конца паузы в космической передаче, но и работают. Они изучают результаты наблюдений за Фоцисом, произведенные Костровым еще в Бюраканской астрофизической обсерватории.

- Я ведь не случайно обратил внимание на эту звезду, объясняет Алексей. - Видите, профиль линий ее излучений был и тогда таким же. Но в то время у меня не было такой аппаратуры, как сейчас. Выделить эти сигналы из общего потока космических радиоизлучений стоило мне в то время невероятного труда. И все-таки я как-то сразу поверил в эту звезду и уже не оставлял ее без внимания.

- Но ведь это просто удивительно! - восклицает Галина, просмотрев результаты первых наблюдений Кострова за Фоцисом. - Тут так все случайно и лишено какой бы то ни было системы, что только фанатик или явный фантазер мог поверить в Фоциса.

- Ну зачем же "обзывать" меня фанатиком и фантазером? смеется Костров. - Я просто верил в обитаемость нашей Галактики и не сомневался, что рано или поздно земное человечество примет из космоса сигналы разумных существ. Кстати, что об этом сейчас пишут там, за океаном?

- Да все то же, - пренебрежительно машет рукой Галина. Появились, правда, новые нотки совсем уже пессимистического характера. Они объясняют теперь, свои неудачи не отсутствием разумных существ в Галактике и Метагалактике, а гибелью их.

- Гибелью? Какой гибелью? От чего?

- Они, видите ли, считают, что в результате развития любого общества неотвратимо наступает такой период, когда разумные существа, овладев достаточно могущественным оружием, с фатальной неизбежностью уничтожают друг друга и превращают свои планеты в радиоактивные пустыни.

- Старая песня на новый лад! - усмехается Костров. - А нам теперь особенно важно доказать, что Галактика обитаема, что разум сильнее безумия, что жизнь могущественна и неуничтожима!

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

- Наконец-то! - Восклицание это почти одновременно вырывается у всех членов группы Кострова, собравшихся у экрана осциллографа.

Космическое радиоизлучение на волне двадцать один сантиметр возобновилось тотчас же, как только истекли триста двадцать часов пятнадцать минут десять секунд паузы.

Не остается больше никаких сомнений в искусственном происхождении сигнала, пришедшего со стороны Фоциса. Все переглядываются, счастливо улыбаясь, не в силах произнести ни единого слова. Первой приходит в себя Галина. Она обнимает Алексея Кострова и звонко целует его в обе щеки:

- Поздравляю! Поздравляю вас, дорогой Алексей Дмитриевич!