Рассуждения о Франции - Жозеф де Местр

ОНА РОДИЛАСЬ В ДЕНЬ, ПОРОДИВШИЙ ДНИ.

Нет примера подобной прочности; и если говорить о самом христианстве, то никакое другое учреждение во вселенной не может быть ему противопоставлено. Сравнивать с ним другие религии — значит заниматься крючкотворством: здесь не место подробно их рассматривать: только одно слово, этого достаточно. Пусть нам покажут какую-либо другую религию, основанную на чудесных явлениях и раскрывающую непостижимые догматы, исповедуемую в течение восемнадцати столетий значительной частью рода человеческого и отстаиваемую из века в век лучшими людьми своего времени, начиная с Оригена и кончая Паскалем, несмотря на последние усилия враждебной секты, которая, от Цельсия и до Кондорсе, не переставала завывать.

Удивительная вещь! когда размышляют об этом великом учреждении, то самая естественная гипотеза, которую окружают все очевидности, это гипотеза о божественном установлении. Если творение является (стр.78 >) человеческим, то нет другой возможности объяснить его успех: исключив чудо, его возвращают.

Все нации, говорят нам, приняли медь за золото. Прекрасно! Но разве эту медь не бросили в европейский тигель и не принесли на суд нашей наблюдательной химии на восемнадцать веков? и если она прошла такое испытание, то разве не вышла из него с честью? Ньютон верил в воплощение; но Платон, я полагаю, слабо верил в чудесное рождение Вакха.

Христианство проповедовали люди неграмотные, но в него поверили люди ученые, и именно в этом оно совершенно отлично от всего известного.

Более того, оно выдержало все испытания. Говорят, что преследование есть ветер, который питает и раздувает пламя фанатизма. Допустим: Диоклетиан покровительствовал христианству; но, исходя из приведенного предположения, Константин должен был бы его задушить, однако, именно этого не произошло. Оно выдержало все — мир, войну, эшафоты, триумфы, кинжалы, радости, славу, унижение, нищету, изобилие, ночь средневековья и яркий дневной свет ЛьваХ и Людовика XIV. Один всемогущий император [119] и властелин самой большой части известного мира некогда истощил против него все запасы своего гения; он не упустил ничего, чтобы восстановить старые догматы; он искусно соединил их с распространившимися как поветрие тогда платоновыми идеями. Пряча бушевавшую в нем ярость под маской чисто внешней терпимости, этот император употребил против враждебной религии оружие, перед которым ни одно человеческое произведение не устояло: он выставил ее на посмешище; он сделал духовенство нищим, чтобы заставить презирать его; он лишил его любой поддержки, которую человек может оказать своим твореньям: (стр.79 >) пошли в ход клевета, козни, несправедливость, угнетение, осмеяние, сила и ловкость. Все было напрасно: Галилеянинвзял верх над Юлианом философом.

Наконец, сегодня опыт повторяется в еще более благоприятствующих обстоятельствах; есть все из того, что может сделать его решающим. Итак, вы все, кого история ничему не научила, будьте очень внимательны. Вы утверждали, что скипетр поддерживал тиару; ну, хорошо, нет больше скипетра на великой арене: он сломан и обломки его брошены в грязь. Вы не осознавали, до какой степени влиятельность богатого и могущественного духовенства могла поддерживать догматы, которые оно проповедовало: я не слишком уверен в том, что надобно могущество, чтобы заставить верить; но не стоит говорить об этом. Нет больше священников: их изгнали, вырезали, унизили; их ограбили, и тот, кто избежал гильотины, костра, кинжалов, расстрелов, утоплений, высылки, получает сегодня милостыню, которую он когда-то раздавал. Вы страшитесь силы обычая, влияния власти, обманов воображения: но ничего из этого более нет; нет больше обычая; нет больше господина; сознание каждого человека принадлежит ему самому. Философия [120] разъела связь, которая объединяла людей, и нет более духовных скреп. Гражданская власть, содействуя всеми своими силами крушению старого устройства, оказывает врагам христианства всю ту поддержку, которую она ранее предоставляла самому христианству; человеческий рассудок предпринимает все вообразимые усилия ради борьбы со старой национальной религией. Этим усилиям рукоплещут, их оплачивают, а старания в противоположном направлении почитаются преступными. Теперь уже нечего бояться того, что вас околдуют ваши глаза, которые всегда ошибаются (стр.80 >) первыми. Пышные приготовления, пустые церемонии не внушают более почтения людям, которым все выставлено на потеху в последние семь лет. Храмы или закрыты, или открываются лишь для шумных обсуждений и для вакханалий разнузданного народа. Алтари опрокинуты; по улицам водили нечистых животных, покрытых епископскими облачениями; священные чаши послужили для омерзительных оргий; и на эти алтари, которые древняя вера окружает восхитительными херувимами, заставили подняться обнаженных продажных женщин. Таким образом, философизму нечего более плакаться: все человеческие удачи ему выпадают; все совершается ему на пользу, и все — против его соперницы. Если он победитель, то он не скажет, подобно Цезарю: Пришел, увидел, победил; ибо в конце концов он окажется побежденным. Он может бить в ладоши и гордо восседать на поверженном кресте. Но если Христианство выйдет из этого ужасного испытания более чистым и более мощным, если христианский Геракл, единственно сильный своей силой, поднимет сына землии задушит его своими руками, patuit Deus. [121] — Французы! освободите место для своего христианнейшего Короля; возведите его сами на древний трон; поднимите его орифламму, и пусть золото его монет, путешествуя от одного полюса до другого, будет нести с любой стороны торжественный девиз:

