Небесные девушки - Бернард Глэмзер

— Привет, девочки, — сказала она. — Это бедлам, я знаю, но не волнуйтесь. Все скоро успокоится. Скажите ваши имена и откуда вы, чтобы я могла проверить вас.

Нас проверили. Альма ди Лукка, Рим, Италия (они ее тепло приветствовали); Аннетт Моррис, Олбани, штат Нью-Йорк; Мэри Рут Джурдженс, Буффало, Нью-Йорк; Донна Стюарт, Конкорд, Нью-Гэмпшир; и я, Кэрол Томпсон, Гринпорт, Коннектикут (потому что это был мой домашний адрес).

— Теперь, — сказала мисс Уэбли, — посмотрим, где вас разместить. — Она и мисс Пирс, нахмурившись, склонили головы над большим неряшливым листом бумаги, разделенным на клетки. План этажа, заключала я.

— Пожалуйста, — сказала Альма. — Я хочу быть с Кэрол, с мисс Томпсон.

— Почему? — сразу спросила мисс Пирс.

— Потому что я чужая в этой стране. Кэрол, мисс Томпсон, понимает меня, я понимаю ее. Мы уже успели полюбить друг друга.

Мисс Пирс посмотрела на меня подозрительно. Я не могла ее винить. Я объяснила:

— Альма имеет в виду, что я говорю немного по-итальянски. Вот и все. Я думаю, что смогу помочь ей с языком.

— Вы хотите жить с ней в одной комнате? — спросила мисс Пирс.

— Как скажете, мисс Пирс, — я старалась говорить небрежно, но я не могла не почувствовать горечь: всегда одно и то же. Я всегда вляпаюсь лицом в грязь. Я имею в виду то, что я едва открыла рот, как меня уже подозревают в лесбиянских наклонностях. Мой старый друг Энн умерла бы со смеху.

Мисс Уэбли сказала своим ясным, мягким голосом: — Я думаю, мы можем устроить Альму и Кэрол вместе. Посмотрим. Так, у нас всего одна девушка в номере тысяча четыреста двенадцать. Мы можем поместить там еще четверых — мы селим по пять девушек в каждом номере. Альма, Кэрол, Аннетт и Мэри Рут, вы будете в двенадцатом номере. А вы, Донна, в первом.

— Спасибо, — любезно отозвалась Донна.

— О'кей, девушки, — сказала мисс Пирс, — идите и ищите свои комнаты. Ваш багаж будет доставлен на грузовом лифте в самом конце коридора. — Она, нахмурившись, посмотрела на меня, как будто уже обозначила меня мировым нарушителем спокойствия номер один. — Я хочу обратить ваше внимание вот на что: вы не должны покидать отель сегодня вечером. Мы не хотим, чтобы вы выходили прогуляться и посмотреть достопримечательности — у вас будет для этого много времени. Майами-Бич останется на месте и в следующем месяце. Сегодня же вечером мы бы хотели, чтобы вы занялись распаковкой вещей и устройством, так как, поверьте мне, у вас впереди трудная неделя. К тому же мы хотим собрать вас здесь в семь тридцать вечера. Вы запомнили время? Ровно семь тридцать.

— Семь тридцать, — хором повторили мы.

Мы побрели к своим номерам. Мне было грустно оттого, что я потеряла Донну. Мы естественно нашли друг друга, и у меня было чувство, что мне нужен будет друг.

Дверь номера тысяча четыреста двенадцать была закрыта. Я постучала.

— Кто там? — услышали мы громкий голос.

— Мы, — сказала я и вошла. Рослая девушка с длинными красными волосами стояла возле кровати, распаковывая чемодан. Она смотрела на нас с удивлением, и мы смотрели на нее с удивлением. На ней ничего не было надето, кроме черного пояса с подвязками.

Я сказала:

— Привет, — и объяснила, что мисс Уэбли и мисс Пирс направили нас сюда. Она не выказала особой радости по этому поводу. Возможно, рассчитывала, что весь номер будет для нее одной. Мельком оглядев нас, небрежно кинула:

— О, хорошо. Располагайтесь. Меня зовут Мерси Маттью.

Она мне не понравилась. Я ничего не могла поделать. Я просто чувствовала это интуитивно. Она продолжала распаковывать вещи с довольно уверенным видом и даже не двинулась, чтобы накинуть халат. Это меня не очень беспокоило, хотя, говоря по правде, я не думаю, что для демонстрации женской фигуры ее следует как можно больше обнажить. По моему мнению, все это весьма пошло. Я восхищаюсь тем, что поэты, художники и скульпторы и вообще мужчины имеют обыкновение впадать в экстаз от девичьей плоти (что еще, черт возьми, связанное с женщиной, может повергнуть их в экстаз? их стряпня?), но женская нагота оставляет меня совершенно холодной.

Совсем не так реагировала Альма. Она разозлилась. В Италии девушки воспитываются достаточно строго, обычно монахинями; они до безумия консервативны в определенных вещах, хотя неожиданно земные в отношении других. Она ходила, фыркая, по комнате, наконец, подошла к Мерси и сказала:

— Эй! Ты! Ми-и-сс! Ты думаешь, здесь турецкие бани?

— А? — спросила Маттью, отступая в испуге;

— Ты все время будешь разгуливать, выставив все напоказ?

— В чем дело? — удивилась Мерси.

Альма наклонилась вперед и понюхала ее. И тут же отшатнулась, зажав нос.

— Фу, — громко воскликнула она. — Пахнет рыбой!

— Не смей! — закричала Мерси.

Хорошо известно, что любая итальянская девушка может превзойти в оскорблении десяток других девушек мира. Я оттащила Альму, прежде чем она успела сказать еще что-нибудь. Маттью поспешно надела халат, а я повела Альму к грузовому лифту за багажом.

— Послушай, — сказала я ей, — не затевай драку с этой девушкой, мы должны жить с ней целый месяц.

— Пуф, — ответила она презрительно. — В Италии мы выбросили бы ее в реку.

Мы как раз заносили в номер последний чемодан, когда вошла Донна с суровым видом.

Бросив на меня предупреждающий взгляд, она спросила властным голосом:

— Здесь есть особа по имени Маттью?

— Да. Это я, — отозвалась наша соседка.

Донна посмотрела на нее сурово:

— Вы Маттью?

— Да, Мерси Маттью.

— Милочка, — назидательно сказала Донна, — вы ведь все перепутали. Предполагалось, что вы будете в номере тысяча четыреста один. Какого черта вы делаете здесь?

— Но… — пыталась возразить Маттью.

— Мисс Уэбли сбилась с ног, — продолжала Донна. — Не говоря уже о мисс Пирс. Дружочек, ты, видимо, встала не с той ноги. Давай, беби, собирай свои вещи и иди туда, где тебе надлежит быть.

— Но я уже почти все распаковала, — всхлипнула Маттью.

— Отваливай, — сказала Донна.

Теперь мне стало жаль девчонку. Мы поступали с ней нехорошо. Донна стояла над ней, подгоняя ее, и, наконец, она ушла со всеми пожитками. Но я не могла не вздохнуть с облегчением от мысли, что не увижу больше этот пояс с подвязками, и я думаю, что даже Альма вздохнула с облегчением. По крайней мере, Альма и Донна знали, как они относятся друг к другу, — враги до смерти. А характер Маттью был неизвестной величиной.

Донна сказала:

— Ничего, если я переберусь к вам?

— Конечно, ничего, — сказала я. — Но как тебе удалось это?

— Я просто пошла и спросила мисс Уэбли. Она сказала, конечно, она ничего не имеет против обмена, если я сумею уладить это с другой девушкой.