Одиночка - Эндрю Гросс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хотите послать одиночку? Но как же ему там найти иголку в стоге сена? — возразил Генри Стимсон. — Если он вообще еще жив.
— Согласен, — Донован озабоченно кивнул. — Очень много «если». Шансов не густо. Но, насколько я понимаю, не заполучить этого человека намного хуже.
— Одиночка, — произнес Моргентау, рассуждая вслух. — Кто согласится на такое? Всем известно, какие там творятся зверства. А если его поймают или ему не удастся выбраться — это же чистое самоубийство! Будьте уверены, генерал Донован, его непременно поймают. И что тогда? — он повернулся к Рузвельту. — Ведь это поставит под угрозу все наши переговоры. Сейчас у Эйхмана мы можем выкупить тысячи еврейских заключенных. Вы даже не можете послать туда профессионала: он будет там как бельмо на глазу. Немцы его вмиг раскусят. К тому же он должен владеть языками, иметь соответствующую внешность…
— Мы полагаем, что у нас есть подходящий кандидат, — вмешался Питер Стросс. Он достал из папки фотографию и передал ее по кругу.
На ней был молодой человек лет двадцати со смуглым угрюмым семитским лицом и темными глазами.
— Он не оперативник. Служит в штабе разведки здесь, в Вашингтоне, в настоящее время занимается расшифровкой донесений из Германии и Польши. Его зовут Блюм. Натан Блюм.
— Еврей? — уточнил Моргентау, разглядывая фотографию.
— Так точно.
Стимсон посмотрел на капитана УСС со скепсисом:
— Вы собираетесь внедрить клерка-переводчика в концлагерь на территории врага и возложить на него выполнение миссии, жизненно важной для исхода войны? Вы с ума сошли? — Военный министр считал рискованными многие предложения разведслужб и не скрывал этого.
— Но он не простой переводчик, — пояснил Стросс. — В 1941 году, подвергая себя смертельной опасности, он вывез из краковского гетто в Швецию ценный религиозный манускрипт. Приехав в Штаты, он проучился год в Северо-западном университете, где завоевал титул чемпиона по боксу в легком весе, после этого поступил на службу в армию. Свободно владеет четырьмя языками, включая польский и немецкий.
— И вы уверены, что он согласится? — Рузвельт взглянул на снимок и протянул его Строссу. — Принять участие в охоте за призраком? Вновь оказаться там, откуда он бежал с риском для жизни?
— Велика вероятность, что согласится, — высказался генерал Донован. — Он уже просил послать его на сложное задание.
— О, это уж точно сложное задание, — фыркнул Стимсон.
— Есть еще одно обстоятельство.
— Какое? — Рузвельт посмотрел на него тяжелым взглядом.
— Немцы расстреляли всю его семью через полгода после его переезда в Штаты, — Донован глядел президенту прямо в глаза. — Те, кто его знают, говорят, что он винит в этом себя.
Глава 10
На следующий день
Штаб-квартира УСС, Вашингтон, округ Колумбия
Натан Блюм сидел за одним из двенадцати столов в подвальном помещении здания «С» в штаб-квартире УСС в Вашингтоне. Перед ним лежала стопка донесений, полученных от партизан, действовавших на территории Польши и Украины. Донесения были на польском, русском и украинском языках, некоторые предстояло сначала расшифровать. Блюм, как младший аналитик, должен был перевести поступившие документы и, в соответствии с их приоритетностью, передать начальству. Его отдел именовался «ЕП-5»: европейское подполье, пятерка обозначала Польшу. Отдел отвечал за контакты и координацию партизанской активности в регионе.
Тем утром из Лондона в запечатанном пакете были доставлены фотографии крупных обломков, подобранных партизанами у реки Буг недалеко от городка Семятище в восточной Польше. Двумя неделями ранее было перехвачено сообщение о том, что два ведущих немецких ученых из секретной ракетной лаборатории в Пенемюнде направляются в этот район Польши, где немцы, со всей очевидностью, устроили испытательный полигон. Теперь Блюм мог сложить два и два. За пару дней до этого партизаны сообщали о вспышке, замеченной в небе ранним утром недалеко от Семятище, потом огненный шар спикировал на землю. Скорее всего, это было неудачное испытание секретного оружия. Таким образом, на снимках были не обычные обломки, а, возможно, результат испытания управляемых ракет, о которых ходило много слухов. Их разрабатывали, чтобы применить против Англии. Сами обломки пока оставались у польских партизан, ожидая отправки в Англию, где их изучат эксперты — в рамках операции «Мост».
Снимки, которые сейчас держал в руках Блюм, могли стать самым важным прорывом разведки за всю войну.
Несмотря на свои двадцать три года, Блюм был основным координатором контактов с Армией Крайовой — польской группой сопротивления, осуществлявшей диверсии и нападения в глубоком тылу немцев на направлении Восточного фронта, трещавшего по швам. Однако, сидя за столом в душном подвале, он жаждал настоящих действий. Всего три года назад он изучал экономику в университете родного Кракова и, чтобы порадовать матушку, играл на фортепиано Листа и Шопена, хотя ему больше нравилась современная музыка: Фэтс Уоллер и другой американский джаз, завоевывавший Европу со скоростью лесного пожара. Он неплохо играл, хотя до младшей сестры Лизы ему было далеко: все говорили, что однажды она будет играть на своем кларнете в национальном оркестре. Отец Блюма владел находившимся на улице Святого Флориана лучшим в Кракове ателье шляп. Они торговали великолепными фетровыми шляпами, борсалино и Федорами, даже маленькими твидовыми альпийскими шапочками, столь популярными среди австрийцев и немцев. Они даже шили штреймели. Шляпы не знают границ, говаривал его отец. До прихода нацистов они жили не в Еврейском квартале, а в просторной квартире на улице Гродзка около Мариацкого костела. Клиентами его отца были деловые люди, чиновники, профессора, раввины и даже члены королевских семей. Их жизнь была в музыке, в творчестве и друзьях из разных слоев польского общества. Они говорили на польском, а не на идише, и не соблюдали кошер.
Его матушка любила рассказывать историю о том, как гостившая у них однажды тетя Роза попросила ее: «Я знаю, что тебе все равно, но могла бы ты хотя бы положить разные ножи для мяса и масла?»
На что матушка ответила: «Но разве ты не в курсе, дорогая тетя, что мясо жарят на масле?».
У бедной тети аж кровь отлила от щек.
Но это происходило до того, как в 1941 году все лавки и мастерские, принадлежавшие евреям, ликвидировали, а людей, независимо от религиозных убеждений, переселили в гетто.
В университете Блюм вступил в политическое движение свободной молодежи. Он даже участвовал в издании антифашистских листовок. Затем в октябре было объявлено, что евреи больше не могут учиться в университете. Магазин его отца разграбили, повесив на дверях большую желтую
