Билет в один конец. - Борис Громов

— Здравия желаю, товарищ лейтенант, — улыбается он мне в ответ.

О, как! А земля-то, и вправду, слухом полнится! А ведь я своими офицерскими погонами в Иловле и не козырял. О том, что командир недавно прибывшего отряда наемников «по совместительству» еще и лейтенант СБ[16], в чине старшего опера, знали всего несколько человек в штабе Бригады. Но, похоже, начала расползаться информация. Хотя, видимо, пока не сильно широко. Вон, тот же прапорщик на КПП явно не в курсе, иначе бы бухтеть не стал. Тут не наемничья вольница — регулярная армия, с субординацией и уважением к звездам и просветам на погонах все в порядке. А этот, значит, уже в курсе. Впрочем, чему удивляться? Всю жизнь самыми осведомленными людьми в армии были писаря и связисты.

— Слушай, не в службу, а в дружбу, уточни там, Лапшин сейчас на месте?

Паренек понятливо кивнул и взялся за трубку стоящего перед ним телефонного аппарата.

— На месте, — сообщает он мне, обменявшись с кем-то парой фраз. — И, вроде как сегодня никуда не собирается.

— Спасибо, братишка, — по-свойски подмигиваю я ему и выхожу на улицу, где моя бравая «банда» уже завела двигатели и стоит «под парами», ожидая, когда горячо любимый командир свои дела закончит.

— Все, парни! — гаркаю прямо с крыльца. — Сработали отлично, все молодцы! Всем в расположение и дальше занимаетесь по плану, Курсант — старший. А я скоро буду.

Рыча двигателями и хрустя мелким гравием под рубчатым протектором колес, БТР и один из УАЗов разворачиваются и, отчаянно пыля, уезжают в сторону Большой Ивановки. Чуть позже и я туда поеду, на базу, уже почти ставшую для нас домом. Но сначала нужно заехать в штаб, к командиру Бригады полковнику Лапшину.

Врать не буду, особого впечатления при первой встрече на меня полковник Андрей Васильевич Лапшин не произвел. После всех рассказанных Исмагиловым на вводном инструктаже в Червленной историй о Бригаде и ее героическом командире, я себе представлял его несколько иначе. Думал, будет здоровенный мужик вроде меня, только лет на пятнадцать старше. Реальность оказалась куда прозаичнее: никаких пудовых кулаков, квадратной челюсти и широченных плеч у товарища полковника не наблюдалось. Был он скорее похож на сельского врача или учителя. Этакий среднего роста, пожилой и несколько грузный дяденька с обильной сединой в волосах. Разве что глаза у него были для этого образа не совсем подходящие — спокойный и прямой взгляд умного, сильного и уверенного в себе человека. А уж когда он заговорил… Тут уже последние сомнения развеялись, как утренний туман на солнышке: сразу стало понятно — этот человек свое подразделение в ежовых рукавицах держит и порядок у него, наверняка, везде образцовый. Уж на что я толстокожий и к субординации без особого пиетета относящийся анархист, и то, клянусь, под конец нашего с ним первого разговора едва удерживал себя от того, чтобы встать по стойке «смирно» и в таком вот виде слушать. Да и в ответах на его вопросы постоянно сбивался на короткие уставные: «Так точно» и «Никак нет». Сам понимал, что выгляжу при этом словно «салага»-первогодок перед генералом, но ничего не мог с собою поделать, настолько могучая харизма была у этого внешне совершенно не примечательного человека. Со временем, недели этак через две общения, конечно, кое-какой иммунитет я к нему выработал и мог общаться относительно спокойно, не пытаясь постоянно вытянуться во фрунт и начать козырять. Все ж таки я не его подчиненный, а командир совершенно самостоятельного подразделения. У меня тут свои цели, свои задачи, и приказать мне Лапшин ничего не может, разве что попросить. Вот он и попросил.

Как ни крути, стоит Бригада в здешних краях не первый год и, хотя сама в боестолкновения практически не вступает, службу тут несут со всем тщанием. А что там, в Боевом Уставе написано? «Разведка ведется целеустремленно и непрерывно…». Короче, даром разведотдел и особисты у Лапшина свой хлеб не ели: и аналитикой занимались, и с населением работали, и агентурную сеть осведомителей, в смысле, добровольных помощников, имели весьма разветвленную. И, буквально неделю назад, «намыли» они среди пустопорожних разговоров и бестолковых слухов весьма интересную и важную информацию. Вот только для ее проверки нужны были не технические специалисты, которых в Бригаде было полным-полно, а опытные вояки. А вот их как раз у Лапшина и не хватало. Еще полгода назад он бы и заморачиваться на эту тему не стал — переговорил бы с коллегами из 56-й бригады, которая хотя уже давно переквалифицировалась из десантно-штурмовой в пограничную, но боевых навыков при этом вовсе не растеряла. Те выделили бы парочку взводов разведки или одну мотострелковую роту, и проблема была бы решена. Но, ни одного десантника-пограничника в пределах досягаемости не осталось — все воевали с турками. Зато под боком были какие-то не совсем понятные, но, явно бывалые и тертые мужички, в смысле мы. Вот и обратился Лапшин ко мне с заманчивым предложением о сотрудничестве и планом одной интересной и многообещающей, в случае успеха, операции. О результатах которой я и еду ему сейчас докладывать. Нет, скорее, уже приехал — вот он, штаб Бригады. Осталось только войти, да на второй этаж подняться. Излишней бюрократией тут не страдают, в приемной под бдительным оком секретаря-ординарца полчаса сидеть не придется.

