И тут случилась война - Вячеслав Ворон

– Ого, это надо же было столько собрать. Какие вы у меня молодцы, значит, сейчас отнесём все это на кухню, поможете мне чистить грибочки, и к ужину я разжарю их с картошкой. Да так, что пальчики оближешь.

Они всей семьёй отнесли грибы на кухню, дружно их очистили, и Матрона приготовила для всех бойцов ужин. А после того как простая деревенская еда была съедена, она получила массу похвал от командира за умение вкусно и сытно накормить.

Стемнело. Дети ушли спать, и Матрона с ними. Солдаты разожгли небольшой костер и расселись по кругу подле него. Такие вечера им помогали отвлечься от гнетущих мыслей бытия. Это были минуты откровений, где каждый солдат рассказывал собственные истории из далёкого, безвозвратно ушедшего детства и отрочества, внезапно перепрыгнувшего во взрослость.

Наутро отряд отправился минировать подходы и оборудовать стрелковые позиции для будущего ведения боя. И уже к полудню следующего дня оборонительная дуга была полностью готова к встрече врага. Чтобы сократить время прибытия на местность, часть группы из пяти человек было решено оставить на дежурство в охотничьем домике. Им выдали сухпайки и снабдили спальными мешками. Командир распределил среди них обязанности, оставив старшим Митрича, дал наставления сержанту Иванову, по бойцам, сохранности жизни и соблюдению дисциплины. Фёдор со своей стороны предупредил оставшихся о диких животных, которые иногда забредают бессознательно к охотничьему дому и способны напугать даже бывалых охотников. Мало кому принесёт радость внезапно появившийся на тропе боров с красными белками глаз и черными бусинами зрачков, гипнотически сверлящими изнутри потенциальную для него угрозу или жертву. При таком повороте событий визави обычно столбенеют и теряются, когда животное, наоборот, инстинктивно это осознает и нападает на свою жертву, оскалив белые острые клыки. Бывали случаи, когда раненые в ногу охотники не успевали дойти до ближайшей деревни или позвать на помощь и умирали, истекая кровью. Чтобы избежать подобных оказий, солдат должен по возможности отойти в сторону, уступая тропу животному, снять с предохранителя или перезарядить ружьё, животные понимают опасность лязга железа, охотники это подметили, и ждать, провожая взглядом животное, пока оно не уйдёт восвояси. Ещё несколько дельных советов добавил командир по ведению боя. Из засады не высовываться, оборону держать строго по намеченному плану, в соответствии с его командой. Второй группе необходим минимум час для прибытия к засаде на болотах. Отступление раньше этого категорически запрещено. Стоять до последнего бойца. И только в случае, если из пяти бойцов четыре погибли, возможен отход, дабы вытянуть на себя немецкую гадину и утопить её в болотах, жертвуя собственной жизнью.

Бойцы разделились, одна группа отправилась к охотничьему дому, другая – к себе в лагерь. Настало время мучительного ожидания.

Артамонов был арестован ещё на подходе к городу, на первом же фашистском блок-посту. Отсутствие документов не могло не вызвать подозрения у матерых немецких ищеек. Его доставили в комендатуру, которую открыли в бывшей школе. Полуподвал, где раньше находилась раздевалка, превратили в камеру предварительного заключения. Обнесли её решёткой из стальных прутьев, заварили сваркой запасной выход и в довершение ко всему обмотали колючей проволокой. В комендатуре к нему в камеру подсадили преступника-«утку», который без особого труда разговорил холодного и больного урку. И через двое суток, выведав все подробности, его расстреляли на заднем дворе школы. Для операции по выявлению и задержанию или уничтожению партизанского отряда командованием городской комендатуры было выделено около тридцати солдат, пять мотоциклов, одна самоходная гаубица и десять псов-овчарок.

Наступление началось ранним утром через неделю после ареста Артамонова. Весь карательный поисковый отряд двигался в сторону леса, выстроившись, в пять рядов по линии опушки. Впереди шли солдаты с овчарками, за ними – автоматчики, за которыми медленно двигались мотоциклы и самоходная гаубица.

Первым эту группу заметил в бинокль сержант Иванов, патрулировавший в эту ночь окрестности леса, и сообщил дежурному, который оставался в охотничьем домике. По тревоге был поднят остальной состав из четырёх бойцов во главе с Митричем, который выдвинулся на позиции у опушки. Прибыв на место за максимально короткое время, бойцы заняли заранее подготовленные бойницы и окопы. Враг был уже совсем близко. Овчарки, чуя за версту запах чужого, буквально тащили вперед своих хозяев на натянутых струной поводках. Их бесконечный озлобленный лай вкупе с рокотанием двигателей мотоциклов и самоходки заставил весь лес проснуться и зазвучать своим лесным шумом. Деревья от порывов осеннего ветра гудели, вороны вторили им своим карканьем, сухостой трещал под сапогами, и только мох сохранял молчаливое спокойствие. Первым подорвался солдат, идущий крайним справа. Его собака, нарвалась на растяжку. Граната сработала моментально, как только, чека выскочила из взрывателя. Осколки косой смерти срубили его и отправили в мир иной. Остальной отряд, как по команде, упал наземь и прикрыл голову руками. Собаки ещё злее залаяли.

