Лучшие страхи года - Эллен Датлоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что я должен услышать?
— Просто прислушайтесь.
И снова только шум двигателей и сжатого воздуха.
— Я не…
— Тссс! Слушайте!
Он разинул рот и простоял так с минуту, а только потом закрыл. Двигатели теперь звучали тише, и пришел звук — окутал нас, как водяной пар, как туман. Я даже не замечал, что мне холодно, пока не обнаружил, что руки дрожат.
— Что за чертовщина? — спросил Хэдли. — Похоже на…
— Не надо, — перебил я его. — Этого просто не может быть. — Я кивком указал на металлические ящики. — Вы же знаете, что в этих гробах?
Он не ответил. Казалось, что источник шума на мгновение приблизился, а потом снова отдалился. Хэдли попытался проследить за ним лучом фонарика.
— Вы можете сказать, откуда он исходит?
— Нет. Но я рад, что вы тоже слышите его, сэр.
Хэдли почесал в затылке с таким видом, словно проглотил что-то мерзкое и никак не может избавиться от послевкусия.
— Будь я проклят, — пробормотал он.
И тут, как раньше, шум утих, и остался только звук работающих двигателей.
— Я зажгу свет. — Я неуверенно двинулся к выключателю. — А командиру сообщать пока не буду.
Хэдли промолчал, соглашаясь. Когда я снова подошел к нему, он разглядывал ближайший гроб через ячейки сетки.
— Нужно открыть и проверить, — тусклым голосом сказал он.
Я не ответил. Мне приходилось проверять грузы в полете, но не в таких ситуациях — гробы с телами солдат я ни разу не открывал. А если Пембри говорила правду, то я не мог представить себе ничего более ужасного, чем заглянуть в любой из этих ящиков.
Мы оба вздрогнули, снова услышав шум. Представьте себе влажный теннисный мяч. А теперь представьте себе звук, с которым влажный теннисный мяч ударяется о покрытие корта — тупое «шмяк», похожее на удар птицы о фюзеляж. Звук раздался еще раз, и я понял, что его источник находится внутри грузового отсека, а не снаружи. Самолет затрясло, а затем звук опять повторился. Теперь я ясно слышал, что доносится он из гроба, стоящего у ног Хэдли.
«Ничего серьезного, — пытался показать Хэдли всем своим видом. — Просто воображение разыгралось. Что бы там ни шумело в гробу, самолет от этого не упадет. И призраков не бывает».
— Сэр?
— Нам нужно посмотреть, — повторил он.
У меня снова заныло в груди. «Посмотреть», — сказал он. Но мне не хотелось смотреть.
— Свяжитесь с кабиной и передайте командиру, чтобы он постарался не попадать в воздушные ямы, — приказал Хэдли.
Только теперь я понял, что он будет мне помогать. Ему не хотелось, но он все равно собирался это сделать.
— Что случилось? — спросила Пембри.
Она вскочила с места, когда я начал снимать грузовую сеть, а бортинженер — расстегивать ремни. Эрнандес спал, свесив голову вперед: наконец-то подействовало успокоительное.
— Нам нужно осмотреть груз, — спокойно сообщил я. — Во время полета он мог сдвинуться с места.
Она схватила меня за руку:
— В этом все и дело? В том, что груз сдвинулся?
В ее голосе звучало отчаяние. «Скажи мне, что я это выдумала! — кричали ее глаза. — Скажи, и я поверю и смогу уснуть».
— Мы так думаем, — кивнул я.
Она вдруг вся обмякла, и на ее лице появилась улыбка, слишком широкая, чтобы быть искренней.
— Слава богу! А я уже подумала, что схожу с ума.
Я похлопал ее по плечу:
— Пристегнитесь и попробуйте отдохнуть.
Она повиновалась.
Наконец-то я занялся делом. Я же бортоператор, и моя задача — положить конец этому безумию. Так что я принялся за работу. Отстегнул ремни, взобрался на соседний штабель гробов, снял самый верхний, перенес его на новое место, закрепил, снял следующий, перенес, закрепил, и так далее. В повторении есть своя прелесть.
А потом мы добрались до нижнего, из которого и доносился шум. Я выдвинул его так, чтобы можно было открыть, а Хэдли стоял рядом и смотрел. Он выглядел совершенно спокойным, но я чувствовал его опасение — возможно, в компании хвастающихся своими подвигами ветеранов ВВС он бы и смог его скрыть. Но не сейчас и не от меня.
Я бегло осмотрел пол в том месте, где стоял гроб, окинул взглядом соседние гробы, но не заметил трещин или других видимых повреждений.
Снова послышался тот же звук — влажное «шмяк». Изнутри. Мы оба вздрогнули. Вот теперь на лице бортинженера явно читался ужас. Я подавил дрожь.
— Нам нужно его открыть, — сказал я.