Так и получилось, к Лапшину пропустили меня сразу же и беспрепятственно.

— Здравия желаю, Андрей Василич! — с порога приветствую я хозяина кабинета.

— Ну, здравствуй, Михаил, — кивает тот в ответ. — Как прокатились, успешно?

— Более чем. Передавайте ребятам своим от меня поклон. Отлично сработали, и особисты, и радиоперехват. Взяли тепленькими, можно сказать, со спущенными портками. Да еще и парнишку одного из ходоков ваших из беды выручили.

— Это кого же? — полковник смотрит заинтересованно.

— Вовкой звать, прозвище — Малек.

— А, знаю такого. Саши Рыжего ученик, хороший паренек, толковый. Ходок из него со временем отличный выйдет, если доживет, — Лапшин тяжело вздыхает. — Наставнику-то его, Сашке Волженкову, тоже равных не было. А потом бац — и нет человека… Ладно, отвлеклись. С «языком», как я понял, не вышло ничего?

— Никак нет, — сокрушенно развожу руками я. — Мы пытались, товарищ полковник, честное слово пытались. Снайпер мой их старшего, который основную группу свой отход прикрывать бросил, а сам в отрыв пошел, подстрелил очень аккуратно — в ногу. Так тот, гнида, когда понял, что слинять не выйдет — из своего же ТТ себе череп и продырявил.

— Даже так? — брови Андрея Васильевича изумленно выгибаются.

— Именно так, — поддакиваю я. — И вообще, я конечно, в здешних реалиях пока не шибко хорошо разбираюсь, но по вашим же рассказам судя… Странные какие-то эти бредуны были: радиосвязью пользовались очень грамотно, с дисциплиной — полный порядок, на верную смерть остались, чтобы отход старшего прикрыть. Да и сам старший… Сообразил, что его живым взять хотят — хлоп, и «маслину» себе в бошку… Прямо, не бандит с Пустошей, а самурай какой-то, разве что без шашки.

— Да уж, — соглашается комбриг, — действительно, необычная банда… Ладно, когда будете продавцов вязать, уж будьте аккуратнее, постарайтесь в живых побольше народу оставить. Может, они чего интересного расскажут.

— Обязательно, — клятвенно заверяю я. — Опять же, контрабандисты, думаю, похлипче бредунов будут. Они ж просто жулье, а не убийцы. Трупы на них гирляндами не висят, им «пеньковый галстук»[17] не корячится, наверняка каторгой отделаются. Так что — до последнего патрона отстреливаться не будут. Если поймут, что их прижали и удрать не выйдет — сразу лапки в гору задерут.

— Твоими бы устами, — качает головой Лапшин. — Парни-то твои как?

— А, — улыбаюсь я, — чего с ними будет? Счастливы — словно карапузы в песочнице. Это ведь с момента нашего тут появления первое настоящее дело. До этого — инструктажи, да тренировки. Застоялись хлопцы в седлах… А тут такая возможность размяться! Чуть не передрались — кто поедет. Пришлось гавкнуть, чтоб порядок навести и своей властью добровольцев назначать.

— Как дети! — понимающе хмыкнул полковник.

— И не говорите, Андрей Василич! Есть одна поговорка, очень в тему: «Армия — тот же детский сад, только… эээ… писюны длиннее и автоматы настоящие». Вот она как раз про моих гавриков.

— Ладно, — Лапшин с трудом подавил рвущийся смешок, — давай-ка посидим, померкуем, как и где продавцов брать будем.

Несмотря на весь мой достаточно богатый в этой области опыт, лежать в засаде — занятие очень сложное и утомительное. Когда ведешь наблюдение за противником, как мы с Толей в свое время у моста возле Белгатоя или в Ца-Ведено — все несколько проще: на той стороне постоянно какая-то движуха идет, кто-то куда-то бегает, что-то происходит. Словом, меняется обстановка. А вот лежать так, как мы сейчас, затихарившись под довольно реалистично изображающими выгоревшую под летним солнышком сухую степную травку маскировочными накидками и гадать в ожидании: приедут или нет… Все почти как в той древней, времен Афганской войны песенке: