Правила качка (ЛП) - Ней Сара

Это просто... случилось.

А еще так случилось, что я не занимался сексом уже... Боже, я даже не знаю, как долго. Начиная со второго курса, если бы мне пришлось угадать. В тот год, когда я решил, что не хочу, чтобы меня трахали просто из-за моего лица или моей фамилии. В тот год, когда я отрастил бороду и позволил своим волосам стать длинными, и развил предвзятое отношение к слабому полу.

Это не их вина — это моя вера в то, что некоторым из них в действительности было на меня насрать.

Эрекция растет между моих ног, когда я медленно поглаживаю её, стоя под теплыми струями. Глаза закрываются, пальцы сжимают основание моего члена.

Для высокого парня у меня средний размер, когда дело доходит до члена, но он толстый и всегда готов встать по стойке смирно.

Одна рука упирается в кафельную стену, другая обхватывает и поглаживает. Скользит вверх-вниз, вверх-вниз.

Я стону, представляя себе Тэдди в моем душе, голую кожу, сиськи и задницу. Интересно, какая у нее киска — бритая, проэпилированная воском или натуральная. Я мысленно представляю себе ее соски, цвет их ареол. Их размер. Будет ли она получать удовольствие от того, что их сосут…

Я стону.

Рот приоткрывается, очевидно потому, что мастурбация собственного члена чертовски хорошо чувствуется. Да, я чувствую себя каким-то извращенцем, но это не моя вина, что у меня вдруг появились фантазии о ней. Я теплокровный, наполненный гормонами мужчина, и в моем доме голая женщина, которую я не могу и никогда не буду трахать.

Плюс я возбужден.

Рука — это одно, а киска — совсем другое, и я так давно ни с кем не трахался. Слишком долго. Я почти не помню, каково это — погрузиться в одну из них, так что нет никаких причин, почему я стал жестким из-за Тэдди...

Она симпатичная, но не красавица. Благодетельная, как соседская девчонка. Прилежная. Трудолюбивая, если я правильно ее определил — вероятно, здесь на стипендии.

Я знаю ее типаж.

Дешевая одежда. Дешевые украшения. Нет машины.

Беспокоится о том, что подумают ее друзья, и слишком боится сказать им, чтобы они отвалили.

Честно говоря, я удивляюсь, что у нее нет твердости характера. Ее тип обычно решительнее — те, кто должен сам о себе позаботиться и должен пробивать себе дорогу в этом мире без помощи родителей.

Я опускаю голову, мои плечи сгорблены, пока я поглаживаю свой скользкий член, провожу языком по нижней губе. Прикусываю губу между зубами. Глаза все еще крепко зажмурены.

Образы Тэдди заполняют пустоту за моими веками.

Мой член заполняет пустоту в моей сложенной ладони.

Этого недостаточно, и я начинаю гладить сильнее. Жестче. Из моего горла вырывается низкий стон, эхом отражающийся от кафельной плитки в ду́ше, и я отказываюсь произносить имя, срывающееся с кончика моего языка.

Не произноси это.

Не смей, бл*дь, этого говорить.

Я не произношу имя — но был очень близко, — и когда кончаю, это горячее, чем вода, которая смывает семя в канализацию.

Не знаю, как долго стою под душем, прежде чем ополоснуть все остальное тело, но этого времени вполне достаточно, чтобы Тэдди оделась и спустилась вниз. Когда я заканчиваю и спускаюсь вниз, нахожу ее свернувшеюся калачиком на диване в гостиной.

Ничего не включено: ни телевизор, ни радио, и она не играет в своем телефоне. Только свет из кухни струится в комнату, отбрасывая сияние. Колени прижаты к груди, на коленях у Тэдди лежит одеяло, натянутое до подбородка, плечи обнажены, если не считать лямок того, что должно быть белой майкой.

— Эй. — Она поднимает глаза, когда я вхожу в комнату, и еще глубже закутывается в одеяло.

— Эй. — Я плюхаюсь в кожаное кресло напротив нее, положив ноги на деревянный кофейный столик. Расставив ноги, переплетаю пальцы за шеей — так удобнее наблюдать за ней.

Она смотрит на меня в темноте, но не расчетливо. Больше похоже на то, что она пытается решить, собираюсь ли я наброситься на нее или что-то еще. Должна ли она убраться к чертовой матери из комнаты или остаться на месте.

