Черное знамя - Dmitrii Kazakov
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Хм, но почему я? – спросил Олег. – Я ведь тут первый день, еще ничего не знаю.
Проклятье, что вообще происходит, в какой интриге он оказался замешан, что нужно «опричникам»? Если они затеяли игру против Паука, то им нужно использовать нынешних приближенных министра, а не тех, кто отправлен в отставку и выкинут на помойку, чтобы «решать задачи исторического синтеза».
- Я и сам в некотором недоумении, должен признать, - проговорил Снесарев задумчиво. – Только вот этот документ, подкрепленный звонком из штаба корпуса, не оставил мне выбора.
На стол перед Олегом лег лист бумаги.
Так, запрос, шапка Народной дружины и ОКЖ… просим отправить в наше распоряжение немедленно… снабдить всеми материалами, что могут оказаться полезными в расследовании… оказать содействие…
И подпись!
Залихватская завитушка, так хорошо знакомая Олегу!
Буквы, складывающиеся в фамилию «Голубов».
Но даже если ты не разберешь ее, то перед подписью имеется печатная сигнатура начальника штаба ОКЖ, а еще ниже, у самого края листа располагается огромная печать с львиной головой, солнцем и луной, и расположенным по кругу девизом, известным со времен Чингисхана:
«Кто не повинуется, пусть умрет!».
Пайцза, наверняка выданная темнику для расследования этого дела с взрывами, и предоставляющая Голубову в дополнение к обычной такую власть, что он теперь волен отдавать приказы губернаторам и армейским генералам.
Проклятье, что это, то самое «не дам сгинуть в этом болоте»?
Или нечто иное?
Акт помощи старому товарищу или попытка заманить в свою берлогу, чтобы там расправиться с давним недругом?
- Понятно, - Олег дрожащими руками положил документ на стол.
- Возьмите с собой, пригодится, когда будете в ОКЖ пропуск оформлять, - Снесарев оттолкнул документ от себя, и на лице его на мгновение появилось сильнейшее отвращение. – Господин Голубов во время нашего разговора подчеркнул, что вам крайне желательно быть у него в три… - он глянул на наручные часы. – Как раз времени достаточно, чтобы подготовиться. Николай Филиппович поможет вам собрать необходимые материалы, ну а мы будем ждать вашего возвращения.
- Хорошо, да, - Олег поднялся, сделал шаг к двери, и только тут вспомнил про оставшуюся у стола палку.
«Похоже, - подумал он мрачно, - придется привязывать к руке, иначе забуду где-нибудь. Ха, а может быть, Голубов пригласил меня в эту рабочую группу лишь для того, чтобы позлорадствовать, глядя, как я ковыляю?».
Учитывая привычки и характер генерал-майора, такое вполне вероятно.
Прекрасным майским днем…
2.
8 мая 1924 г.
Петроград
В не такой уж большой комнате места хватало для четырех колченогих письменных столов, вдоль стен выстроились огромные, под потолок шкафы, забитые вырезками, плакатами и папками. Два окна позволяли видеть покрытую шифером крышу дома, расположенного на другой стороне улицы, и нависающее над северной столицей одеяло облаков, местами надорванное, так что просвечивала бледная, немощная голубизна.
Небо порой менялось, все же остальное в этой комнате оставалось неизменным все два года, что Олег ходил сюда на работу. Дверь, если посмотреть снаружи, украшала вывеска «Новая Россия: евразийская ежедневная газета», а также партийный герб, черный прямоугольник с белым трезубцем внутри.
Вся редакция помешалась здесь, на Задней улице, на самой окраине.
- Всем привет, - сказал Олег, переступая порог. – Какова погода, а? Неужели весна?
Сегодня прекратились дожди, заливавшие Питер с середины апреля, и вроде бы даже проглянуло солнце.
- Не весна, а обман, - мрачно буркнул Игнат Архипов, редакционный фотограф, заодно и художник на все руки.
Длинный, мрачный и черноволосый, он напоминал унылого, побитого жизнью ворона.
- Давай, заходи, чай будем пить! – замахал руками кругленький и жизнерадостный Севка, на самом деле Всеволод Багров, знающий Петроград досконально, от аристократических салонов до трущобных притонов, умеющий проникать в любые щели, добывать сведения оттуда, откуда их невозможно добыть в принципе.
Репортер на все руки, фельетонист и секретарь редакции.
- Будем, - отозвался Олег, исполнявший в «Новой России» роль главного редактора, а еще отдувавшийся за обозревателя по всем направлениям, от политики до культуры и спорта.
