Агония страха - Михаил Март

Труп лежал на гальке возле воды. Морская пена омывала пятки мертвеца. Осмотр трупа занял немного времени. Москаленко торопился отправить его в морг и как можно быстрее избавиться от толпы зевак. Правда, толпой этих людей было назвать сложно. На ведомственном пляже санатория Министерства обороны все выглядели одинаково, но не стоило забывать о том, что у семидесяти процентов отдыхающих в шкафах их апартаментов висели генеральские мундиры и разговаривать с этой публикой было непросто.

Труп с простреленной головой переложили на носилки, накрыли простыней, и санитары быстро потащили его к лифту. Врач, эксперты и милицейский наряд исчезли следом. На месте остались только Москаленко и Безбородько.

Кирилл Трофимович Безбородько работал в крымской прокуратуре пятый год и считался самым результативным следователем. До этого он двадцать один год прослужил в киевской прокуратуре, но его отправили в ссылку за превышение полномочий, а точнее – за неприятие политики генерального прокурора. Обычное дело, если человек не способен идти на компромиссы и ладить с всесильным хозяином. Безбородько получил на выбор любую область, но только подальше от центра. Он составил рапорт, где указал, что его жена страдает заболеванием легких и ей необходим крымский климат.

Такой расклад всех устраивал, и он тут же получил назначение. Выглядела эта история немного унизительно. Дело в том, что следственный отдел крымской прокуратуры возглавлял ученик Безбородько, в свое время бывший стажером под патронажем Кирилла Трофимовича. Теперь их роли поменялись. Правда, Безбородько придворные интриги не касались. Он был и оставался человеком дела и очень быстро доказал, что значит профессионал высокого ранга.

Все эти подробности подполковнику Москаленко не были известны. Он понимал, что проштрафился и теперь будет исполнять роль мальчика на побегушках. Однако Безбородько вел себя очень корректно по отношению к местному сыскарю и уступал ему роль ведущего, оставаясь в большей степени наблюдателем, контролером и советчиком. Странное поведение следователя подполковник понял по-своему: его, подполковника, проверяют на вшивость. Приходилось лезть из кожи вон.

В этой ситуации мундир Москаленко только мешал. Все эти пузатые пляжники смотрели на него, как на щенка, все эти, будто только он виноват в гибели одной особи из их стаи морских слонов.

– Я прошу меня извинить, – как можно более мягким тоном сказал Москаленко, глядя на одного из двоих толстяков, стоявших рядом. – Если вам не трудно, постарайтесь сдержать свой пыл и расскажите все по порядку. А для начала представьтесь.

– Кто? Я? – растерялся разбушевавшийся говорун, тряся третьим подбородком.

– Извините. Здесь пляж. На вас нет мундира, и вы не в своем кабинете, где висит табличка с вашим именем.

– Я генерал-майор Кругов. Донецкий военный округ.

– Так что здесь случилось, товарищ генерал?

– Как что? Вы не видели?

– Я видел труп, но как этот человек превратился в покойника, я не видел. Могу только утверждать, что он умер от огнестрельного ранения в голову. Моя обязанность выяснить обстоятельства дела, для этого необходимо опросить свидетелей. Если вы таковым являетесь, то прошу вас перейти к сути дела. Мы не можем терять понапрасну время.

Генерал обмяк, и его раздутые по-петушиному щеки повисли.

– Ну да, конечно. Убит Владислав Викторович Прибытков, генерал-лейтенант. Он курировал охрану особо важных военных объектов Московского округа ПВО. Точнее сказать не могу. Вместе отдыхали каждый год. Здесь мы и познакомились несколько лет назад, – он кивнул на молчаливого, хмурого приятеля, стоявшего рядом. – И вот Арсен Давыдыч тоже. Мы старались брать отпуска в одно время. Тут и встречались. Вместе веселей. По вечерам «пулечку» расписывали. Короче говоря, все, как положено. Владислав Викторович очень приятный человек, остроумный, море обаяния. Любил пошутить, а тут на тебе!

– Вы видели, как это произошло?

– После завтрака каждый день в десять часов мы спускаемся на пляж. Владислав первым делом идет окунуться, а мы устраиваемся под своим постоянным зонтиком. Так и сегодня было. Я забыл очки и читать газету не смог. Дальнозоркость. Вот я и следил за заплывом Владислава. Он вошел в воду и поплыл. В какой-то момент мне показалось, что на его голове появилось странное темное пятно. Он совершенно седой, и его голова отчетливо видна над водой, а тут вдруг это пятно. И голова исчезла. Я думал, он нырнул, а его нет и нет. Мы с Арсеном подбежали к вышке, – он кивнул назад. Метрах в тридцати находилась спасательная команда, – позвали ребят на помощь. Я сам с ними поплыл, чтобы место указать. Они его выловили и вытащили на берег. Вот тут мы все увидели. Спасатели побежали за врачом и звонить в милицию, но нам сразу стало понятно, что Прибыткову не поможешь.

