13 минут - Сара Пинборо

– Ох, дорогая, это так мило! Они действительно переживали о тебе, обе. Знаешь, мне кажется, она совсем не спала с тех пор, как мы узнали. Она и не подозревает, что я в курсе. Я понимаю, что вам, девочкам, нужно собственное пространство, но я слышала, как она посреди ночи говорит по телефону. Слышала, что она встает попить. Наверное, в школе заметили, в каком она состоянии, потому что даже звонил один из учителей, спрашивал, все ли с ней в порядке. И, конечно, где же ей и быть, как не у тебя в больнице вместе с Хейли? – Она гладила мои волосы. – Вы трое как сестры, не так ли? Двойняшки.

Я хотела указать на ее математическую ошибку, но вместо этого пробормотала да и взлетела по лестнице, на ходу расстегивая сумочку. Моя мама, наверное, наливает себе первый за день стакан, но Лиз, должно быть, уже прикончила бутылку. Не знаю, как Дженни справляется с этим.

Я сделала то, зачем пришла, – оставила красиво упакованную коробочку и маленькую открытку на ее подушке и насладилась моментом удовлетворения, перед тем как спуститься в гостиную. Лиз не пошла за мной. Наши спальни – это наши святилища, и Дженни способна была закатить истерику, если бы мама стала рыться в ее вещах. Лиз позволено только оставлять чистое белье Дженни у нее на кровати. Дженни нравится самой складывать свои вещи. У порога я опять обняла Лиз, а затем пошла к Хейли. Я считала повороты между их домами. Тринадцать. Я постаралась выбросить это число из головы.

У Хейли было легче. Ее мама больше похожа на мою – она заботливая, но сдержанная в проявлении чувств. Она пустила пару слезинок на пороге, увидев меня здоровой, но они не образовали разводов туши на ее щеках. На ее лице я читала облегчение от того, что это я чуть не утонула в реке, а не Хейли. Она смотрела на меня, на мои светлые волосы, а я понимала: она думает, что на моем месте вполне могла оказаться ее красивая дочь. Я также понимала, что она испытывает чувство вины из-за такой мысли, а затем облегчение от того, что в конце концов все хорошо закончилось. Я умею читать по лицам.

Ее объятия были слабее, чем у Лиз, а проводив меня к лестнице, она так и осталась там стоять, пока я не вернулась. Она не трогала мои волосы, не изливала своих чувств. Я управилась с визитом за пять минут.

Более странно было дома у Бекки. К тому времени, как я туда добралась, мое лицо разрумянилось от холода, а из носа начало течь. Я не считала повороты. Не хотела опять насчитать тринадцать. Я позвонила в дверь, и мое сердце заколотилось в груди от неожиданного волнения. Давно я здесь не была. Годы прошли.

При виде меня Джулия Крисп открыла рот от удивления, а затем сменила это выражение на радушное. Я видела, что она оценила мое пальто, гладкие волосы, все мое великолепие «соседской девочки». Я видела, что она размышляет о том, как выглядела бы Бекка, если бы мы все еще дружили. Она бы выглядела такой же запущенной, как сейчас? А может, она бы не была такой невзрачной?

Честно говоря, я не знаю, невзрачная Бекка или нет. В школе она всегда выглядит угрюмой в своих черных футболках, поясах с шипами и с бесцветным макияжем. Почти как гот, но не совсем. Скорее рокер. Как бы то ни было, Бекка может выглядеть намного лучше, и Джулия это знает.

Они переделали кухню, с тех пор как я была здесь последний раз, и сделали ремонт в коридорах. Не знаю, почему меня так шокировало то, что теперь здесь все выглядит иначе. Я не заходила сюда четыре года, может, и больше. Я не решилась оставить подарок в комнате Бекки – было бы странно попросить об этом, да и не было такой необходимости, – так что я вручила его Джулии. Я чувствовала себя неловко и даже покраснела.

– Это просто… ну, своего рода благодарность, что ли. Знаете, за проведывания в больнице. Она не была обязана. И за то, что читала мне, ну и все остальное.

Беря коробку, она улыбалась так широко, что я думала, ее лицо сейчас расколется пополам.

– Ох, Наташа, какая ты внимательная! Я уверена, что она обрадуется. Вам всегда так нравилось вместе играть в шахматы.

Это был недешевый комплект – шахматные фигурки, вырезанные вручную из мыльного камня. Чуть больше ста фунтов. Интересно, как я могу научиться что-либо ценить, если моя мама готова так много тратить на знаки благодарности для моих друзей?

Нам нравилось играть в шахматы, в чем Бекка была очень сильна. Хоть и не настолько, как я.

– Жаль, что вам не удалось сохранить «шахматный клуб», – сказала она. – Бекка все еще иногда играет с отцом. – Она пожала плечами. – Наверное, шахматы просто недостаточно крутое занятие для подростков.

