Лавка антиквара - Александр Лонс

— Старая и банальная история. Ей что, тысяча лет?

— Гораздо больше. Это древняя притча.

— Видно, что древняя, — согласилась моя знакомая. — Но теперь ритм совсем другой. Вот смотрю на себя такую, как я есть. Пью, курю, гуляю, готовить не умею, убирать тем более, красотой не ослепляю, шило в жопе, ветер в голове аж уши закладывает соседям. Вот ещё планирую открыть для себя прекрасный мир психоделических веществ. Папенька, помнится, когда мы вместе жили, всё меня спрашивал: а чегой-то ты ни с кем не встречаешься? А парень у тебя есть? А почему? И как было объяснить, что я если кому нужна, то лишь на единичный перепихон? Одна надежда, стать хорошим спецом. Хорошей женщины из меня точно не получится. Так и живем. Мне вот думается, что ум и красота в женщине сильно условные понятия.

Разговор получался какой-то тягучий, вязкий и бесполезный, а ведь я собирался поговорить по делу. Мне просто необходимо вытянуть из неё сведения. В результате мы нашли какую-то подходящую фирму быстрого питания, купили себе соку, салатов и тушеного мяса с гарниром. В последний момент взяли по чашечке кофе.

— Стандартная женщина должна быть прежде всего дисциплинированной, — продолжала Сонечка, уплетая купленную мною еду. — А я ведь ещё и честная до отрыжки, благочестивую даму из себя не строю. Сразу предупреждаю кандидата в бойфренды: намучаешься. Была бы мужиком, за мной бы очередь как в первый Макдоналдс выстроилась, но только женщины умудряются полюбить в мужике иллюзорную перспективу. У меня ситуация другая. На мою экспрессивность западают только психи, малолетки и обрыганы. Ни те, ни другие пока нафиг не нужны, а по-другому не получается...

Рассеянно слушая свою бывшую подружку, я старался поймать удачный момент, чтобы перейти к главному, а сам вяло думал, что каждый устраивается в этой жизни как может, и никто не в праве никого за это осуждать. Про Сонечку говорили всякое. Намекали, что она регулярно спит со своим научным руководителем, что он написал ей большую часть диссертации, если не всю целиком. Что все её статьи — это плод усилий руководителя и других его подчиненных. То были слухи, и этим слухам я верил, особенно после того, как случайно встретил Сонечку в Петербурге под ручку с её руководителем в совсем не деловой обстановке. Но девушка она была неглупая, многое умела, и вполне заслужила ожидаемую должность.

— …Ещё послекризисные явления во всем, — продолжала свои мысли Сонечка. — Сначала стало модным одобрять и поддерживать разных извращенцев, как людей с альтернативной сексуальной ориентацией. Потом начали официально признавать права слабоумных — как людей с альтернативной логикой, а шизофреников — как людей с альтернативной реальностью. Им, как и остальным гражданам, дали право заключать сделки, учить детей, избирать и быть избранными. В результате кричат теперь: «кризис, кризис…», а на самом деле, всё заварил Джордж Буш-младший, когда президентом был.

Мне это постепенно надоело:

— А помнишь тот вечер? — сменил я тему. — За месяц до того, как Асмикин погиб? Ты ещё заплаканная от него вышла?

— Конечно, помню! Я как раз начала делать очередную срочную работу, и тут меня вызвал шеф, а потом стал грубо лапать по старой памяти. Я тогда только что поступила в аспирантуру, сидела без денег и послать его прям так сразу никак не могла. Чем там всё закончилось не так уж и важно, главное то, что вдруг ввалился ты со своими служебными проблемами и поломал шефу весь кайф.

— Помню! Ава сам же меня вызвал, представляешь? Забыл что ли? Да, а что у вас там произошло? Почему? У тебя такой заплаканный вид был?

Надо сказать, что до того момента, я вообще не видел реальной возможности довести Сонечку до слёз.

— Оттого и был. Знаешь, что он от меня потребовал?

И тут Сонечка ярко и с подробными красочными деталями рассказала, чего наш общий покойный директор от неё потребовал. В сексуальном плане. Даже при современных свободных нравах это выглядело как-то уж чересчур. Вообще-то я — далеко не ханжа, насмотрелся и наслушался за свою жизнь всякого, но рассказ заставил меня покраснеть. Вернее — так мне кажется, что заставил.

— …и как, по-твоему, я должна была на это отреагировать? — риторически вопросила девушка. — Сначала-то у нас был обычный служебный разговор. А потом он вдруг встал, подошел ко мне вплотную, и начал… Дальше я ему выложила, что думаю по сему поводу, и показала диктофончик. Соврала, что зафиксировала весь разговор. На самом-то деле даже не включала запись. Что потом было! Он так испугался, что чуть не обделался! Умолял запись стереть, принялся меня успокаивать, врал, сволочь такая, что я его не так поняла. Как ещё его можно было понять, интересно? Никогда не видела, чтобы взрослый мужик так унижался. Тогда я запись вроде бы стерла, он потребовал диктофон, проверил его, убедился, что там ничего нет, и сразу же успокоился. А потом принялся мне угрожать. Причем уверял, что надавит на моего руководителя, на ученый совет и меня вообще из аспирантуры вышибут.

— Диктофон говоришь? А зачем тебе?

— Всегда с собой таскала. Привыкла, когда ещё секретарём у Авы работала. Иногда едешь так в метро, или сидишь где-нибудь, и вдруг чего-то важное вспомнишь, или придумаешь. Не на бумажку же записывать? Вот и купила, тогда это показалось вполне хорошей идеей. А как из секретарей ушла, то так и не воспользовалась ни разу.

— Понятно, — кивнул я. — Знаешь, в тот раз наш Ава, как только тебя выпроводил, долго языком чесал: у него, оказывается, возникла гениальная мысль — создать музей при нашей организации. Вот и поручил найти место и способ приобретения экспонатов.  Желательно всех и сразу…

— Это была не его мысль, а моя идея.

— Твоя? — удивился я. — А у всех сложилось впечатление, что именно его. Он даже про тебя не упоминал никогда в этой связи.

— Очень характерно для него — любимый стиль. Сначала просто молчал, потом туманно высказывался, а ещё потом сам решал, что мысль его. Приписывал себе. Но по-другому не получалось, иначе никогда чужую идею не стал бы осуществлять. Загробил бы на корню. Ты что, Александра Викторовича плохо знал? Частный случай бритвы Оккама: не надо искать гениальный замысел руководства там, где всё можно объяснить жадностью и скудоумием.

— Так как же…

— Очень просто. Я ему давно ещё как-то сказала: «а помните, Александр Викторович, была такая тема, сделать музей при нашем институте? По-моему это была ваша мысль, и вы предлагали организовать у нас свой музей истории нашей организации?» Он, разумеется, ничего такого не помнил, но что-то невразумительное помычал, и перевел разговор в другое русло. Я сразу тогда поняла — попался. А через пару месяцев он это выдал за собственную задумку. Выстраданную, выношенную и рожденную в творческих муках. Кстати — знаешь, я же помогала ему заверять завещание у нотариуса. Хитрый был документ, затейливый. В случае насильственной смерти всё имущество переходило нашей конторе, а при естественной — прямым наследникам. Почему-то Ава боялся идти к нотариусу один, вот и потащил меня с собой, как своего секретаря. Только никому об этом, слышишь? Никому не говори!