Каждый из них пахал за троих, был многолик, точно индийский бог Шива, жаль только, что жалование им платили, ну когда платили, а случалось это далеко не каждый месяц, по одному на журналистское рыло.
Денег в партии хронически не хватало, и лучшего помещения для газеты питерское отделение ПНР позволить себе не могло. За кипятком приходилось бегать на первый этаж, к коменданту, а чайником они пользовались таким, что им побрезговал бы разборчивый старьевщик.
- Раз будем, тогда раздевайся, - велел Игнат, выкладывая на четвертый, «обеденный» стол батон ситного хлеба.
Чай, сахар, печеночная колбаса, в денежные дни масло – вот и вся роскошь.
Пока Олег снимал плащ и шляпу, Севка крутил ручку радиоприемника, капризного монстра марки «Москва». Тот легко и самопроизвольно сбивался с настройки, соглашался работать далеко не каждый день, когда был не в настроении, то издавал лишь шипение и свист.
Но сегодня поймать нужную волну удалось на удивление быстро, и помещение редакции заполнили сигналы точного времени.
- Бип… Бип… Бип… в Петрограде девять часов! – объявил диктор.
Регулярное вещание на столицу началось в марте этого года, когда в Гребном порту поставили вышку, и за несколько месяцев оно разрослось от единственного вечернего выпуска новостей до десятичасового эфира.
За установку приемника брали три рубля, но сам аппарат обошелся почти в шестьдесят, и Олегу не без труда удалось убедить партийное начальство, что эти деньги стоит потратить. Напирал тогда, что они должны идти в ногу с прогрессом, что радио сообщает новости оперативнее газет, а еще оно способно освещать такие темы, какие пресса благодаря ее формату никогда не потянет.
- Хм, как я вовремя, - сказал он, усаживаясь за стол и пододвигая к себе сахарницу.
Чашки и блюдца у них тоже старые, из сервиза, принесенного из дома Игнатом, ладно хоть скатерть есть.
- В эфире «Последние известия», - продолжила монотонно бубнить «Москва», чей голос сегодня был на удивление чист и звонок. – Президент Алексеев прибыл к местам боев апреля шестнадцатого года под Киевом, чтобы почтить визитом братские могилы…
- А помните, как мы мечтали избавиться от Витте? – буркнул Севка, укладывая на хлеб кусок колбасы, серой и ноздреватой, точно пемза. – И что, ведь избавились, пусть и чужими руками, но зато попали из огня да в полымя! Ладно президент, он у нас для вида, так ведь Коковцов за дело так принялся, что мама не горюй!
Ну да, первый президент Январской республики был настоящим жупелом для всех, кто хотел эту республику уничтожить.
И в сентябре двадцать второго монархисты во главе с прибывшими из Франции великими князьями Кириллом и Борисом подняли гвардию на переворот… Бои в столице и окрестностях продлились несколько дней, но Витте проявил неожиданную твердость, и с помощью оставшихся верными войск подавил мятеж, утопил его в крови, после чего настало время крутых мер.
Зачинщики, естественно, бежали обратно за границу, по полной получили те, кто остался. Славные полки, созданные еще Петром и его ближними наследниками, оказались частью переведены прочь от Петрограда, частью вовсе расформированными, а особый статус гвардии ликвидировали.
Но вот только монархисты Витте этого не простили.
В ноябре на аристократической сходке в Ницце его приговорили к смерти, и девятого февраля двадцать третьего года пули из пистолета князя Юсупова нашли свою цель. Президент умер там же, на Николаевском вокзале, откуда собирался отправиться в Москву, и республика оказалась в жестоком кризисе.
Вот только вопреки надеждам ПНР, она не рухнула, а даже окрепла.
- Это верно, Коковцов тот еще гусь, - сказал Олег, наливая заварки, черной, словно деготь. – Похоже, кончит так же, как Витте.
- Вот это вряд ли, - Севка откусил от бутерброда и принялся с аппетитом жевать. – Прикрывается он президентом, а тот для всех, кроме крайних левых, настоящая икона, на него чуть не молятся…
- Бастовавшие последнюю неделю шахтеры Донецкого бассейна пришли к соглашению с ассоциацией промышленников Екатеринославской губернии, стачка прекращена, будут предприняты меры по улучшению санитарного обслуживания и увеличению заработной платы, - вещало радио.
Олег жевал хлеб, прихлебывал обжигающий чай, и думал о том, что да, Коковцов не менее умен и опытен в государственных делах, чем Витте, но не настолько властолюбив, и намного более гибок. Поэтому той же ПНР его стоит опасаться куда больше, чем прежнего президента, заботившегося в первую очередь о собственной персоне и собственном кармане.