ХРИСТОС ПОВЕЛЕВАЕТ, ОН ЦАРСТВУЕТ, ОН ПОБЕДИТЕЛЬ! [122]

Глава шестая.

О БОЖЕСТВЕННОМ ВЛИЯНИИ В ПОЛИТИЧЕСКИХ КОНСТИТУЦИЯХ [123].

(стр.81 >)Человек может изменить все в области своей деятельности, но он не создает ничего: таков его закон как в материальном, так и в моральном смысле.

Человек может, без сомнения, посадить саженец, вырастить дерево, улучшить его с помощью прививки и подстригать его сотнями способов; но никогда он не вообразит себе, что обладает властью создать дерево.

Как же он вообразил себе, что обладает властью создать конституцию? не благодаря ли опыту? Давайте же посмотрим, чему он нас учит.

Все свободные конституции, известные во вселенной, образовались двумя способами. Иногда они, если можно так выразиться, незаметно, благодаря соединению множества обстоятельств, которые мы называем случайными, пускали ростки; а иногда у них имеется единственный творец, который появляется как чудо природы и заставляет повиноваться себе.

Вот с помощью каких признаков, при указанных двух предположениях, Бог предупреждает нас о нашей слабости и о праве, которое он оставляет за собой в образовании правлений.

1. Никакая конституция не следует из обсуждения; права народов никогда не бывают писаными, или, по крайней мере, писаные учредительные акты или (стр.82 >) основные законы всегда суть лишь документы, объявляющие о предшествующих правах, о которых можно сказать лишь то, что они существуют потому, что они существуют. [124]

2. Поскольку Бог не счел своевременным употребить в этом деле сверхъестественные средства, он по крайней мере ограничивает человеческие деяния с тем, чтобы при образовании конституций обстоятельства были всем, а люди являлись только обстоятельствами. Довольно часто получается даже так, что стремясь к определенной цели, они достигают другой цели, как это мы видели в английской конституции.

3. Права народав собственном смысле довольно часто вытекают из пожалований Суверенов, и в этом случае их можно обосновать [125] исторически; но у прав суверена и аристократии, по крайней мере основных, учредительных и коренных, если позволительно так выразиться, прав, нет ни даты, ни творцов.

4. Даже пожалованиям Суверена всегда предшествовало состояние вещей, которое делало их необходимыми и которое от него не зависело.

5. Хотя писаные законы всегда являются лишь объявлениями предыдущих прав, надобно, однако, многое для того, чтобы все, что может быть записано, становилось таковым; и всегда в каждой конституции есть даже нечто такое, что не может быть (стр.83 >)записано [126] и что необходимо оставить в темной и почитаемой неясности под страхом свержения Государства.

6. Чем более пишется, тем более учреждение оказывается слабым; причина этого ясна. Законы являются лишь заявлениями о правах, а права заявляются лишь тогда, когда на них наступают; так что множество писаных конституционных законов свидетельствует лишь о множестве потрясений и об опасности распада.