Творения, том 6, книга 1 - Иоанн Златоуст

2. Таким образом, пророк преподал тем и всем слушающим немалый урок любомудрия, убеждая никогда не надеяться на величие города, на рвы и укрепления, но на добродетель мужей пригодных. Внушая им страх, он говорит, что Бог лишит город безопасности, отняв не только сведущих в войне, но и умеющих судить, которые не менее воюющих приносят пользу городам, благоустраивая мир и часто отклоняя угрожающие войны. Так как войны постоянно произрастают от корня грехов, то стражи законов и точные блюстители правосудия, обуздывая большую часть грехов, могут уничтожать и поводы к войне, почему же Бог отнимает их? Потому, что люди не пользовались ими, как должно, когда они были. Как спасительные наставления Его приносили великую пользу слушателям, но, возвещая иудеям, Он прикрывал свои наставления неясностью, потому что они не внимали словам Его, так точно эти великие дары, которые доставляют нам великое спасение, Он часто отнимает, когда принимающие не хотят извлечь из них никакой пользы. И пророка, и смотреливаго. Не малый вид гнева (Божьего) – и то, когда прекращаются пророчества. Так, когда Бог отвратился от народа иудейского за грехи детей Илия и за великое нечестие народа, то прекратилось пророчество: "слово Господне," говорит Писание, "было редко в те дни, видения [были][1] не часты" (глагол Господень бы честен в тыя дни, не бы посылаемо) (1 Цар. 3:1); честен, т.е. редок. И при Озии то же самое. Между тем не мало пользы они получили бы от этого, если бы хотели. Слышать волю Божью, приготовляться к будущим бедствиям, узнавать неизвестное и то, когда нужно напасть на неприятелей, когда быть спокойным, и как избегать всех скорбей, – это много способствовало им к спасению. Но так как, слыша откровения, они не поступали, как должно, то Бог лишил их и откровения; при чем являлось великое человеколюбие Божье в том, что Он, и предвидя будущее, и зная, что они не будут пользоваться дарами Его, как должно, делал все, от Него зависящее. Вместе с пророком, говорит, Бог отнимет и смотреливаго.

Здесь, мне кажется, смотреливым он называет того, кто по великому благоразумию своему и по опытности в делах предугадывает будущее. Ведь иное дело – предугадывание, иное – пророчество. Один говорит Духом Божьим, не привнося ничего от себя самого; а другой, на основании прежде бывшего и усилиями собственного благоразумия, предвидит многое из будущего, как свойственно предвидеть человеку благоразумному. Но между тем и другим великое различие, – такое как между благоразумием человеческим и благодатью божественною. А чтобы примером пояснить слова мои, вспомним о Соломоне и Елиссее. Оба они возвещали неизвестное и открывали сокровенное, но оба не одною и тою же силою: первый по человеческому благоразумию, на основании естественного опыта, говорил о прелюбодейных женах (Прит. гл. 5); а последний говорил не по какому-либо соображению, – какое соображение могло открыть воровство Гиезия (4 Цар. гл. 5)? – но по божественной благодати провидя отдаленные события. И старца, пятьдесятоначальника (ст. 2, 3). Вместе с теми, говорит, отнимет Бог и старца, и пятидесятника, разумея под старцем не просто человека престарелого, но имеющего вместе с сединою и благоразумие, свойственное седине. Также и под пятьдесятоначальником он разумеет не одного какого-нибудь пятидесятника, но называет этим именем всех начальников. Ничего, по истине ничего нет хуже безначалия, подобно тому как нет ничего ненадежнее корабля, который не имеет кормчего. На останавливаясь и на этом, он угрожает, что отнята будет и другая великая опора безопасности, – умеющие подавать отличные советы, которые не меньше оружия доставляют благодеяния городам. Отниму, говорит, и дивнаго советника, и премудраго архитектона, разумея не строителя, но человека опытного в делах, знающего многое и умеющего благоразумно устраивать все дела города.

Вместе с теми – и разумнаго послушателя. Действительно когда нет его, то, хотя бы все прочее было, нет никакой пользы городам; хотя были и пророки, и советники и начальники, но если нет ни одного слушателя, то все – тщетно и напрасно. Здесь, мне кажется, выражение: отниму, значит: оставлю, попущу, подобно тому, как Павел говорит: "то предал их Бог превратному уму" (предаде их в неискусен ум) (Рим. 1:28), выражая не то, будто Бог вверг их в безумие, но – оставил и попустил им оставаться безумными.

"И дам им отроков в начальники" (и поставлю юноши князи их) (ст. 4). Это хуже и гораздо бедственнее безначалия, потому что кто не имеет начальника, тот лишен руководителя, а у кого худой начальник, тот имеет ввергающего в пропасть. Отроками (у св. И. Злат - юношами) же здесь называет их пророк, не унижая этого возраста, но желая яснее показать их безумие. Бывают и отроки (юноши) разумные, и старцы, живущие безумно; но так как это обыкновенно случается редко, а большей частью бывает напротив, то он и назвал безумных таким именем. Тимофей был отроком (юношей), но управлял Церковью мудрее множества старцев. И Соломон, будучи двенадцати лет, беседовал с Богом, имел великое пред Ним дерзновение, прославился, получил венец, был по своей мудрости предметом удивления для иноплеменников, и не только мужи, но и жены приходили издалека, имея единственной целью своего путешествия то, чтобы научиться чему-нибудь и послушать его голоса, а когда он достиг старости, то много уклонился от добродетели. И отец его, блаженный Давид, совершил тяжкий грех не тогда, когда был отроком и юношей, но когда уже прожил этот возраст, тогда согрешил; а когда он был малым отроком, тогда воздвиг дивный трофей, поразил иноплеменника, показывал всякое любомудрие, и юность нисколько не была для него препятствием к делам доблестным. Также от Иеремии Бог не принял отказа, когда он ссылался на свой возраст; но послал его к иудейскому народу, сказав, что в этом нет никакого препятствия, только бы мысли были здравы. Имея такой же возраст, или даже гораздо меньший, Даниил осудил старцев. И Иосия, не имея еще и десяти лет, взошел на царский престол, и тогда отличался добрыми делами; но после того вскоре, предавшись беспечности, потерял душевную добродетель. А Иосиф? Он, будучи не только юным, но и весьма юным, вступил в трудную борьбу, сражаясь не против людей, но против самой силы природы, и из печи и пламени, гораздо более жестокого, нежели персидский[2], не вышел ли здравым, оставшись невредимым не менее трех отроков? Как они тогда вынесли неповрежденными свои тела и даже волосы, вышедши как бы из источника, а не из печи, так и он, в этой борьбе, освободившись из рук египтянки, остался непобедимым ни от ее прикосновения, ни от слов, ни от вида, ни от одежды, ни от благовоний, – что скорее хвороста и смолы воспламеняет огонь страсти, – ни от самого возраста своего не потерпел ничего такого, что свойственно потерпеть человеку. И эти три отрока, находясь в самом цветущем возрасте, обуздали чрево, попрали страх смерти, победили столь великое свойство и гнев царя, устремившегося против них свирепее нещадного пламени, и ничто не преодолело их, но постоянно оставались они с нераболепною душою. Таки образом пророк не унижает возраста, когда говорит этою подобным образом и Павел, когда говорит: "не [должен быть] из новообращенных, чтобы не возгордился и не подпал осуждению с диаволом" (не новокрещенну (подобает епископу бытии, μή νεοφυτον), да не разгордевся в суд впадет Диавол) (1 Тим. 3:6), разумеет не юного по возрасту, а новообращенного (у св. И. Злат – новонасажденного) (νεωστί φυτευθέντα), т.е. оглашенного; словом: насаждать он означает оглашать и учить, как, напр., когда говорит: "я насадил, Аполлос поливал" (1 Кор. 3:6). И Христос называет это насаждением: "всякое растение, " говорит Он, "которое не Отец Мой Небесный насадил, искоренится" (Матф. 15:13). Если бы апостол называл новокрещенным юного, то Тимофея весьма юного, так юного, что сам говорил: "никто да не пренебрегает юностью твоею" (1 Тим. 4:12), он не возвел бы на такую степень власти и не поставли бы управлять такими церквами. И ругатели господствовать будут ими. Видишь ли, что он укоряет не возраст, но развращенное настроение? Таким прибавлением он выразил это яснее. Ругателями он же здесь называет обманщиков, лицемеров, льстецов, которые обольстительными речами предают других дьяволу. "И в народе один будет угнетаем другим, и каждый – ближним своим" (и нападати имут людие, человек на человека, и человек на ближняго своего) (ст. 5). Как в зданиях, когда поддерживающие их деревья сгнили, или отняты, стены необходимо обрушиваются, не имея никакой подпоры, так и там, где отняты вышеупомянутые мужи, начальники, советники, судьи, пророки, ничто не препятствует народу истреблять самого себя и быть великому смятению.

4. Юноша будет нагло превозноситься над старцем, и простолюдин над вельможею (приразится отроча к старцу, и безчестный к честному). Юноша, говорит пророк, будет противиться старцу, будет превозноситься пред ним, презирать его. Это, еще прежде нападения неприятелей, бедственнее всякой войны, потому что когда старость не будет уважаема юностью и люди низкие и презренные станут попирать ногами людей, прежде почтенных, тогда город будет находиться в состоянии нисколько не лучшем того, как бы он утопал в волнах. "Тогда ухватится человек за брата своего, в семействе отца своего, [и скажет]: у тебя [есть] одежда, будь нашим вождем, и да будут эти развалины под рукою твоею.