Командор войны - Вадим Панов

Судя по печальному голосу Христофана, он уже смирился с тем, что продать придется не только диадему, и теперь пытался набить цену.

— Что они там делают? — спросила девушка.

— Спорят, — честно ответил Артем и снова обернулся к яме. — Кортес, у меня проблемы. Я возьму машину?

— А как мы?

— Словите тачку.

Поскольку речь шла о его собственности, Кортес соблаговолил оторваться от сундука и, посмотрев на Артема, тихонько присвистнул:

— Что случилось?

— Я убил моряну.

— Сам как?

— Нормально.

— Крутой у тебя напарник, — сообщил Христофан. — А я, признаться, думал, что он слабак.

— Я его многому научил. — Кортес перевел взгляд на девушку. — А это что?

— Спас.

— Помощь нужна?

— Нужна машина, яд выдыхается! — Артем кивнул головой на сверток.

Насчет денег Кортес понимал с полуслова.

— Тогда поторопись. Лови ключи! — Артем поймал блеснувшую в лунном свете связку. — Только постели на сиденье полиэтиленовый мешок, он в багажнике лежит.

Артем всегда поражался запасливости своего напарника.

— Вы здесь надолго?

— Не думаю. — Кортес похлопал приставника по массивной спине. — Договоримся о цене, закопаем сундук и разбежимся.

— Я сам закопаю сундук, — пробурчал Христофан. — Договоримся о цене и разбежимся.

— Я позвоню, как освобожусь.

— До встречи. — Кортес повернулся к приставнику: — Христофан, сорок пять — это все, что я могу себе позволить. У меня четверо детей от трех жен, и я должен их кормить. Спящий рыдает, глядя на мои мучения… Артем вздохнул и повел девушку к дороге.

Московское полицейское управление.

Москва, улица Петровка,

15 сентября, пятница, 23.33

— Мы встречаемся с Павловым прямо с утра. — Лейтенант Васькин посмотрел в записную книжку. — Он директор фирмы «Парма Экспорт Плюс».

— Я помню. — Корнилов выпустил в прокуренный воздух кабинета новую порцию сигаретного дыма. — Это тот, которого ребята Чемберлена прижали два месяца назад?

— Совершенно верно. И он созрел для того, чтобы поработать с нами.

— А что он может?

Васькин уже привык к тому, что Андрей Корнилов в обычной жизни крайне редко проявляет свои эмоции. Невысокий, сухой, с вечно полуприкрытыми глазами и неопределенного цвета волосами, начальник отдела специальных расследований Московского полицейского управления производил впечатление если не безразличного, то, по крайней мере, бесконечно усталого человека, однако его мозг работал с редкой производительностью и, несмотря на кажущееся безразличие обладателя, улавливал самые мелкие детали.

— Павлов уверен, что может зацепить Нытика. Майор молчал. Нытик был правой рукой Чемберлена, недосягаемого пока главаря крупной московской банды. Зацепить его было бы большой удачей.

— Поедешь с Сергеем?

Капитан Шустов, массивный здоровяк, был заместителем Корнилова.

— Конечно, хотя, если вы не против…

— Против.

Васькин вздохнул:

— Есть, патрон, я поеду с капитаном Шустовым.

— Доложитесь сразу же после встречи. Слышишь, Сергей?

— Разумеется! — Сидящий за своим столом капитан поднял вверх большой палец. — Как только закончим, немедленно поставим тебя в известность.

Васькин украдкой посмотрел на часы.

— Если вы не против, патрон, я хотел бы поехать домой.

Шустов иронично хмыкнул, майор почесал кончик носа:

— Действительно домой?

— Ну… — молоденький лейтенант смущенно улыбнулся, — в каком-то смысле — да.

Из всего отдела он был единственным холостяком и уже привык к постоянным подначкам коллег.

— Ты все еще с Люсей? — поинтересовался обожающий сплетни Шустов.

— Ага.

— А ее родители все еще на Кипре?

— Все еще.

— Сергей, заканчивай резвиться, — усмехнулся Корнилов. — Владик, только не проспи встречу с Павловым.

— Как можно, патрон!

Когда дверь за Васькиным закрылась, а Корнилов закурил очередную сигарету и потянулся к отложенным документам, Шустов не спеша подошел к столу майора и побарабанил пальцами по столешнице:

— Не хотел говорить при нашем юном друге…

— Что случилось?

Толстый капитан присел напротив Корнилова и выставил на стол массивные локти.

— Я сегодня поболтал с девчонками. В городе назревают большие проблемы. ЧП.

