Книга мечей - Фред Саберхаген

Наконец Марк решил вновь завернуть меч в сырое полотно и привязать к рукояти веревочную петлю. И все равно намучился невероятно: если он вешал сверток на руку, тот путался в ногах и мешал идти; если клал на плечи, как коромысло, то в самом скором времени он начинал ощущать его режущий край даже сквозь несколько слоев полотна и рубаху. Правда, замотав меч так сильно, мальчик лишался возможности сразу же, если понадобится, пустить его в ход. Но вот это-то как раз волновало его меньше всего: Марк не желал им пользоваться как оружием.

Вспоминать о том, как Кенн использовал меч, а точнее, как меч использовал Кенна, было страшно. Деревенских мальчишек никто и никогда не учил фехтованию. В отряде милиции Кенн учился обращению с копьем, с пращой да с луком, а любые мечи (не говоря уж о волшебных) оставались уделом тех, кто жил в манорах и дворцах.

И все же… этот меч был вручен отцу Марка. И вручен насильно, так как даритель был рангом повыше любого из земных правителей.

Боги и богини, они были… кстати, а кто они такие на самом деле? Марк, пораженный внезапной мыслью, так и застыл на месте. Ведь до сих пор, кроме отца, клятвенно уверявшего, что видел бога, никто и никогда больше не рассказывал ничего подобного.

А еще (теперь это вдруг показалось очевидным) Марк не смог припомнить ни одного человека, который завидовал бы сокровищу Джорда. Особенно памятуя о цене, которую тот был вынужден за него заплатить.

В голове у Марка уже царил полный хаос: сегодняшние события, открытия и догадки сплелись в чудовищный клубок, но, несмотря на это, он продолжал свой путь и не забывал чутко прислушиваться — нет ли за ним погони. Марк знал о мече и о том, как он достался Джорду, с раннего детства и всегда принимал это за естественный порядок вещей. До сегодняшнего дня он ни разу не задумывался о том, сколько в этой истории загадочного и страшного. Меч висел на стене между оловянным блюдом и бронзовым подсвечником. Он висел там всегда, и это было так обыденно, что все жившие в доме давно к нему привыкли и вспоминали о нем крайне редко. Гости бывало интересовались: что это, мол, у вас за тряпка на стене? Но, получив правдивый ответ, всегда отказывались ему верить. Зато всяческим изрядно приукрашенным байкам, которые они сами же после разносили по всей деревне, верили гораздо охотнее.

Вулкан сказал, что его имя — Градоспаситель… Вспомнив о «спасении» своей деревни, Марк опять чуть было не заревел. Словно в кошмарном сне или страшилке, проклятие, лежащее на мече, проявило себя и легло на его плечи. Ведь теперь он — наследник. Он остался в семье старшим сыном, ведь Кенн умер… да, он знал, что Кенн умер. И отныне этот меч принадлежит ему, Марку. И с этой минуты он сам должен решить, как им распорядиться… Но главное — унести его подальше от мамы и сестры!

До сих пор думать о том, где же ему спрятаться, Марку было некогда.

Теперь же он, осознав это, вновь чуть не заплакал: надвигалась ночь, а он устал. Так устал, что начал спотыкаться даже на ровном месте.

Пришлось сделать привал. Вскоре мальчик нашел в двух шагах от тропы подходящую полянку. Он уселся на траву и сразу проглотил большую часть своего запаса еды, а потом запил ужин водой из журчавшего неподалеку родничка. От мысли о том, что он зашел так далеко вверх по течению, что уже стали попадаться родники, Марк почувствовал себя совсем разбитым. Он снова вернулся на полянку, сел и понял, что больше не сможет сделать ни шагу. По крайней мере если хоть немного не отдохнет…

Марк проснулся оттого, что на его лицо упал пробившийся сквозь листву лучик солнца. Спросонок он начал озираться в поисках Кенна и звать его, думая, что заночевал в лесу, как не раз бывало прежде, когда они задерживались на охоте. Но стоило его взгляду упасть на завернутый в измаранное кровью полотно меч, как реальность мгновенно и жестоко напомнила о себе. Он так резко вскочил на ноги, что вспугнул всех птиц с кустов. Марк прислушался: птицы молчали, и тишину нарушало лишь журчание родничка. Пока ничего похожего на звуки приближающейся погони слышно не было.