Внезапно заговорил второй приятель погибшего.

– По моему мнению, стреляли из парка, что на склоне, либо из гостиницы. Короче говоря, под большим углом сверху. Я в этих делах толк знаю. И в горах Афгана бывал, и в Чечне. Сам когда-то держал снайперскую винтовку в руках.

Он говорил с легким кавказским акцентом.

– Да, мы уже отправили туда своих людей, – кивнул Москаленко. – Представьтесь, пожалуйста.

– Инвалид войны, полковник в отставке Акопян.

– Герой Советского Союза, между прочим, – добавил Кругов. – А всякая тварь таких людей, как кроликов подстреливает…

Генерала остановил мягкий баритон следователя, который все время молчал и водил мыском ботинка по морской гальке.

– А давно в Ялту приехал генерал Прибытков?

– Неделю назад.

– Кроме вас, он здесь с кем-нибудь встречался?

– Есть такое дело, – подал голос Акопян. – В городе у него живет одна зазноба. Любой зовут. Местная. Лет пять знакомы. Ее он навещал. Не каждый день, конечно, но, как говорится, остыть не давал. Владислав вдовец, и тут ничего зазорного нет. Она тоже одинока.

– Вы знаете, где ее найти?

– Нет, мы ее не видели, – вмешался Крутов. – Только по рассказам знаем, что живет она на улице Гоголя, а работает врачом в каком-то санатории.

– Сколько ей лет?

– Вероятно, пятьдесят. Об этом он ничего не говорил. Делал ей предложение, но она отказалась. Не хочет ехать в Москву, а он не может переехать в Ялту. Мне кажется, их отношения начали остывать. В прошлом году он ходил к ней каждый день и редко возвращался ночевать, а в этом сезоне был у нее пару раз и оба возвращался вечером домой.

– Каково было его настроение? – продолжал допрос Безбородько, поигрывая камешками под ногами.

– Ровным, – холодно ответил Акопян. – Генерал был сильной натурой, слюни не распускал и всегда держался ровно.

– Что вы думаете о его гибели? – спросил подполковник.

Кругов пожал плечами.

– Ума не приложу.

– Ищите корни в Москве, – добавил бывший афганец.

– Спасибо за помощь.

Сыщики направились к площадке, где курсировали лифты.

– Акопян прав, – тихо сказал Безбородько. – Корни придется искать в Москве. В любом случае дело придется передавать военной прокуратуре. Снежный ком накручивается. Нас в Москву не допустят, а москалям здесь работать не дадут.

– Как договорятся, – тихо буркнул Москаленко. – Прибытков был крупной шишкой. До международного скандала дело не дойдет, сторгуются, но от шумихи мы не застрахованы. Нашим-то писакам мы пасть заткнуть сможем, да и то на определенных условиях, а вот российским горлопанам рот не закроешь. Представляю себе физиономию нашего мэра, как только он услышит об этом убийстве.

– Тут престиж всего Крыма на карту поставлен.

– Черт! Предлагал же мне Крылов идти в отпуск, а я отказался. Так он сам ушел и в стороне остался.

– Какие у вас отношения были с Крыловым? – будто невзначай спросил Безбородько.

– Нормальные.

– Но вместо себя он оставил Тарасова, а не вас.

– Вполне объяснимо. Тарасов коренной ялтинец, а я пришлый. Ясное дело, Тарасов и должен занять место Крылова, как только старик уйдет на пенсию. Все закономерно. К тому же Тарасова каждая собака в городе знает, его уважают, ценят…

– Уважали и ценили. Тарасов мертв. И его тело найдено женой в постели со шлюхой.

– У каждого свои слабости.

– Мы видели, чем они заканчиваются.

Лифт поднял их на площадку перед столовой. Они прошли по кипарисовой аллее к воротам, где стояла вооруженная охрана.

– Сюда и мышь не проникнет, – задумчиво протянул Безбородько. – Не санаторий, а арсенал с ядерными боевыми головками.

– Так оно и есть. Каждый из толстяков, которых вы видели на пляже, знает столько, что его мощь будет пострашнее взрыва.

– Кстати, это мысль! Вряд ли мы сумеем быстро найти некую Любу пятидесяти лет, работающую врачом в санатории и живущую на улице Гоголя. А наше КГБ знает о ней больше, чем она сама о себе. Наверняка они держат на контроле всех приезжих генералов.