В плену сомнений - Дебора Мартин

До сих пор у него в голове звучали ее слова о том, что она недостойна его внимания. И что же он, глупец, тогда ей ответил? Ах да, он сказал, что это он, может быть, недостоин ее, ведь она занимается честным и благородным трудом. Честным трудом, как бы не так! Весь этот ее честный труд заключается в том, чтобы шпионить в постели за врагами своего отца, соблазнять их своими прелестями.

В ожесточении сжав кулаки, он старался стереть из памяти ее нежное лицо, ее выразительный, полный поддержки взгляд, который он ловил на себе во время выступления, ее шелковистую кожу, ее податливые губы… Будь она проклята! Как может в женщине сочетаться невинность и вероломство? Весь ее вид выдавал в ней невиннейшее существо. Скорее миловидное, чем красивое, лицо Джулианы свидетельствовало о глубоком уме и неосознаваемой ею дотоле чувственности. Она не старалась завлечь его кокетством, показной скромностью, и поцелуй их был исполнен скорее простодушного восторга.

Воган досадливо поморщился: как он мог быть столь наивен, что поверил первому впечатлению? Эта девушка показалась ему ангелом во плоти. А кем она была на самом деле?

Путь его лежал через мост над речушкой Тауи. Рис подошел к парапету и задумчиво загляделся на быстрый бег ее вод. Однажды в глухую ночь здесь, на этом месте, его отец, никогда не умевший плавать, прыгнул с моста навстречу своей смерти.

— Господи, упокой его душу, — прошептал Рис, и тоска по отцу с новой силой нахлынула на него. Если бы месяц назад он мог оказаться здесь, а не в далеком Париже, откуда был вызван срочным письмом, содержащим в себе всего несколько слов, написанных рукою отца: «Сын, я потерял Ллинвидд».

Страдальческий стон вырвался из его груди. Ну почему он не прислушался к тому, что говорила ему интуиция, и по настоянию отца послушно покинул родной кров? Ему ни за что не следовало уезжать отсюда. Но он был еще слишком молод тогда и не смог противиться настойчивому желанию отца дать сыну «образование, достойное дворянина», — сперва Итон и Оксфорд, затем долгие годы странствий.

Обучение проходило успешно и явно пошло на пользу молодому джентльмену, от которого вовсе не требовалось ни участия в ведении хозяйства, ни просиживания над ллинвиддскими гроссбухами. Ему все же следовало предвидеть беду и не оставлять отца одного. Предоставленный самому себе, отец был не способен здраво мыслить и слишком полагался на своего управляющего, не заметившего или не пожелавшего заметить, как катастрофически выросли долги отца.

И пока в Париже Рис изображал из себя послушного сына, днем изучая архитектуру, историю и искусство, а по вечерам засиживаясь в кабачках в компании любивших пофилософствовать приятелей, в это самое время проклятый Нортклифф коварно вынудил отца разыграть его, Рисово, наследство. А потом, в то самое время, когда сын на бешеной скорости преодолевал Ла-Манш, подгоняемым ужасной новостью, с запозданием дошедшей до него, его бедный отец задумал покончить счеты с жизнью здесь, на дне Тауи, от стыда не смея взглянуть в глаза сыну. Рис поспел как раз к тому моменту, когда случайно обнаруженное прохожим тело отца было найдено в реке в милях двух вниз по течению.

— Ну вот, отец… — горестно произнес он, глядя в безжалостные воды реки, — теперь у меня есть то, что ты называл «образованием, достойным дворянина». Разве принесло оно кому-нибудь из нас счастье?

Но ответом ему был лишь заунывный вой ветра над рекой. Рис с ожесточением вцепился в перила моста, не в силах бороться с горечью, переполнявшей его сердце. Пусть они с отцом никогда не сходились во взглядах на политику или на то, как рачительно вести хозяйство, но зато были близки во многом другом. Рис вспоминал, как в раннем детстве, поднявшись на самой заре, ему приходилось сопровождать отца в его регулярных поездках к окрестным фермерам-арендаторам. Он не мог забыть, как мальчишкой боготворил отца, умевшего найти подход к любому, даже самому неразговорчивому, фермеру благодаря своему зычному голосу и неукротимому чувству юмора.

Именно за этим чувством юмора скрывались до поры его природная склонность к беззаботности и страсть к развлечениям, во многом благодаря которым он быстро пристрастился к вину и картам, пирушкам и балам. Пока была жива мать, только она одна умела отрезвлять его и напоминать о долге перед семьей; после ее смерти отец с самозабвением отдался на волю своих природных инстинктов. Хозяйство быстро пришло в упадок, несмотря на все усилия самого Риса, а его продолжительное отсутствие лишь усугубило дело. Теперь же ему понадобится слишком много средств, чтобы привести в порядок расстроенные отцом дела.

Словно молния, его мозг пронзила горькая мысль: не ему, наследнику, поднимать хозяйство! Нынче поместье стало собственностью проклятого жадного до денег англичанина, который лишь выжмет из него еще больше соков.

Стон вырвался из груди Риса, и он с горечью обхватил голову руками.

— В который раз, отец, все приходится за тобой приводить в порядок. — Он устремил свой взор в темноту ночи. — Но я его наведу. Вот увидишь, я обязательно его наведу.

Воган уже побывал у стряпчего, и тот заверил, что у Риса есть шанс выиграть дело о наследовании имения. Упирать следовало на то, что отец его был не в здравом уме, когда отписывал графу Алинвидд, а также основываться на давно ходивших слухах о том, что Нортклифф сплутовал в этом деле. Стряпчий и его помощники уже собрали все необходимые материалы и оповестили графа о том, что Воган-младший заявил свои права на наследство.

Но, вероятно, лорд Нортклифф решил по-своему действовать против Риса — а именно, подослать свою дочь на собрание «Сынов Уэльса», чтобы та взяла на заметку его завсегдатаев. Такие сведения могли бы весьма пригодиться графу для запугивания своего противника.

Ну что ж, кажется, настал час поговорить с лордом начистоту и положить конец его козням. Решено, Рис явится в Нортклифф-Холл, по чести разберется с графом и не позволит ему шпионить за собой и своими друзьями. А если леди Джулиана окажется там, тем лучше. у него найдется, за что и с ней посчитаться.

На следующее утро Джулиана сидела за завтраком и задумчиво мешала ложечкой горячий шоколад. Сегодня она встала позже всех, и причиной тому были злополучное посещение ею тайного собрания «Сынов Уэльса»… и ночь, проведенная без сна.

Оувертон без конца подшучивал над полусонной, невыспавшейся сестрой. Только что вернувшись из Кембриджа, он вместе с братом слонялся по дому и был не в меру любопытен. Но об одном ни один из них не должен был узнать: о том, что их сестру целовал валлиец…

Джулиана задумалась. Приходилось ли ее неуклюжему младшему братцу Оувертону когда-нибудь целовать женщину? Или старшему, Дарси, беседовать с дамой о поэзии? Вряд ли. Ни один из них не обладал столь тонким умом и благородством, какие присущи были Рису Вогану. Им бы чмокать, а не нежно целовать женщину.