Вельяминовы. Время бури. Книга третья - Нелли Шульман

– Если она его любит, она на все пойдет… – думал Макс, – согласится работать. Она его забудет, после первой ночи со мной, – итальянец его не интересовал. Майорана мог всю оставшуюся жизнь провести в Дахау. Ребята, работавшие с ним, жаловались, что физик почти прекратил разговаривать. Он отворачивался, глядя в стену, и давно не спрашивал, что случилось с фрейлейн Кроу.

– Он и раньше страдал нервами, – вспомнил Макс, – пусть лечит их в бараке. Сумасшедших Отто отбирает для медицинского блока. Долго герр Майорана все равно не протянет… – Макс надеялся, что фрейлейн доктор, увидев свидетельство почетной арийки, сменит гнев на милость.

– Я принес подарок… – Макс всегда говорил так, ставя перед фрейлейн очередные сладости. Констанца смотрела на лист бумаги, с вытисненным, нацистским орлом, со свастикой, читала готический шрифт.

– Здесь говорится… – на нее повеяло сандалом, хорошим табаком, теплое дыхание защекотало ей ухо. Гость наклонился над ее плечом: «Говорится, что…»

Ее голосом можно было резать металл:

– Я умею читать. Рейхсфюрер СС Гиммлер удостоверяет мое арийское происхождение.

– Именно… – обрадовался Макс, отступив от стула. Фрейлейн доктор поднималась, откинув рыжеволосую голову. Он улыбался:

– Это большая честь, для человека с вашими предками. Вы сможете, стать ведущим физиком Германии, получить лабораторию, уран, тяжелую воду… – фрейлейн Кроу побледнела:

– Я вам не представлялся, леди Кроу… – Макс поклонился, – граф Максимилиан фон Рабе. Я давно восхищаюсь, вашим умом, талантом, трудолюбием… – Констанца сдержала дрожь. Длинные, сильные пальцы поглаживали ее запястье. Он пришел в хорошем, штатском костюме, при галстуке. Макс, внезапно, притянул ее к себе:

– Считайте свидетельство свадебным подарком, фрейлейн Кроу. Конечно, у вас будет все, что вы захотите. Вилла, слуги, драгоценности, личный самолет… – Макс даже не понял, как она ухитрилась выгнуться.

Фрейлейн Кроу оказалась гибкой, будто кошка. Верхняя губа поднялась, обнажив кривые зубы, обрывки свидетельства полетели ему в лицо:

– Моя бабушка, мать моего отца, – отчеканила девушка, – была еврейкой. Доктор Мирьям Кроу, одна из первых женщин, врачей, в Европе. Я не предам ее память, и не предам свою честь… – Констанца зарычала, вырываясь, царапая его руку:

– Засуньте самолет себе в задницу, проклятый нацистский ублюдок, жалкая тварь, тайком подсматривающая за женщинами… – его щеку обожгла пощечина. Макс, разъяренно, схватил девушку за тонкие плечи, как следует, встряхнув:

– Я с вами долго церемонился, милочка. Это время прошло. Мы кое-куда прогуляемся, вы станете уступчивей… – удерживая девушку, он крикнул: «Нам нужна помощь!». Приковав Констанцу наручником к своему запястью, он рванул цепочку: «Марш вперед».

– Приберите здесь, – велел Макс охранникам. Он вытолкал Констанцу в пустой, подвальный коридор.

В отдельном крыле подвала блока Х оборудовали несколько особых комнат, для работы. Возить гостей, как называл заключенных Макс, в большой лагерь, было неудобно. Кроме Макса и его коллег, имен пребывающих в блоке Х людей, никто не знал. В бумагах они проходили под номерами. Даже клички, как Гензель и Гретель, могли оказаться опасными. На совещании, рейхсфюрер СС, задумчиво, сказал:

– Не надо риска. В Дахау кто только не сидит, а наши подопечные, – Гиммлер, мимолетно, улыбнулся, – известные люди. Их снимки печатались в газетах, в научных журналах. Их могут узнать.

Макс понял, что фотографии Гретель засекретили. Во всяком случае, в научных публикациях, штурмбанфюрер, их не нашел. Англичане были осторожны.

В коридоре Макс остановился. Фрейлейн Кроу попыталась вывернуться. Он, левой рукой, схватил ее за хрупкую шею: «Тихо, я сказал!». Обернувшись к охранникам, Макс коротко кивнул на массивную, железную дверь, отделяющее особое крыло от комнат гостей.

Констанца сжала зубы:

– Он меня пытать собирается? Пусть делает все, что хочет. Я не соглашусь, не подпишу… – отправляясь к фрейлейн доктору, Макс велел привести итальянца в камеру. Комната была пустой, с каменным полом, и стоком в углу. В стену вделали прочное, пуленепробиваемое стекло. Между собой, офицеры, называли помещение «театром». В соседней комнате поставили несколько мягких кресел, на полу лежал персидский ковер. Окно закрывала плотная штора, управляемая электричеством. Заставив Констанцу опуститься в кресло, Макс принял от охранника вторую пару наручников:

– Ведите себя разумно, фрейлейн, и я обещаю, все сложится в вашу пользу… – Констанца услышала щелчок. Макс приковал ее запястья к подлокотникам.

