«Шкода» ZM 00-28 - Шаролта Дюрк

— Это дело милиции.

— Ну да… дождешься, пока они раскачаются! Знаете, тетушка, что мне пришло в голову… Геза брал эти вещи… А куда он их девал? Все эти ценности состоят на учете, и продать их не так-то просто! Я и подумал, что он относил их к доктору Хинчу, а тот передавал скупщикам. Кому ж еще-то! Могу поспорить, что в этом деле замешан доктор!

— Выдумал тоже!

— А разве не вы говорили, что к нему ходят какие-то мужчины? Это и были скупщики, и приходили они за краденым имуществом! — Ловаш уже был уверен в том, что минуту назад только предположил.

Луиза не могла вымолвить ни звука. В самом деле: мужчины эти довольно неприятные, и приходят они тайком, и доктор запретил ей о них говорить. Она ведь сразу поняла, что за этим что-то кроется. Но такого она и представить не могла! Хотя теперь это ясно как день! А иначе зачем Гезе так часто ходить к доктору? Не лечиться же мужчине у женского врача!.. И что это за лечение — две минуты?! А дольше он и не задерживался: войдет да и выйдет. А ее всегда избегал. Прав, наверное, Йожи! Без доктора тут не обошлось! То-то он в последнее время все ящики запирает! Да, теперь ее ничего не удивит, даже если…

— А ведь доктор вчера вечером был у Евы! — вдруг выпалила она.

— Что вы сказали? — Ловаш резко вскинул голову. — Если это правда, то легко доказать, что доктор убийца!

Луиза вдруг сама все поняла и сразу вспомнила, как это было.

— Он был там! Вышел тихонько за дверь, поднялся по лестнице, осторожно так. Было как раз пять часов. Я стояла за дверью. И' тогда позвонили в квартиру. Пришла пациентка. Я проводила ее в приемную, а сама пошла на кухню: ведь не будешь следить, когда в квартире чужой человек. Наверху, мне показалось, кто-то шумел. Теперь-то я знаю, что это был за шум! Да, что и говорить!.. Если бы ты не сказал, мне бы и в голову не пришло. А ведь точно, он! Доктор! Сначала влюбился в Еву, а потом возненавидел. За то, что она ему отказала. Он потому и пошел к ней, чтобы это сделать! — Бледная от волнения, Луиза торжествующе сложила на груди руки.

— Вы знаете, — хмуро сказал Ловаш, — мне никогда не нравился этот доктор. Одна физиономия чего стоит!

— И все-таки он хороший человек, — заступилась Луиза за доктора.

— Это он-то хороший?! — вскинулся Ловаш. — Черта лысого! Вор, грабитель, убийца! Сейчас же отправляйтесь к нему и попробуйте разузнать, где он припрятал сберкнижки!

— Да как же я туда пойду? — запротестовала Луиза. — Сегодня же суббота!

— У вас есть ключ?

— Есть.

— Вот и хорошо. Скажите ему, мол, забыли что-то очень нужное. Или еще что-нибудь…

— Как это будет выглядеть? — упиралась Луиза. — Может, я ничего там не найду.

— Что-нибудь обязательно найдете! Да не упрямьтесь же!

— Ну ладно, попробую.

— Я вас отблагодарю.

— Я не потому делаю… Ведь ты мой племянник. Ради твоей бедной матери. Но, Йожи, лучше бы мне туда не ходить!

— Да глядите в оба! — Не желая слушать возражений, Ловаш круто повернулся и направился к выходу. — Вечером я опять зайду? — крикнул он с порога.

В дверь кабинета постучали. Это был Сивош.

— Доброе утро!

Лейтенант Кепеш с озабоченным видом сидел один в комнате.

— А где начальник?

— Еще не появлялся.

Кепеш был обеспокоен. Почему опаздывает Пооч? И как раз сегодня. Было уже начало девятого. Из лаборатории прислали данные экспертизы. Адрес краснодеревщика на счете разобрать не удалось, зато прочитали подпись: «Карой Тисаи». Кепеш, недовольный тем, что приходится действовать самому, без Пооча, запросил адреса всех краснодеревщиков с этим именем. А вот фамилия Жофии на расписке не установлена. По поводу отпечатков пальцев, обнаруженных на месте происшествия, в донесении говорится: одни принадлежат жертве, вторые и третьи, которые встречаются во многих местах, в картотеке ранее судимых не значатся. Есть еще четвертые отпечатки пальцев; но поскольку они оставлены уже давно, определить узор капилярных линий для сличения невозможно. С коньячной бутылки и рюмок, переданных на экспертизу, отпечатки пальцев были кем-то предусмотрительно стерты. Как, впрочем, с подлокотников кресел, дверных ручек и других предметов в квартире.