Марк доел все, что у него оставалось, как следует напился родниковой воды и хотел уже тронуться в путь, как, повинуясь какой-то неясной мысли, присел и стал разворачивать сверток. Какая-то часть его сознания очень хотела еще раз рассмотреть клинок и если не раскрыть его секрет, то хотя бы понять, почему вчера он вызвал у него такой ужас.

На клинке по-прежнему не было ни пятнышка ржавчины, а полотно уже окончательно высохло. Ну и как он понесет его сегодня? Если меч упереть в землю, то его рукоять достает ему до ребер. Нет, он слишком длинный, чтобы нести его за рукоять, и слишком острый, чтобы… И вдруг Марк застыл, уставившись на вившийся по черному эфесу белый узор. Он сразу вспомнил мирные вечера дома: как он засыпал под скрип мельничных колес и как иногда перед сном отец позволял мальчикам снять сверток со стены и в его присутствии разглядывать меч сколько угодно. Они нередко гадали, что может означать та или иная деталь рисунка. Даже мама участвовала в этих играх. Но отец — никогда. Он вообще никогда не говорил о мече, даже в эти тихие семейные вечера. Только сейчас до Марка дошло, что от самого Джорда о том тяжелом испытании, благодаря которому этот странный для мельника предмет оказался в их доме, он не слышал ни слова. И понятия не имел, как это все произошло: как и чем Вулкан отрезал отцу руку, и как все это объяснил, и что сказал напоследок. Марк всегда запрещал себе об этом думать или даже пытаться представлять. Извивавшаяся по рукояти ломаная линия напоминала ему больше всего зубчатый край крепостной стены. Возможно, даже осажденного города. Марк не раз слышал о городах, возводивших подобные защитные стены, но до сих пор ни разу не видел их своими глазами. Замки — это дело иное. Любой видел замок хотя бы раз в своей жизни.

У меча было имя — Градоспаситель. И там, на рукояти, над абрисом крепостной стены было изображение чего-то очень похожего на лезвие меча. Словно кто-то воздел сияющий клинок над обреченным городом…

Тут Марк был вынужден дать сам себе пинок: сколько ж можно стоять и пялиться на это барахло? Да хоть все на свете боги его ковали, он не может тратить целый день на то, чтобы разбираться в его тайнах. Быстро запеленав меч в полотно, мальчик снова двинулся вверх по течению реки.

В то утро нежеланная ноша не раз и не два сбивала Марка с шага, а полотно и веревочная петля то и дело цеплялись за окружавшие тропинку кусты. Вот тогда ему впервые за все время бегства пришла мысль: а зачем тащить эту тяжесть с собой? Почему бы не бросить его где-нибудь и забыть? Ведь для этого достаточно найти хороший омут или водопад: здесь, в верховье реки, их — пропасть. Да, соблазн был велик, но вскоре Марк все же отказался от этой идеи. Спрятать такой меч было гораздо сложнее, чем закинуть куда-нибудь сломанный нож. Пока что он не знал, точнее, не позволял себе думать о том, как в итоге распорядится своим страшным наследством, но он понимал, что просто так от него не избавишься. Кроме того, Марк сам частенько наблюдал действие заклинаний поиска, накладываемых их сельским знахарем: если даже этот старикашка легко находил обручальное кольцо в колодце или золотую монету в стоге сена, то надеяться на то, что Марк сумеет спрятать волшебный меч от колдуна, который работает на самого герцога, — просто смешно.