Армадэль. Том 2 - Уильям Коллинз

Это письмо исключительно оживило Аллэна. Оно вызвало у него новый интерес к поездке, совершенно не относившийся к прошлой жизни в Норфольке, Аллэн начал считать Дни, оставшиеся до возвращения из путешествия своего Друга. Был вторник. Если Мидуинтер вернётся, как обещал, через две недели, то в субботу он будет в Торп-Эмброзе. Записка, посланная Мидуинтеру туда, приглашала его приехать в Лондон в тот же день. И если всё пойдёт хорошо, ещё до конца следующей недели они смогут вместе кататься на яхте.

На другой день, к радости Аллэна, не было никаких писем. Весёлость Педгифта одновременно увеличивалась с весёлостью его клиента. К полудню он отдал приказания слуге подать обед ещё великолепнее прежних.

Наступил четверг, и почтальон принёс ещё одно письмо из Норфолька. На сцену выступил корреспондент, ещё не появлявшийся на ней, и тотчас же рухнули все планы Аллэна относительно поездки в Сомерсетшир.

В это утро Педгифт-младший первый пришёл к завтраку. Когда появился Аллэн, он, как стряпчий, вернулся к официальному общению и подал своему клиенту письмо молча и с поклоном.

— Это мне? — спросил Аллэн, инстинктивно боясь нового корреспондента.

— Вам, сэр, от моего отца, — отвечал Педгифт. — Было вложено в моём письме. Может быть, вы позволите мне предупредить вас, что известие не совсем приятное и что нам понадобится сегодня особенно хороший обед; и если только сегодня не дают какую-нибудь новую немецкую пьесу, мне кажется, мы сделаем хорошо, если как меломаны закончим вечер в опере.

— Что-нибудь не ладится в Торп-Эмброзе? — спросил Аллэн.

— Да, мистер Армадэль, что-то не ладится.

Аллэн покорно сел и распечатал письмо.

«Большая улица, Торп-Эмброз, 17 июля 1851.

(Секретное.)

Милостивый государь!

Чувство долга заставляет меня не оставлять вас далее в неведении относительно слухов, распространившихся здесь, в городе и в окрестностях, и, я с сожалением должен сказать, касающихся вас.

В первый раз это неприятное известие дошло до меня в прошлый понедельник. В городе говорили громко, что у майора Мильроя вышла какая-то неприятность с новой гувернанткой и что в этом замешан мистер Армадэль. Я не обратил на это внимания, относя к тем сплетням, которые беспрерывно распускаются здесь и необходимы здешнему почтенному народу, как воздух, которым он дышит.

Во вторник, однако, дело предстало в новом свете. Самые интересные подробности происшедшего повторялись лицами, заслуживающими доверия. В среду окрестное дворянство приняло участие в обсуждении этого дела и единогласно разделило домыслы сплетников города. Сегодня общественное мнение возбуждено до крайней степени, и я вынужден сообщить вам, что случилось.

Начну сначала. Уверяют, что на прошлой неделе была переписка между майором Мильроем и вами. В этой переписке вы имели очень серьёзные подозрения к репутации мисс Гуильт, не выдвинув конкретного обвинения и не представив доказательств, когда к вам обратились за ними. Вследствие этого майор счёл своей обязанностью, уверяя гувернантку в своём твёрдом убеждении в её порядочности, уведомить её о том, что случилось. Сделал он это для того, чтобы гувернантка не имела причины жаловаться, что он скрыл от неё дело, задевавшее её репутацию. Это было очень великодушно со стороны майора, но вы сейчас увидите, что мисс Гуильт была ещё великодушнее. Выразив свою признательность самым благопристойным образом, она попросила позволения оставить место гувернантки у майора Мильроя.

Относительно причины, побудившей гувернантку на этот шаг, ходят различные слухи. Самое правдоподобное объяснение, разделяемое местным дворянством, заключается в том, будто мисс Гуильт сказала, что она не может унизить себя до того — из уважения к самой себе и из уважения к её достойной поручительнице, — чтобы защищать свою репутацию против неопределённых обвинений, брошенных на неё человеком практически чужим. В то же время она не может придерживаться такого образа действий, если не будет пользоваться полной свободой в своих поступках, которые несовместимы с зависимым положением гувернантки. По этой причине она обязана оставить своё место. Но, делая это, она также решилась не подать повода перетолковать в дурную сторону причины её поступка, оставляя эти окрестности. Не обращая внимания на неудобство собственно для себя, она хочет остаться в Торп-Эмброзе, чтобы подождать более определённых обвинений и публично опровергнуть их, как только они примут конкретную форму.