Я пожала плечами в ответ. Она была права. Шахматный клуб? Ну уж нет. Даже у меня не получилось бы одновременно быть хоть немного крутой и играть в шахматы. Да я и не особо хотела. Я видела лузеров, которые до сих пор играют. Сомневаюсь, что и Бекка сейчас практикует это, пусть даже она и торчит регулярно с Ханной Альдертон, которая фактически царапает дно социальной шкалы.

Хоть я никому и не говорю об этом, я иногда играю в шахматы на телефоне, в одном из тех приложений, где ты выступаешь против компьютера. Я все еще достаточно хороша в этом деле. Но это не то же самое, что играть с Беккой. Стоя тут, в ее кухне, я почувствовала, как мне ее не хватает. Остро не хватает. Ну разве это не странно?

К тому времени, как я вернулась домой, я действительно очень устала. Устала как собака. Глаза закрывались. «Слишком много свежего воздуха», – заявила мама и отправила меня в спальню вздремнуть перед ужином. Если я собиралась вернуться в школу в пятницу, мне нужно было как следует отдохнуть. Она, конечно, права.

Постель была только из стирки, и я наслаждалась запахом свежего белья. Переплетения нитей будто хранили в себе воспоминания из детства и вызывали чувство безопасности. Было почти четыре часа, и небо уже стало темно-синим на пороге тьмы.

Лежа на боку, я смотрела на него. Синева была красивой, но темнота наполняла меня ужасом. Я закрыла глаза. Эта темнота была еще хуже – она была внутри меня. В моей голове. Поедала меня. Тринадцать поворотов по пути. Тринадцать минут смерти. Я начала задыхаться и села. Мне нужно было взять себя в руки.

Я в порядке. Я знаю, что это так.

Я зажгла ночник и сделала три глубоких вдоха. Я не слабая. Я выжила. Это была просто темнота. Не смерть. И все же я оставила лампу включенной и опять легла. Когда я снова закрыла глаза, мир за веками был красновато-оранжевым, что напомнило мне об осени. С этим я могу справиться.

Темнота все же наступила, ну а как же иначе? Она охватила меня, когда дыхание замедлилось, а разум опустел. Она тянула меня вниз. Я запуталась в ветвях. Течение тянуло меня ко дну. Подо мной была пустота. Непроглядно темная. Голодная. Мир растворился – не было льда, холода, прутиков, царапающих мою замерзшую кожу. Просто темнота.

И что-то ждало меня в ней.

13

– Он помнит меня, – сказала она, когда Бисквит начал прыгать на нее, а затем, играя, прижался к полу; его хвост молотил по ковру, выбивая пыль, а потом он снова стал подпрыгивать.

– Должен помнить, – согласился Джейми, хотя Бисквит вел себя так со всеми – как с незнакомцами, так и со знакомыми.

Этот сумасшедший клубок вонючей шерсти, который практически не поддается дрессировке, был ошалелым, чересчур дружелюбным и жадным. Но сейчас, наверное, только Бисквит не чувствовал себя неловко. Джейми точно было неудобно, как и матери Наташи, которая сидела на самом краю дивана, сложив руки на коленях и одним глазом настороженно наблюдая за собакой. Если Элисон Хоуленд и любила животных, то выглядела она как человек, который, скорее, завел бы кота.

– Я заварил чай. – Эйден, застыв на секунду в дверях, вошел с подносом и поставил его на кофейный столик, пролив немного молока из доверху наполненного молочника. Еще на подносе было шоколадное печенье – остатки от их перекусов в студии наверху.

– Эй, Эйден, как ты? – сказала Наташа, сверкнув идеальной улыбкой темноволосому парню. – Я едва узнала тебя.

– Хорошо. – Он пожал плечами, его взгляд скользнул с нее на Джейми. – Пойду наверх. Мы должны закончить записывать трек, а я хочу, чтобы партия второй гитары звучала идеально.

– Спасибо. – Джейми явно хотелось к нему присоединиться.

– Я надеюсь, мы не очень отвлекли вас от работы. – Элисон уже разливала чай, и Джейми на секунду задался вопросом, как она может выглядеть такой неловкой и в то же время держаться так уверенно в чужом доме. Противоречивая. Как и ее дочь.

– Нет, все в порядке. Мой рабочий график достаточно гибкий. – В отличие от Эйдена, Джейми не мог оторвать взгляд от Наташи.

Нет, он не испытывал к ней сексуального влечения, хотя она и была очень красивой девушкой, к тому же в поре идеально цветущей юности, – дело было в том, что она выглядела такой живой. Такой здоровой. Сегодня был четверг, так что видел он ее в последний раз меньше недели назад, и тогда она была холодной, синей и не дышала. В газетах, конечно, размещали ее фотографии, но они были сделаны раньше. Тогда она была другой. Ну, начать с того, что она была темноволосой.