Общительный Шустов состоял в дружеских отношениях с канцелярией и всеми секретаршами Московского полицейского управления, собирая для своего шефа циркулирующие слухи и сплетни.

— Что за ЧП?

— Семь ритуальных убийств меньше чем за трое суток.

— Маньяк?

— Или секта маньяков. Убийства следуют одно за другим. Все по одному сценарию, и все в разных местах.

Корнилов задумчиво затянулся сигаретой и еще больше прикрыл глаза.

Работа созданного им отдела специальных расследований была направлена в первую очередь против московской организованной преступности. За четыре года майор сумел достичь в этой сфере уникального — стопроцентного — результата. Он ухитрился раскрыть все порученные дела, отправить за решетку почти всех главарей московских преступных группировок и заслужить славу лучшего полицейского страны. Журналисты обожали писать о его успехах, и, во многом с их подачи, обыватели были уверены, что Корнилов может все. К сожалению, не только обыватели. Мэр постоянно настаивал, чтобы отдел занимался самыми громкими делами, вызывающими наибольший общественный резонанс и требовавшими быстрых и решительных действий. Некоторое время назад Андрею поручили поймать Вивисектора — кровавого маньяка, наводившего ужас на Москву. Корнилов остановил преступления. Как — другой вопрос, но остановил. Он не любил вспоминать об этом деле, и генерал Шведов, начальник Московского полицейского управления, дал своему лучшему сыскарю слово, что отдел специальных расследований никогда больше не будет заниматься «непрофильными» преступлениями. Однако Андрей понимал, что секта, совершающая ритуальные жертвоприношения, была для Шведова серьезным поводом, чтобы нарушить данное слово.

— Это поручат нам?

— Ходят слухи, что завтра утром генерал предложит тебе разобраться с этими убийствами, — подтвердил Шустов.

Корнилов поморщился.

— Общественность уже в курсе? Майору чаще других полицейских приходилось мелькать на экране, но делать это он не любил.

— Журналисты знают только об одном случае. Всей картины у них нет, иначе в городе давно началась бы паника.

— Что у нас есть?

Сергей положил на стол папку:

— Я скопировал материалы. Знал, что тебя заинтересует это дело.

— У жертв есть что-нибудь общее?

— Это проверяется, но кажется, что — нет.

— Кто был первым?

— Севастьянов.

«Севастьянов Иван Владимирович, тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года рождения, инженер-электронщик компании „Би-Лайн“, найден в двадцать три двадцать восемь патрульной полицейской группой на пустыре близ станции метро „Бабушкинская“.

— Что его занесло на «Бабушкинскую»?

— Жил он там.

Результаты осмотра: «Тело лежит в позе… голова повернута… одежда срезана… кисть левой руки отсечена острым орудием, предположительно… рана в сердце нанесена предположительно… на лбу выжжено клеймо в виде…»

— Тридцать два года. — Корнилов задумчиво посмотрел на Шустова. — Мужчина в расцвете сил.

— Я уже посмотрел — в молодости Севастьянов занимался дзюдо. Чемпион Москвы восемьдесят шестого года, четвертое место на чемпионате России, потом травма — попал в автокатастрофу. Он ушел из большого спорта, но держал себя в форме, тренировался в любительском клубе.

— Просто так Севастьянов бы не сдался.

— Ага.

Борьба — это, конечно, не бокс, но вряд ли бывший дзюдоист не попытался хотя бы удрать.

— Его могли оглушить. Схватить и удерживать.

— Никаких ран, кроме фатальных. Никаких следов борьбы.

— Могли угостить клофелином.

— Никакой химии в организме.

— Действительно странно. — Корнилов вытряхнул пепельницу в корзину для бумаг и раскурил следующую сигарету. — Взрослый крепкий мужчина без всякой борьбы становится жертвой маньяка. Тебя это не удивляет?

— Удивляет, — признался Шустов, — но еще больше меня удивляет третий эпизод.

Корнилов перелистнул несколько страниц:

— Убийство Татаркиной?

— Да. Об этом убийстве пронюхали журналисты.

— Я читал.

«Татаркина Мария Никифоровна, двадцать восемь лет, обнаружена в ресторане „Царская охота“…

— В зале ресторана?

Мария Татаркина была известной в Москве бизнес-вумен, владеющей крупной туристической фирмой и модным фитнес-центром. Активная жизнь, очаровательная внешность, громкие знакомства, постоянное мелькание на страницах светской хроники и шумные благотворительные акции сделали Татаркину весьма популярной в городе фигурой, поэтому ее внезапная и загадочная смерть взбудоражила общество.