– Штора… – она смотрела на плотную, непроницаемую ткань, – он мне собирается показать Этторе, мерзавец… – глаза Макса опасно похолодели. Констанца подавила дрожь:

– Нельзя его бояться. Он только этого и ждет. Он хочет меня сломать. Но Этторе… – она прислушалась. Из коридора доносился лай собак. Констанца, незаметно, царапала пальцами по деревянному подлокотнику:

– Хотя бы щепку, что угодно. Я соглашусь, для вида. Он снимет наручники, я ему воткну щепку в глаз… – она не думала, что будет с ней дальше. Констанца хотела увидеть смертную тень на спокойном, холеном лице, почувствовать кровь на руках:

– Он сдохнет, – сказала себе девушка, – в петле, или от пули. Я приду посмотреть, обещаю. Главное, чтобы Этторе не двигался. Я ему рассказывала, как вести себя с собаками. Я помню, мы смеялись, что в Кембридже обязательно заведем кого-нибудь. Ретривера, они очень добрые. Я говорила Этторе, что он привыкнет… – лай приближался.

Констанца услышала вкрадчивый голос:

– Лагерная свора, дорогая фрейлейн. Очень красивые собаки… – Макс нажал кнопку на стене, – рабочие животные. Тренированные. Давайте полюбуемся… – большие, мощные овчарки, поджарые доберманы обнюхивали углы пустой камеры. Констанца попросила:

– Пожалуйста. Пусть Этторе стоит, не поднимая рук, ничего не делая. Собаки не бросятся на неподвижного человека… – для удобства, штурмбанфюрер велел раздеть заключенного. Кроме того, ему хотелось сравнить себя с бывшим женихом фрейлейн Кроу. Макс мог бы заказать фотографии из ванной, однако он предпочитал посмотреть на человека лично. Он, мимолетно, вспомнил леди Холланд:

– Интересно, что она делает, после статьи? Спряталась в деревне, должно быть. Муха все равно у нас на крючке. Он поставляет отличную информацию, мы делимся сведениями с японцами… – самураи планировали еще одну атаку на востоке:

– Они не объявят войну Советскому Союзу. Их больше интересует Тихий океан, британские колонии в Азии. И не надо, – весело подумал Макс, – пока Америка займется схватками с Японией, мы приведем к покорности Европу, и Британию… – перед ним встали прозрачные, светло-голубые глаза леди Холланд. Фото ее брата, сделанные в Риме, лежали в досье юноши, на Принц-Альбрехтштрассе:

– Пусть он попробует появиться в рейхе, – сказал Макс Шелленбергу, – он пожалеет, что на свет родился. Сдохнет на виселице, или на гильотине. Да и потом… – Макс прошелся по кабинету, на вилле, – у них здесь нет никого, я ручаюсь. Ни один немец не станет на них работать… – Эмма, Генрих и Питер вытаскивали лодку на берег. Аттила весело скакал вокруг, отряхиваясь. Макс полюбовался искрами осеннего солнца, в белокурых волосах сестры:

– Какая она красавица, Эмма. Жаль, что в СС нет женских подразделений. Однако, с большой войной, подобные батальоны, непременно появятся. Конечно, девушек не пошлют на фронт, но понадобятся секретарши, операторы радио… У Эммы отличная голова. Я ее устрою в женскую школу. Вся семья будет в СС, – Макс улыбнулся:

– Генриху два года осталось. Потом он уходит из министерства труда в наше хозяйственное управление.

Он щелкнул зажигалкой:

– Если граф Хантингтон сюда приедет, мы его живым не выпустим, Вальтер.

Макса не интересовало, что случилось с леди Холланд. Он был уверен, что больше никогда ее не увидит.

Дверь соседней камеры открылась. Щека фрейлейн Кроу смертно побледнела. Итальянца втолкнули в комнату. Толстое стекло изолировало камеру от посторонних звуков. Макс кинул взгляд на заключенного:

– Не впечатляет. Я приятно удивлю фрейлейн Кроу. Она, должно быть, думает, что все мужчины такие, бедняжка… – Констанца ни о чем не думала. Собаки поднимались:

– Пусть он не двигается, пожалуйста. Они не станут такого делать… – сердце девушки колотилось, – он гениальный физик. Это спектакль, чтобы испугать меня… – собаки окружили Майорану. Он стоял, опустив руки. Констанца заметила, как мелко дрожат его пальцы.

Макс наклонился над креслом:

– Фрейлейн Кроу, насколько я помню, вы хотели стать женой герра Майорана, вы его любили… Любите, – поправил себя штурмбанфюрер:

– В ваших силах спасти великого физика. Подпишитесь… – Макс, заранее, приготовил бумагу. Фрейлейн Кроу благодарила рейхсфюрера СС за доверие, обязываясь работать на благо Германии: