Потанцуй со мной - Анна П. Белинская

проиграл дело. — Расслабься! Я пошутила! — веселится Полянская.

А мне ни черта не смешно.

Потому что, кажется, именно так намекают на отношения.

Мы изначально условились, что не нарушаем личные границы друг друга, не переступаем черту дозволенного и не позволяем себе лишнего.

На свою территорию я не пускаю никого.

Когда я закрываю входную дверь своей квартиры, за ней я оставляю всё, что для меня дорого и важно. А сейчас там еще и моя ожидающая дочь.

Порог моего жилища никогда не переступала женская нога, кроме дочери и уборщицы, приходящей два раза в неделю — пожилой азиатки Саури.

Моя кровать никогда не знала тепла женского тела, а кухонный духовой шкаф по сей день остается девственно чистым.

Вы же помните трех китов, на которых держится моя вселенная: работа-деньги-комфорт? Так вот, мой дом — это моя комфортная территория.

Катерина находит мою смятую рубашку, а я брезгливо морщусь, потому что ненавижу, когда что-то выбивается из моей идеальности.

— Давай помогу, красавчик! — подходит близко, набрасывает сорочку на плечи и принимается медленно застегивать пуговицы.

Красавчик?

Усмехаюсь, потому что как-то не вяжется с 37-летним мужиком.

— Значит, я еще ничего? Не старый козел?

Полянская отстраняется и замирает, глядя своим пронзительным судейским взглядом.

Я готов вырвать себе язык, потому что Катерина всегда видит то, что спрятано глубоко в твоей голове, поэтому она и считается одной из лучших в судейской коллегии.

— Романов, неужели нашелся кто-то, кто смог пошатнуть твою самооценку?

Держусь ровно и непринужденно, потому что умею.

Хмыкаю, показывая Полянской, что моя самооценка за адвокатские годы обросла такой броней, что пробить ее не сможет даже самое сверхмощное оружие.

— Дочка что ли? — не унимается Катерина.

Выдергиваю из ее рук полы рубашки и остервенело пытаюсь застегнуться самостоятельно.

— Не дочка… — профессионально заключает Катерина. — Девушка?

Образ сиреневолосой смутьянки непрошенным гостем возникает на пороге моего сознания, подкидывая картинки пригревшейся в моем автомобиле девчонки с огнями вечерней Москвы, отражающимися в крепком коньяке ее глаз, жадно разглядывающих освещенные городские проспекты. Ее не жеманные, а больше пацанские повадки и брошенное в конце «До свидания, Константин Николаевич», как разноцветные, приклеенные на монитор стикеры, напоминают, что в моей машине не женщина, а молодая девчонка. А я уже давно не мальчик, чтобы иметь право смотреть на нее с мужским интересом и мысленно подсчитывать нашу разницу в возрасте.

— Да ладно, Романов? — Полянская складывает руки на груди, решая, что мое молчание — признак согласия, — и кто она? Уж не та ли новенькая из архивного?

Новенькая из архивного?

А! Светловолосая приятная девушка из архивного отдела!

Понял.

Но нет…у нее не сиреневые кончики шоколадных волос…

Блть…

— Кать, не говори ерунду, — раздражаюсь и тем самым скорее всего себя выдаю. — Мне пора.

Распихиваю по карманам телефон, ключи от машины и портмоне.

— Ну-ну, Романов, — Катерина не позволяет себя поцеловать на прощанье, демонстративно отклоняясь корпусом.

Решаю не зацикливаться на этом факте, иначе можно было бы решить, что Полянская ревнует, а это значит, что наш секс без обязательств трещит по швам, а мне бы не хотелось нарушать свою зону комфорта.

11. Юля

«Я уже внизу. Спускайся»

Какого черта?

Смотрю на очередное сообщение Мота и от гнева готова разбить телефон об его крашеную голову.

Подхожу к окну и выискиваю черный гелек Свирского, но на территории парковки моего дома пусто.

«Фиалка, я тебя жду, давай поговорим?» — вибрирует телефон в моих руках.

Не хочу я с тобой разговаривать!

Где ты раньше был?

Когда я всю ночь субботы и воскресенья пыталась до тебя дозвониться?

Где ты был сегодня, в понедельник? И почему решил объявиться только лишь к вечеру?

У меня столько отчаянных вопросов, что, если честно, даже не хочется уже и ответы на них получать.

Как же я зла!

Я так зла и обижена, что с утра на занятиях по «Истории танца» удалила несколько наших совместных фотографий в соц сетях.

После того, как Мистер Костюм благополучно доставил меня до дома, я всю ночь пыталась дозвониться хотя бы до кого-нибудь из ребят с телефона брата. Но встречали меня лишь долгие гудки, либо оповещения о том, что, абонент — не абонент.

Ночь с субботы на воскресенье была немыслимо длинной.

Кажется, я не спала ни минуты, плавая то к одной беспорядочной мысли, то к другой. В темноте ночи перед глазами всплывали картинки страшных людей в камуфляже и черных масках, сметающих всё на своем пути, но тут же образы менялись, и вот на меня уже смотрели карие ухмыляющиеся глаза с мелкими кисточками морщин в уголках.

Надо же!

У нас глаза одного цвета, но такие разные оттенки.

Его карий — светлый, уходящий в янтарный, практически оранжевый, словно корица, а мой — практически черный, точно темная бездна.

Сжимая под одеялом руку в кулак, я еще долго ощущала теплую мягкую ладонь в своей. Она большая и удобная, а еще очень нежная. У Матвея руки грубые, шершавые, приносящие дискомфорт сухими мозолями на подушечках его пальцев от частой игры на гитаре. Возможно, именно такими должны быть руки мужчины, а не мягкими лапками котенка, как у Костюма, но я не могла не представить, как эти самые ухоженные нежные руки могли бы касаться…трогать…ласкать…

Потом кадры менялись, и переносили меня в машину, в которой даже дышать было страшно. Такая же вышколенная, роскошная и богатая, как и ее хозяин. Я казалась себе мусором в ней, от которого стоило немедленно избавиться. В разодранных колготках и тинэйджерской толстовке в таких машинах не возят. Так зачем он меня вызвался подвезти? Меня, в первую встречу обозвавшую его старым жмотом.

Он — не старый.

Он-мужчина.

Мужчина, который успешен.

И от него вкусно пахло: уверенностью и новым кожаным салоном.

А его плечи…

Его плечи — мечта Смелковского: широкие, раскрытые, несущие вперед грудную клетку и потрясающую осанку.

Он выгрузил меня точно посылку у подъезда и даже не спросил моего имени.

А я хотела, чтобы он спросил.

Чертов Романов Константин Николаевич!!!

***

Ближе к полудню воскресенья я смогла дозвониться до Бори. Друг рассказал, что их с ребятами отпустили еще тем же поздним субботним вечером, благодаря матери Матвея. Я даже не стала интересоваться про тех ребят, из-за которых началась драка.

Ближе к вечеру Боренька привез мне мой телефон, успешно сохранившийся в барабанном кейсе у Бори.

Среди пропущенных звонков от родителей, Алки, брата и Берга, не было ни одного гребаного звонка от моего парня.