В лаборатории проведен анализ следов крови, обнаруженных на радиаторе. Состав ее идентичен составу крови Евы Борошш. Под окном на паркете — свежие царапины. Предполагается, что Ева Борошш поскользнулась и при падении ударилась головой о батарею, в результате чего потеряла сознание. Преступник, прислонив жертву к батарее, сначала поднял ее на подоконник — там также обнаружены следы крови, — а затем вытолкнул из окна. Из этого следует, что преступник человек физически слабый: тело оказалось для него слишком тяжелым.

На дверцах шкафов царапин не обнаружено. Следовательно, шкафы не взламывали, а открывали ключами. Связка ключей найдена при обыске, отпечатки пальцев с нее тщательно стерты.

Кроме того, в одной из книг криминалистами обнаружено письмо, подписанное «Жофия». В письме содержится просьба к Еве взять к концу недели со сберкнижки деньги — двадцать тысяч форинтов, поскольку эта самая Жофия видела в продаже шубу и хотела бы ее приобрести к свадьбе.

Это письмо Кепеш прочитал дважды. «Судя по всему, — подумал он, — Ева Борошш не держала дома больших денег. Тридцать тысяч форинтов, предназначенные для оплаты счета за мебель, должны были быть в квартире, но мы их не обнаружили. Значит, преступник забрал эти деньги, зная, очевидно, об их существовании. Это лишний раз подтверждает, что он был близким знакомым Евы», Кепеш нетерпеливо поглядывал на часы, капитан Пооч все не появлялся. За это время по его запросу прислали адреса трех краснодеревщиков, причем один из них жил где-то на окраине Будапешта, другой уже полгода как работал за границей, а третий в настоящее время был в отпуске.

Принесли протокол вскрытия и данные медэкспертизы, а Пооча все не было. «Зато опять явился этот здоровенный господин Сивош», — с досадой подумал Кепеш и, стараясь, чтобы голос его звучал приветливее, проговорил:

— Что вы хотите?

Сивош смекнул, что лучше не интересоваться начальником, и обратился прямо к лейтенанту:

— Докладываю, что мною обнаружена и доставлена рыжеволосая девушка по имени Жофия. Она подтвердила, что знакома с Евой Борошш. Сейчас ждет в коридоре.

Лицо Кепеша еще больше помрачнело.

— Пусть подождет, пока не прибудет товарищ капитан. Он сам ее допросит. Где вы ее взяли? — спросил он уже не так официально.

Сивош позволил себе слегка улыбнуться.

— В «Красном матросе».

— Как же вы ее там отыскали?

— Воспользовался своей личной картотекой. Все девочки у меня на учете. Рыжих не так уж много, имя Жофия довольно редкое. В свое время я записал в картотеку, где она бывает. Нашел я ее там в два часа ночи. Она была немного под градусом и сразу призналась, что знает Еву Борошш. Больше ничего не удалось из нее выудить. Остальную часть ночи она провела в изоляторе, мирно спала. Попытки к бегству не было.

— Понятно.

— О других лицах с подобными приметами сведений у меня нет.

— Хорошо.

— Какие будут задания? — вежливо осведомился Сивош.

— Дальнейшие указания вы получите от капитана Пооча. Одну минуту, возьмите у нее отпечатки пальцев и сличите их с имеющимися. Хотя, по-моему… ну да ладно.

— Слушаюсь! — Сивош заметил, что Кепеш нервничает, поэтому осторожно прикрыл за собой дверь. Но едва он оказался в коридоре, как рявкнул громовым голосом так, что лейтенант вздрогнул: — Ну, сударыня, сейчас мы покрасим ваши пальчики! Снимем отпечатки!

Было уже восемь тридцать. Кепеш встал, придвинул к себе листок с адресами краснодеревщиков и написал на нем красным фломастером: «Проверить». Напротив пригородного адреса поставил галочку. Поколебавшись немного, он передвинул записку на стол капитана.

В восемь часов сорок минут, испытывая угрызения совести, что действует по своему усмотрению, он вышел из здания милиции и направился к ближайшей остановки автобуса.

Доктора Хинча мучила головная боль. Он кружил по комнате: И хотя принял лекарство, ясно было, что приступа мигрени ему не избежать. Вчерашнее происшествие настолько выбило его из колеи, что он почти не спал ночь.

Он намочил полотенце, хорошенько отжал его и обмотал голову. Боль как будто стала немного спадать.

— Ева! Ева! — тяжко вздохнул Хинч. Он уже простил ее. Простил ей то, что она его отвергла, высмеяла и назвала глупой старой обезьяной. Вот как судьба ее наказала… Он представил себе лицо Евы, нежное, молодое, ее улыбку, ослепительно белые зубки. Но напрасно пытался он удержать ее образ — перед ним возникало другое лицо, сплошь испещренное морщинами, лицо старого Михая Борошша. А что за подозрительный взгляд! Точно видит насквозь.