Я хочу посмеяться над ее отвращением ко мне и в то же время хочу нажать на ее кнопки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Уже поздно и темно, и я чертовски устал, но не могу просто оставить ее здесь одну.

Сегодняшний день закончился отвратительно, и похоже, что именно так все и закончится. В моем доме странная девушка — в доме, который является моим убежищем, — и я молюсь богу, чтобы она не помнила, как сюда добраться. Последнее, что мне, бл*дь, нужно, это чтобы она неожиданно заявилась, ожидая чего-то…

Тогда я должен буду быть полным мудаком, что заставило бы меня чувствовать себя мудаком. А я ненавижу, когда мне приходится быть мудаком.

Вообще-то, это ложь — я чертовски люблю это.

Но глядя на нее? Я бы не хотел быть мудаком для Тэдди. Она выглядит такой милой, свернувшись калачиком на моем диване, свернувшись калачиком в моих одеялах и…

Господи Иисусе, какого хрена я об этом вообще думаю?

— Устал?— тихо спрашивает она.

— Да.

— Тебе лучше пойти спать.

— Ты пытаешься избавиться от меня?

— Нет. — Она смеется. — Кроме того, это твой дом. Ты, наверное, хочешь от меня избавиться. Это я вторгаюсь в твое пространство.

Это правда.

— Нет. Все круто. — Я бросаю взгляд на лестницу, темно-вишневую балюстраду, отполированную до блеска вместе со стойками, шкафами и всем прочим, что Барб чистит, когда она здесь. Она ведет на второй этаж, к двум гостевым спальням. — Бери любую комнату, какую захочешь. Они обе находятся на той же стороне коридора, что и ванная.

— Спасибо. — Она делает паузу, и я слышу, как она думает. — Я уеду первым делом утром, обещаю.

— Как бы то ни было, это не имеет большого значения. — Я скрещиваю ноги в лодыжках. — Я, наверное, все равно буду отсутствовать — бегаю каждое утро.

— О? В котором часу?

— Обычно я выхожу около шести.

— Ого, даже по выходным?

— Да. У нас обычно бывают матчи по выходным, так что надо быть готовым.

— Матчи? По какому спорту?

— Регби.

— Так ты игрок?

То, как она говорит «игрок», заставляет меня задуматься, и я ищу скрытый смысл в выражении ее лица. Когда не нахожу ничего, коротко киваю головой.

— Да.

— Погоди, а регби — это что, внутривузовская вещь, или это реально санкционированный вид спорта?

— Это спорт.

— Так вы путешествуете?

— Да.

— Ну, например... куда?

— Туда же, куда ездят футбольные и бейсбольные команды, если у них есть матчи.

Тэдди морщит нос.

— Я не знаю, где находятся эти места.

— Ты не любительница спорта?

— Нет. Я имею в виду, что я не хожу на футбольные матчи или что-то в этом роде.

— Но почему?

Могу поспорить на милую маленькую задницу, что ее друзья, охотницы за джерси, так и делают.

— Просто не хожу.

— Даже с твоими друзьями?

— Нет. Спортивные абонементы очень дорогие.

Хмм.

— Может, регби тебе понравится больше, чем другие виды спорта.

— И почему же это?

— Остальные виды спорта? Все эти парни — просто кучка кисок.

Это вызывает у неё смех, глубокий, гортанный и сексуальный. Тэдди прикрывает рот рукой, подавляя хрюканье.

Я удивленно вздергиваю брови вверх.

— Ты что, только что хрюкнула?

Она со стоном опускает руку.

— Уф, ты слышал?

— В смысле? Это было громкое «хрюк».

И это было так чертовски восхитительно.

— Ненавижу, когда я так делаю.

— Значит, ты хрюшка?

— Ты не мог это так называть?

— Хрюшка? У тебя есть для этого более подходящее слово?

— Не давать этому название, лучшее название. И не вспоминать об этом снова было бы просто фантастично.

— Но это довольно мило.

— Остановись.

Я хрюкаю, как свинья.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— О, боже мой!

Я снова хрюкаю.

— Киплинг.

Нет, она не могла меня так назвать.

— Эй, мы же договорились насчет имен.

— Тогда перестань хрюкать!

Меня так и подмывает сделать это снова.