Вот какую позицию заняла эта великодушная особа, произведя прекрасный эффект на здешнее общественное мнение. Очевидно, у неё есть интерес по какой-то причине оставить своё место, но не оставлять этих окрестностей. В прошлый понедельник она поселилась в дешёвой квартире в предместье города. В тот же день, вероятно, она написала к своей поручительнице, потому что вчера майор Мильрой получил от этой дамы письмо, исполненное добродетельного негодования и требовавшее подробного разбирательства. Письмо это было показано публично и чрезвычайно подкрепило положение мисс Гуильт. Она теперь считается настоящей героиней. Торп-Эмброзский «Меркурий» поместил о ней передовую статью и сравнивает её с Жанной д'Арк. Считают вероятным, что о ней будет упоминаться в проповеди в следующее воскресенье. У нас в городе проживают пять незамужних дам, и все пятеро были у неё. Теперь все заботятся о том, чтобы доставить ей уроки музыки. Наконец, я имел честь принять с визитом эту особу в качестве притеснённой жертвы; она явилась сказать мне самым кротким тоном, что не осуждает мистера Армадэля и что считает его невинным орудием в руках других, очень злых людей. Я был весьма осторожен с нею, потому что не совсем верю мисс Гуильт и имею свои причины — причины стряпчего относительно причин, которые управляют её настоящими поступками.

Я писал до сих пор без малейшей нерешительности и замешательства, но, к несчастью, в этом деле есть и серьёзная, и смешная сторона, и я должен неохотно приступить к изложению этого, прежде чем кончу моё письмо.

Я думаю, что вам нельзя позволить говорить о себе так, как о вас говорят теперь, не сделав лично какого-нибудь шага в этом деле. К несчастью, у вас здесь много врагов, и самый главный из них — мой собрат мистер Дарч. Он всем показывает несколько опрометчивое письмо, которое вы написали ему о том, что отдаёте внаймы коттедж майору Мильрою, а не ему; и это помогло настроить всех против вас. Сейчас просто уверяют, что вы позволили себе разузнавать семейные дела мисс Гуильт по самым неблагородным причинам, что вы старались — для собственной своей выгоды — испортить её репутацию и лишить её покровительства майора Мильроя и что, когда вас просили представить доказательства о подозрениях, брошенных вами на репутацию беззащитной женщины, вы сохранили молчание, которое лишило вас уважения всех благородных людей.

Я надеюсь, что бесполезно будет говорить, что я не имею ни малейшей веры этим гнусным слухам, но они слишком распространились для того, чтобы принимать их с презрением. Я убедительно советую вам тотчас возвратиться сюда и принять необходимые меры для защиты вашей репутации вместе со мною, как вашим законным советником. После моего свидания с мисс Гуильт я составил об этой особе своё собственное мнение, которое нет никакой необходимости поверять бумаге. Достаточно сказать здесь, что я могу предложить вам способ заставить умолкнуть злые языки ваших соседей, и за успех этого способа я поручаюсь моей юридической репутацией, если вы только поддержите меня вашим присутствием и вашим авторитетом.

Чтобы ещё более показать вам необходимость возвратиться, я упомяну ещё об одних слухах, касающихся вас и повторяемых всеми. Краснея, говорю вам, что ваше отсутствие приписывается самой низкой причине. Говорят, что вы остаётесь в Лондоне, потому что боитесь показаться в Торп-Эмброзе.

Остаюсь, любезный сэр, ваш преданный слуга

Аллэн был уже в таких летах, что не мог не почувствовать упрёк, содержавшийся в последней фразе письма стряпчего. Он вскочил в приступе гнева, раскрывшем Педгифту-младшему черты его характера совершенно в новом свете.

— Где расписание? — закричал Аллэн. — Я со следующим же поездом должен вернуться в Торп-Эмброз! Если нет поезда сейчас, я возьму экстренный. Я должен и хочу ехать сейчас и не посмотрю на издержки.

— Не послать ли нам телеграмму моему отцу, сэр? — посоветовал благоразумный Педгифт. — Это будет самый быстрый и самый дешёвый способ выразить ваши чувства.

— Согласен, — сказал Аллэн. — Благодарю, что вы напомнили мне об этом. Телеграфируйте! Напишите вашему отцу, чтобы он от моего имени уличал во лжи каждого человека в Торп-Эмброзе. Напишите это прописными буквами, Педгифт, напишите прописными буквами!