Стихотворения и поэмы - Павел Антокольский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Л. Левин
СТИХОТВОРЕНИЯ
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ
ДВАДЦАТЫЕ ГОДЫ
Как здесь, где петухам лишь впору биться,Вместить равнины Франции? Иль скучитьЗдесь в деревянном «О» хотя бы шлемы,Наведшие грозу под Азинкуром?Простите же! Но если рядом цифрНа крохотном пространстве миллионыИзобразить возможно, то позвольтеИ нам, нулям ничтожным в общей сумме,Воображенья силу в вас умножить.
Шекспир1. НА РОЖДЕНИЕ МЛАДЕНЦА
Модели, учебники, глобусы, звездные карты и кости,И ржавая бронза курганов, и будущих летчиков бой…Будь смелым и добрым. Ты входишь, как в дом, во вселенную в гости,Она ворохами сокровищ сверкает для встречи с тобой.
Не тьма за окном подымалась, не время над временем стлалось —Но жадно растущее тельце несли пеленать в паруса.Твоя колыбель — целый город и вся городская усталость,Твоя колыбель развалилась — подымем тебя на леса.
Рожденный в годину расплаты, о тех, кто платил, не печалься.Расчет платежами был красен: недаром на вышку ты влез.Недаром от Волги до Рейна, под легкую музыку вальсов,Под гром императорских гимнов, под огненный марш марсельез,
Матросы, ткачи, инженеры, шахтеры, застрельщики, вестники,Рабочие люди вселенной друг друга зовут из-за гор,В содружестве бурь всенародных и в жизни и в смерти ровесники,Недаром, недаром меж вами навек заключен договор.
Так слушай смиренно все правды, обещанные в договоре.Тебя обступили три века шкафами нечитанных книг.Ты маленький их барабанщик, векам выбивающий зорю,Гремящий по щебню и шлаку и свежий, как песня, родник.
1920, <1929>Неизвестные солдаты
2. ИЮЛЬ ЧЕТЫРНАДЦАТОГО ГОДА
С полудня парило. И вотПо проводам порхнула искра.И ветер телеграмму рветИз хилых рук премьер-министра.Над гарью городов гроза.Скатилась жаркая слезаПо каменной скуле Европы.Мрачнеют парки. Молкнет ропот.И пары прячутся. И вотТот выстрел по австрийской каске,Тот скрюченный громоотвод.И лиловеет мир, как в сказке.Еще не против и не за,Глядит бессмысленно грозаИ дышит заодно со всеми.Внизу — кровати, книги, семьи,Газоны, лошади… И вотЧерно на Марне и на Висле.По линии границ и водКордоны зоркие нависли.Скосив огромные глаза,В полнеба выросла гроза.Она швыряет черный факелВ снопы и жнивья цвета хаки.Война объявлена.
19243. КУСОК ИСТОРИИ
А океан бил в берега,Простой и сильный, как и раньше.А ураган трубил в рогаИ волны гнал назад к Ла-Маншу.
Под звон цепей, под лязг вериг,В порывах пара, в мчанье тока,От Дувра до ВладивостокаМетался старый материк:
Казармы, банки, тюрьмы, храмыЧерным-черны, мертвым-мертвы.Избороздили землю шрамы —Траншей заброшенные рвы.
Здесь были войны, будут войны.Здесь юноши на первый взглядВполне послушны и пристойны,Они пойдут, куда велят.
Они привыкнут к дисциплине,И, рвеньем доблестным горя,Они умрут в траншейной глинеЗа кайзера и за царя.
В Санкт-Петербурге иль в БерлинеНе спят штабные писаря,Иль железнодорожных линийПоблескивают стрелки зря…Они умрут в траншейной глинеЗа кайзера и за царя.
Куда ни глянешь — всюду тот жеЗловещий отблеск непогод.Век свое отрочество отжил.Ему четырнадцатый год.
<1956>4. МОЛОКО ВОЛЧИЦЫ
* * *Прочтя к обеденному часу,Что пишут «Таймс» и «Фигаро»,Век понял, что пора начаться,Что время за него горой.
Был выпуск экстренный не набран.Был спутан телеграфный шифрС какою-то абракадаброй.И тучи, засветло решивПлан дислокации, дремотноКлубились вкруг его чела.
В дыму легенд, в пыли ремонтовЕвропа слушать начала:Откуда пыль пылит? Иль мчитсяЗа ней гонец? Как вдруг — бабах!..Век знал, что некогда учиться,Знал, что гадает на бобах,Что долго молоко волчицыНе просыхает на губах.
Что где-то там Джоконды кража,Процесс Кайо и прочий вздор,Что пинкертоновского ражаЕму хватало до сих пор
И на бульварный кинофильм,И на содружество гуляк,Что снится ночью простофилямВенец творения — кулак.
Век знал, что числится двадцатымВ больших календарях. Что впредьВсе фильмы стоит досмотреть, —Тем более что нет конца там
Погоне умных за глупцом.И попадет на фронт Макс Линдер,Сменив на кепи свой цилиндр,Но мало изменясь лицом.
* * *В миазмах пушечного мясаРоился червь, гноился гнев.Под марлей хлороформных масокСпал человек, оледенев.
Казалось без вести пропавшим,Что вместе с ними век пропал.Казалось по теплушкам спавшим,Что вместе с ними век проспал.
О, сколько, сколько, сколько всякихЖивых и мертвых лиц внизу!Мы все, донашивая хаки,Донашиваем ту грозу.
Гроза прочна, не знает сносу.Защитный не линяет цвет.Век половины не пронессяЕму сужденной сотни лет.
Он знал, что не по рельсам мчится.Знал, что гадает на бобах,Что долго молоко волчицыНе просыхает на губах.
* * *Бедняк. Демократ. Горожанин.Такой же, как этот иль тот.Он всех нецензурных пустотПочуял в себе содержанье.
Он видел, как статуи славОт львиного рыка ЖоресаВнезапно лишаются весаИ — рушатся, голос пославПотомкам своим. Кто подскажет,Как жить и что делать? Никто?…Он прет, распахнувши пальто,За нацией. Ну и тоска же!
И вот он расчесан, как зуд,И занумерован под бляхой.И вот. Как ни вой. Как ни ахай.Вагоны. Скрипят. И ползут.
* * *Москва. Зима. Бульвар. Черно От книг, ворон, лотков.Всё это жить обречено. Что делать! Мир таков.
Он мне не нравился. И в тот Военный первый годБыл полон медленных пустот И широчайших льгот.
Но чувствовал глубокий тыл Квартир, контор, аптек,Что мирных дней и след простыл, Просрочен давний чек.
И все профессии равно Бесчестны и смешныПред бурей, бьющейся в окно, Перед лицом войны.
<1961>5. МОГИЛА НЕИЗВЕСТНОГО СОЛДАТА