Хэдли не стал спорить, но, как и я, двигался очень медленно. Он сел на корточки и, положив руку на крышку гроба, отстегнул защелку со своей стороны. Я отстегнул свою скользкими от пота, дрожащими пальцами, а потом тоже взялся за крышку. На мгновение наши взгляды встретились, и только это помогло нам не растерять остатки решимости. Вместе мы открыли гроб.
* * *Сначала появился запах: смесь гнилых фруктов, антисептика и формальдегида с добавлением пластика, навоза и серы. Вонь ударила в ноздри и растеклась по всему грузовому отсеку. В свете ламп я увидел два блестящих черных пластиковых мешка, влажных от конденсата и от того, что натекло изнутри. Я знал, что это трупы детей, но когда увидел их, мне стало физически больно. Один мешок лежал поверх другого, и было ясно, что внутри не одно тело. Я окинул взглядом мокрый пластик, отмечая то контур руки, то очертания головы. В нижней части просматривалось свернутое калачиком тельце. Оно было размером с грудного младенца.
Вдруг самолет затрясся, словно испуганный пони, и верхний мешок съехал в сторону. Под ним находилось тело девочки лет восьми-девяти, вывалившееся из второго мешка. Она лежала в углу, причудливо изогнувшись, словно какая-то безумная циркачка, ее круглый живот с ранами от штыка снова раздулся, а изломанные руки были в три раза толще обычного. Кожа в трупных пятнах полопалась почти везде, кроме лица, которое осталось чистым и невинным, как у ангелочка.
Именно ее лицо потрясло меня. Ее хорошенькое личико.
В глазах у меня потемнело, и я невольно ухватился за крышку гроба, но не посмел ее сдвинуть. К горлу подступила тошнота.
Жирная блестящая муха выползла из мешка, лениво поднялась в воздух и полетела в сторону Хэдли. Он стоял, сжавшись, словно в ожидании удара. Его глаза неотрывно следили за кружением мухи. А потом он неожиданно шагнул назад, вскинул руки и ударил ее (я услышал хлопок ладоней), и из его рта вырвался такой звук, как будто его тошнило.
Когда я поднялся на ноги, в висках у меня стучало, а колени подкашивались. Я ухватился за ближайший гроб, чувствуя подкатившую к горлу едкую горечь.
— Закрой его, — пробормотал Хэдли неразборчиво, как будто говорил с набитым ртом. — Закрой.
Руки меня не слушались. Собравшись с духом, я вытянул ногу и пинком захлопнул крышку гроба. Звук был громким, словно орудийный залп. В ушах у меня зашумело, как от резкого перепада давления.
Хэдли уперся руками в колени и низко опустил голову, глубоко дыша через рот.
— Господи, — прохрипел он.
Я заметил какое-то движение. У первого рядя гробов стояла Пембри с перекошенным от отвращения лицом.
— Что… это… за… вонь?
— Все нормально. — Мне все-таки удалось поднять руку и изобразить какой-то легкомысленный жест. — Мы нашли проблему. Вот только пришлось гроб открыть. Идите на место.
Пембри обхватила себя руками и вернулась к креслу.
Через некоторое время я понял, что вонь слегка развеялась, и силы начали ко мне возвращаться.
— Нам нужно его закрепить, — обратился я к Хэдли.
Он посмотрел на меня прищуренными глазами. Его руки были сжаты в кулаки, тело напряжено. В уголках глаз блестела влага. Он ничего не ответил.
Когда я закрыл защелки, гроб снова стал для меня обычным грузом. Мы передвинули его на место. Через несколько минут сверху уже стояли остальные гробы, крепежные ремни были застегнуты, и сетка надежно натянута.
Хэдли дождался, когда я закончу, а потом шагнул ко мне.
— Я скажу командиру, что вы решили проблему, — сказал он, — и попрошу его лететь быстрее.
Я кивнул.
— И еще, — добавил он. — Если увидите эту муху, убейте ее.
— А вы не?..
— Нет.
Я не знал, что еще можно сказать, и поэтому ответил:
— Да, сэр.
Пембри сидела с наморщенным носом и притворялась, что спит. Глаза Эрнандеса были открыты. Он жестом поманил меня к себе.
— Вы выпустили их поиграть? — спросил он.
Я стоял над ним и молчал. В сердце вдруг что-то кольнуло, как бывало в детстве, когда я вдруг понимал, что лето закончилось.
Когда мы приземлились в Дувре, каждый гроб встречала похоронная процессия. Мне рассказывали, что, когда привезли остальные тела, о формальностях уже никто не вспоминал и их встречал один только армейский капеллан. В конце недели я уже был в Панаме, объедался индейкой и накачивался дешевым ромом. А потом меня отправили на Маршалловы острова доставлять припасы на ракетную базу. Бортоператору в ВВС работа всегда найдется.