Девушка с полотен Тициана - Эмилия Остен

На предложение Джулианы помочь благоустроить дом Бетси отозвалась без особого энтузиазма.

— Это же фермерский дом, — заявила она. — Тут все прочно и без изысков.

— Я понимаю. — Джулиана и Бетси были на кухне, где экономка готовила обед. — Но мистер Форд — богатый человек и ведет дела с богатыми людьми. У солидного джентльмена должно быть солидное окружение.

— Да, вы правы, мисс, — уступила Бетси. — Но нам предстоит столько работы, что подумать страшно. А ведь на мне еще и готовка для стригалей!

— Ты готовишь на целую толпу здоровых мужчин? — Джулиана до сих пор так и не осознала толком этого факта. Она, кажется, привыкла совершенно к другому раскладу. — И тебе никто не помогает?

— Почему не помогают? — вздохнула Бетси. — Помогают двое мальчишек-полукровок и старик Тук. Рубят дрова, носят воду, режут скотину.

— Бетси, в любом приличном доме на кухне работают несколько человек. А ведь кормят они не такие толпы. Удивительно, как ты справляешься.

— Я работы не боюсь, — пожала плечами Бетси. — Только вот с уборкой и переделкой никто нам с вами помочь не сможет.

— Наверняка среди стригалей и пастухов есть умелые парни.

— Есть, но они освободятся не раньше чем через три недели. Стрижка овец близится.

— Тогда у нас есть время все отмыть и устроить так, чтобы ты больше руководила домом, а меньше работала, — заметила Джулиана.

— Матушка мистера Джейми сама готовила и убирала, пока не слегла, — ударилась в воспоминания экономка.

— Мир меняется. Увидишь, насколько все станет легче, если взяться за дело с научным подходом, — оптимистично провозгласила Джулиана.

— Вам виднее, — кивнула Бетси. — В этом доме давно не было хозяйки, а мужчины быстро дичают без женской руки. Только…

— Что?

Выражение лица экономки было кислым донельзя.

— С этого все и начинается: вы перебираете простыни в его доме, а потом…

— Ах, Бетси! — вздохнула Джулиана. — Поверь мне, я просто хочу хоть чем-то отблагодарить за помощь и гостеприимство. Это все. Никаких непристойностей.

— Я видела! — мрачно прошептала Бетси. — Я видела эту тьму в его глазах. Он хороший человек и истинный джентльмен, но мистер Джейми… он мужчина, и этот темный огонь овладеет им. И вы обожжетесь. Или сгорите. Оба.

Джулиана вздрогнула и замерла, едва дыша.

Она чувствовала, как его пальцы прикасаются к ней, ладонь скользит по ее коже, вызывая во всем теле безудержную дрожь. И хочется, чтобы так было всегда. Хочется быть здесь — в этой комнатке с наглухо закрытыми окнами, чтобы ни один лучик дневного света не прорвался, чтобы только свеча, освещавшая двоих на кровати, была источником света…

— Джулиана…

Его шепот, быстрый, отчаянный какой-то. И она выгибается ему навстречу, готовая полностью себя отдать, вместе с бессмертной душой, если он попросит. Ей кажется, что она горит; это пламя ночи, черное пламя. И вместе с тем — очищающее и обновляющее: в нем она будто рождается заново, хотя мнится, что сейчас рассыплется пеплом…

— Джулиана!

Она тоже выдыхает имя. Чье? Какое? Она не помнит, позабыв уже через долю мгновения. Сейчас самое важное — не его имя, а какой он. И то, что он с ней, здесь, навсегда. Навсегда, растянутое в минуты, в отчаянный стук двух сердец, в губы, смятые поцелуем. Тот, кто рядом, целуется так, что у Джулианы кружится голова, и ей кажется, что вокруг пляшут призрачные тени, а под веками распускаются бархатные, агатовые, невиданной красоты цветы.

— Джулиана…

Она ловит его шепот на своих губах, чувствует горячее дыхание, которое смешивается с ее собственным. И никто ей сейчас не нужен, и ничто, только он, и его прикосновения, тайные знаки в темноте, ощущение полного, неразрывного бытия…

— Что с вами? — Бетси подхватила пошатнувшуюся Джулиану под локоть и усадила на скамейку у стены. — Я что-то не то сказала?

— Нет, Бетси. Просто мне на мгновение показалось, что я что-то вспомнила. Но теперь уже ничего… ушло.

Экономка обеспокоено покачала головой и отошла к плите, чтобы налить Джулиане чаю. Она возилась там с чайником и кружками, тихо позвякивая и бормоча что-то себе под нос.

Джулиана прижалась затылком к бревенчатой стене и закрыла глаза. На самом деле она отчетливо помнила то, что только что ярко и обжигающе возникло перед ее мысленным взором. Воспоминание? Она знала тот темный огонь, о котором говорила Бетси, она уже прикасалась к нему, горела, но не сгорала. Прикосновения рук того мужчины, того незнакомца, чье лицо она так и не рассмотрела, и сейчас ощущались на коже раскаленными печатями, губы саднило от призрачных поцелуев, а сердце билось так, что Джулиана едва могла дышать.

Бетси сунула ей в руки чашку теплого чая с молоком и озабоченно прикоснулась ко лбу Джулианы.

— Жара вроде бы нет. Но вы словно бредите.

— Уже все прошло. Не волнуйся.

В открытую дверь кухни вошел пастух и склонился над бочкой с водой, чтобы умыть лицо и руки. Выгоревшие белые штаны облегали его бедра как вторая кожа, а сильно полинявшая голубая рубаха вся просолилась от пота. Высокие коричневые сапоги выглядели слишком новыми и дорогими для всего остального. Джулиана с невероятным удивлением поняла, как она рассматривает пастуха. Мужчина выпрямился и откинул с лица мокрые светлые волосы, мышцы спины бугрились под тонкой тканью рубашки. Он повернулся, и Джулиана едва не вскрикнула. Это был Джеймс Форд собственной персоной. Если в первый вечер в этом доме Джулиана сомневалась, прилично ли сидеть за столом с мужчиной в рубашке без жилета, то теперь… Теперь мистер Форд выглядел еще более неодетым, чем тогда. Штаны больше подчеркивали, чем скрывали, а рубашка была расстегнута почти до самого широкого кожаного ремня, опоясывавшего… ну, назвать это талией — покривить душой; гораздо ниже талии. Дорожка рыжеватых волос сбегала по загорелой груди и скрывалась под ремнем. Джулиана поймала себя на том, что явно и беззастенчиво рассматривает массивную серебряную пряжку этого самого ремня.

Все утро Форд помогал гуртовщикам сгонять овец в корали. Глупые комки шерсти не желали подчиняться, но в итоге удалось почти без потерь собрать большую часть стада в нужном месте. Когда они закончили, Форд залпом выпил целую флягу прохладной родниковой воды, а потом обернулся и увидел, что за кустами стоит Кинг Джон. Вождь местного племени вурунджери, он появлялся, когда хотел, исчезал без следа и никогда и ни с кем, кроме Джеймса (а раньше его отца), не разговаривал. В детстве отец предусмотрительно научил Джейми языку вурунджери, так что тут проблем не было. В отличие от соседей Форд никогда не притеснял аборигенов, не вмешивался в их дела и не прогонял со своей земли. Кажется, такая политика была взаимовыгодной. Кинг Джон, хоть ничем и не проявлял своих чувств, тепло относился к глупым белым людям, а Джеймс считал его своим другом. И было отчего: неприятностей аборигены не доставляли, особого внимания не требовали, жили по своим законам, которые Джеймсу не мешали совсем. Зато пользы от них было много.