– Митрич, может, шмальнем их отсюда, чтобы, суки, знали, на чьей они земле лежат? – спросил один из бойцов.

– Отставить, солдат, без команды не стрелять. Ты сейчас шмальнешь, а расстояние, поди, с версту, не попадёшь. Тем самым выдашь наши координаты. Вот они нас и накроют со своей гаубицы. Нет, пока не подойдут ближе, огонь не открывать. Я дам отмашку.

А между тем отряд карателей продолжил свое движение, но уже более осторожно и внимательно, изучая каждый сантиметр земли. Следующий взрыв не заставил себя ждать. Мотоцикл колесом наехал на мину, она сработала, техническая колесница взлетела в воздух, сделала пол-оборота и приземлилась аккурат на голову своего наездника. Несколько осколков угодили в броню гаубицы, но не повредили её. Среди фашистов началась паника, кто-то попытался повернуть вспять, но оставшиеся четыре мотоциклиста и гаубица предотвратили бегство, кто-то начал бесконтрольно стрелять в сторону леса, кто-то, напротив, побежал в атаку и снова задел растяжку. Новый взрыв лишь отбросил ударной волной карателя на несколько метров и оглушил его, но оставил в живых: видимо, осколки от разорвавшейся гранаты прошли мимо. Отряду фашистов снова и снова приходилось падать на землю. После очередного разрыва мины и гибели солдата поле перед лесом начала расстреливать гаубица. Разрывающиеся снаряды подрывали мины и растяжки, вся передовая линия превратилась в один сплошной взрыв. Когда канонада прекратилась и рассеялся дым, земля, принявшая сокрушительный удар на себя, была испещрена воронками от снарядов. Карательный отряд продолжил движение в направлении леса, теперь ему ничего не мешало, кроме рытвин от взрывов. Но фашисты умело преодолевали подобные препятствия. И вот когда расстояние сократилось до прицельной видимости, Митрич отдал команду на уничтожение противника. Со стороны леса в направлении карательного отряда застрекотали ППШ и пулемёты Дегтярёва. Несколько карателей пали замертво, остальные забежали за самоходку, мотоциклисты перевернули коляски и начали их использовать как защитные укрепления от попадания пуль. Завязался бой. Из гаубицы было произведено два выстрела, снаряды упали в нескольких метрах от стрелковых укрытий, осколки со свистом пронеслись над головами партизан, но никого не зацепили. Ранее выкопанные сооружения надежно укрывали бойцов от шальных пуль и осколков. Продвижение немцев вперед было невозможно. Но фашисты продолжали жестко огрызаться, и очередной выпущенный из гаубицы снаряд все же угодил в один из окопов, где заживо похоронил молодого бойца. Сержант Иванов решительно выдвинулся на помощь товарищу, но было уже поздно. Изрешеченный осколками ватник начал пропитываться кровью. Он приподнял своего фронтового друга на руке и ладонью другой прикрыл ему глаза.

Душевная рана, нанесенная смертью, заставила его разрыдаться.

– Сержант Иванов, не раскисать, бой не окончен. Бей фашистов, а после с почестями схороним бойца, – скомандовал Митрич.

Сержант крепко сжал в руках автомат и с остервенением начал стрелять по противнику:

– Врешь, гад, не возьмёшь! Не таких ломали, – срывалось с его уст.

Между тем огневые запасы отряда иссякали, а немцы все ещё лупили из гаубицы. Митрич приказал остановить стрельбу и выждать ответных действий противника. Автоматы и пулемёты партизан замолкли. Фашисты также прекратили стрельбу. Воцарилась тишина, которую нарушил громкоговоритель, установленный на самоходке:

– Русский партизанен, здавайс, тебе будет тепло, дом, хлеб, мьясо, млеко.

Эта фраза была закольцована и повторялась несколько раз. Не дождавшись ответа, немцы осторожно начали новое продвижение вперед, ещё больше сокращая расстояние между ними и партизанами. Митрич жестами указал на сосредоточение внимания и тишину, дабы ввести противника в заблуждение, чтобы он решил, что уничтожил огнём из гаубицы всех партизан. И, надо сказать, подобная стратегия возымела успех. Фашисты уже двигались менее осторожно, оставшиеся в живых пара собак после активной фазы боя стали пугливыми, скулили и прижимались к своим хозяевам, то и дело, пытаясь повернуть вспять и путаясь в кожаных поводах. Подпустив фашистов ближе к лесу, Митрич махнул наотмашь рукой, обозначая новую атаку на немцев, и снова затрещали затворы автоматов и пулемётов, заставляя карателей в очередной раз прижаться к земле. Они открыли ответный огонь. Злополучная гаубица продолжала прицельно бить по укреплениям партизан. Каждый боец прекрасно понимал, что с самоходкой фашисты имеют боевое преимущество и что её необходимо обездвижить или уничтожить, но решения не было. Она находилась на открытой местности, окружённая вооружёнными до зубов врагами, а чтобы её нейтрализовать, требовалось зайти с тыла.